Покоритель чёрных дыр
Шрифт:
А Витюша знай себе дальше читает. Слова бессмысленные, но слушать их почему-то страшно, он даже сам иногда вздрагивает, а про дыровиков и говорить нечего.
— Не надо дальше, — кричат. — Мы все вернем, только до конца не читай.
Видно, в конце для них самая жуть и заключалась.
— Очень хорошо, — говорит Витюша, — отдавайте. А я пока еще почитаю. На всякий случай.
Не любил он бросать дело на середине.
Потрясли дыровики своими мешками, из них бочки посыпались, подарки… Время все ему вернули.
— Хватит уже, — говорят. — Не читай дальше. Больше нет ничего.
— Нет, — отвечает Витюша, — еще не все.
Повращали они глазами, поохали, стали отдавать то, что раньше наворовали. Арбузы аккуратной кучей сложили, рядом прибор ценный и еще разные мелочи, о пропаже которых Витюша даже не подозревал. А он все равно читает. Медленно, с выражением.
— Время, — говорит, — отдавайте, что в прошлых рейсах награбили.
На дыровиков смотреть жалко. Обвисли, шатаются, на ногах еле держатся, к стенке жмутся.
— Не можем мы, — стонут, — то время тебе отдать. Мы его уже истратили.
— Ну что ж, — говорит Витюша. — Истратили так истратили. У меня еще два абзаца осталось.
И читает дальше.
Один дыровик упал, похоже, умирать собрался, а другой пошаталсяпошатался, да как завопит из последних сил:
— Только конец не читай! Что угодно, только не это! Ну хочешь, мы тебе самое сокровенное желание исполним?
— Одно? — морщится Витюша. — Вас же двое.
— Хорошо! Два!
Но Витюша во вкус вошел.
— Мало, — говорит. — Исполняй все, тогда посмотрим.
— Грабишь ты нас, — стонет дыровик.
— Дело ваше, могу и без этого обойтись.
И Витюша снова подносит бумажку к глазам, чтобы последний абзац прочитать. Тогда тот, умирающий, открывает один глаз и шепчет второму своим умирающим голосом:
— Соглашайся.
И второй соглашается.
— Хорошо, — говорит, — читай назад с того места, где остановился, а то сил никаких не осталось.
Витюша с сомнением крутит головой.
— Секундочку! Сначала обговорим условия. Какие желания выполнять будете?
— Я же сказал, самые сокровенные.
— А какие именно?
— Откуда я знаю? Может, ты и сам о них не подозреваешь. Читай скорее назад.
— Очень похоже на надувательство, — морщится Витюша. — А простые желания, которые вслух, можете исполнить?
— Нет, — отвечает дыровик. — Мы только насчет сокровенных.
— Что ж, — говорит Витюша, — сокровенные так сокровенные.
И читает, как ему было сказано. Ожили дыровики, развеселились, дождались, когда чтение окончится, из мешков палочки достали и начали чертить в воздухе огненные знаки, непонятные, но страшные.
— Вот и все, — говорят, — мы твои желания исполнили.
— Где же они? — Витюша оглядывается по сторонам. — Ничего такого не вижу.
— Возвращайся на базу — увидишь. На прощанье тот, который покрепче, сказал:
— В следующий раз, на встречу с тобой, мы броню от заклинаний надевать будем. И вообще соблюдать технику безопасности.
— Это сколько угодно! — смеется Витюша. — Следующего раза не будет. Я на этой трассе последний рейс делаю.
Дыровики вежливо посмеялись вместе с ним и сгинули.
Возвращается Витюша домой и узнаёт, что в его жизни произошли некоторые перемены. Без дыровиков тут, конечно, не обошлось, только вот не знаю, сокровенные это желания или просто его надули. Судите сами.
По просьбе мордовитян Заковранов сделал Витюшу их постоянным трассером. Это как — сокровенное? По Витюшиному виду нельзя было сказать, что он сейчас запрыгает от счастья. Наоборот, сердился, топал ногами, кричал, что вообще уйдет с фрахтовки, много чего кричал. А потом остался. Привык и даже доволен. И вот по каким причинам.
Во-первых, потому что теперь он от Заковранова практически не зависит, а это для Витюши уже много. Теперь он сам себе Заковранов. И шляпу носит, как у него, — горшком и, по слухам, не прочь отрастить животик, только на Шестой не очень-то разжиреешь, и зовут его теперь не иначе, как Виктор Сергеевич.
Во-вторых, потому что теперь дыровики ему лучшие друзья. Когда он пролетает мимо, те собираются в пультовой и дружно ему аплодируют. А Витюша машет им ручкой и говорит приветственные слова.
И, в-третьих, вдоль трассы на весь район сияет плакат длиной в двадцать четыре парсека: