Покой
Шрифт:
Да и был ли действительно отравляющий потенциал? Когда она охотилась, использовала лишь физическую силу: была кмс спорта по дзюдо. Это, конечно, было не очень разумно: какой бы сильной для девушки она не была, вооруженный мужчина завсегда её одолеет. Она в это не верила – и поплатилась. Главе пришлось лично добивать неубитый ею потенциал и проводить двойные похороны.
История умалчивает природу отношений между главой и Крушиной: известно, что она была одним из первых найденных им потенциалов, и что при всей невыносимости характера она беспрекословно подчинялась главе.
У меня из близких не умирал, поэтому не знаю, что сделала бы, если вдруг появился
Но перенести с собой потенциал в другое тело – разве это возможно? Потенциал обычно связан с физиологической особенностью тела: замедленный метаболизм, как у меня, сверхвыносливость Камэла, нюх Рея – это физиологические проявления потенциала. Тип потенциала Крушины тоже считался физиологическим, но если принять за потенциал свойство души, ауру, вполне возможно, что сейчас, в новом теле, проявится потенциал Крушины…
«Аура», блин. Очнись, что ты несёшь?
Нарочито сердито – пусть не считает победу лёгкой – вопрошаю:
– Почему ты думаешь, что она в этом теле? – чудо, истинное чудо, если так, как он говорит. Я не верю в чудеса. – Её потенциал как-то проявился?
– Я, конечно, не святой, – озорная ухмылка главы выстреливает, я больше не могу сопротивляться, – но и до доктора Менгеле мне далеко. Чтобы проверить потенциал, нужно поставить чью-то жизнь под угрозу. Поэтому, – глава пристально смотрит на меня, предупреждая порыв возмущения, – только тебе, – взгляд его перемещается на живот, потом опять в глава, – можно поручить это задание.
Я молчу. То, что предлагает глава – разумно, и в рамках нашего соглашения. Но вся эта история с Крушиной довольно мутная: не хочется ввязываться.
– Доказательств, что это – Крушина, действительно нет. Только вот, – глава ухмылка преображается: азарт соседствует с горечью, – едва я к ней приблизился, она попыталась меня убить.
Просто прекрасно: не отравит аурой, так с кулаками накинется.
Что ж, и это не расходится с рассказами, похоже на неё. Крушина не вылезала с охот, и от того слегка помешалась: хотела больше и больше, без сна и отдыха. Чтобы исправить это, незадолго до смерти к ней прикрепили напарника, чтобы снизить уровень напряженности, но было уже слишком поздно. Она постоянно думала, что в неё, в её силу не верят, что к ней приставили человека, который должен будет её заменить, что хотят от неё избавиться – и от того работала еще больше, прикладывала ещё больше усилий, чтобы доказать свою пользу. От образовавшегося перенапряжения она всё больше ошибалась – и так по витку. В день, когда умерла, она отправилась на охоту одна, потому что дошла до ручки: желая избавиться от надоевшего ей «хвоста», она ножом пробила предплечье своего напарника насквозь, пригвоздив к стене.
Если уже тогда она головой тронулась, то какой же она вернулась сейчас, в другом теле?..
«Другом теле».
Ты только послушай себя! Поверила в существование души, ауры? В способность души захватить чужое тело? Даже звучит абсурдно. Кроме слов Ё-ны и голословных предположений главы никаких подтверждений этому нет.
Да и какая разница, Крушина там или кто? Мне осталась тут пара месяцев от силы: я могу эту пару месяцев и дальше скакать по горящим помойкам, либо мирно сидеть в палате, где сухо, тепло и обед по расписанию. О чём тут думать?
Одна – моя – часть предчувствовала возможность выполнять легкую работу и хоть какое-то время не охотиться: и от того радовалась, другая – не моя часть – испытывала лишь раздражение и скуку.
Встаю со стула и направляюсь к двери.
– Мне нужно время перенести вещи в изолятор. Распорядись насчет всего.
Авионика
Мир вокруг не похож на привычный мне.
Здесь никогда не видно солнца. Небо может быть и голубым, и затянутым причудливыми облаками; бывают звёзды – огромные и как будто более близкие. Здесь бывает и день, и ночь, но солнца никогда не бывает.
Все цвета выглядят иначе: есть и яркие, сочные, и тусклые, приглушенные оттенки, которых я раньше не различала.
Я вижу множество мест, в которых никогда не была: маленькие курортные городки с начинающими ветшать домами, деревеньки с высокими дощатыми заборами, глухие чащи лиственниц и каменный мост через горную реку с прозрачной водой.
Я вижу множество незнакомых лиц, у этих незнакомцев незнакомые мне голоса и одежда.
Многие поступки, что я совершаю здесь, совершенно мне не свойственны: ходить по улице, завернувшись в одеяло, дерзить в ответ нахамившим мне людям, переплетать свои пальцы с рядом стоящим незнакомым парнем – и всё кажется нормальным, ничего не смущает.
Я отчетливо понимаю, что сплю.
Меняются места действия, обстановка, сценарий, и я вновь нахожусь в центре событий.
Раз за разом, раз за разом, снова и снова.
И не могу проснуться.
Иду босиком по влажной грязи и ощущаю теплую, жирную землю, просачивающуюся между пальцами ног; мерзну, когда меня обливают холодной водой; чувствую тепло, если кто-то обнимает до меня. Мне хочется умыться, если я шла по пыльной дороге; мне становится страшно, если сумерки сгущаются, а я в незнакомом месте; я смеюсь, если кто-то из действующих лиц шутит, но – как с солнцем – никогда не плачу. Если ем, никогда не чувствую вкуса, у меня не стираются ноги от многочасовой ходьбы и нет боли, если я ударяюсь.
Я ясно осознаю, что сплю. Но, как бы ни хотела, я не могу проснуться.
Сколько это продолжается?
Сюжеты случайным образом обрываются и начинаются, меняются места, лица, роли: и я снова действую по сценарию, сгенерированному для меня.
Сколько я уже сплю? День? Два? Неделю?
Раз за разом, сюжет за сюжетом.
Почему я так долго сплю? Что было до того, как я уснула?
Не могу вспомнить.
Попадая в новую ситуацию, я становлюсь другой. Я понимаю, кто я для этих людей, что происходит в ситуации, начинаю подыгрывать им, играю свою роль. Помню, что была и подругой, и возлюбленной, и сообщником, и попутчиком, и жертвой… Помню, как помогала людям и спасалась от них, помню, как пыталась решить чьи-то проблемы и создавала еще большие, помню, как искала что-то и как пряталась. Все как в жизни, только жизней много и каждая из них – не моя.
Моя жизнь – другая. Я – Ника, от полного «Авионика»: такое имя дали мне родители – фанаты самолётов и приколов.
Мне двадцать лет. Я учусь на втором курсе.
Кстати, я занятия не проспала? Ладно, раз всё равно проснуться не могу, потом наверстаю. Если проснусь.
Если бы я так долго спала дома, мама бы заметила. Значит, я не дома.
Последнее, что могу вспомнить о реальности: полумрак, тепло, и меня клонит в сон.
Точно. Я, наверное, на занятия уехала.
Мы что, попали в аварию?..