Покойники в доле
Шрифт:
– Ну, так что это за намеки на «дона Макинтосио»? Объяснитесь же, черт возьми вашу светлость!
– А как еще, по-вашему, я должен понимать этот испанский костюм и ваш цветущий вид? – спросил Эльсвик, снова наливаясь раздражением. – Похоже, вы не слишком страдали в плену? А что вы щуритесь, Мак-Кент? Правда глаза колет?
– Стоило бы тебе как следует врезать, щенок, чтоб мозги на место встали, – задумчиво произнес шотландец, разглядывая похудевшее, сожженное солнцем мальчишеское лицо с ранними морщинами у глаз. – Однако не могу. Наверно, внутреннее благородство мешает.
– Хозяйке? – переспросил Эльсвик.
– Мисс Нортон, – пояснил шотландец.
– Благодарение Всевышнему, Ирис не увидела этого позора. Она умерла.
– Да? – со странной интонацией переспросил капитан и развернулся к юноше. – Вы видели, как она умирала? Вы закрыли ей глаза, сложили руки на груди? Вы слышали, как священник прочел над ней молитву, вы стояли рядом, когда заколачивали гроб?
– Я… Как вы смеете, Мак-Кент, – возмутился Эльсвик, – испанцы на моих глазах привязали ее к доске и бросили в море.
– Живую? Или мертвую?
– Живую, но не хотите же вы сказать… Или… Мак-Кент, вы хотите сказать?..
Эльсвик метнулся вперед, вскочил, рухнул на колени, схватил капитана за плечо и так сдавил его, что шотландец крякнул.
– Потише, милорд. Вы меня растерзаете в порыве радости. Ничего не имею против, я тоже был чертовски рад, но…
– Бога ради, Мак-Кент, неужели ее спасли?
Молящий взгляд мальчишки тронул Мак-Кента.
– Ну, – протянул Харди, – когда я ее видел месяц назад, она выглядела очень даже неплохо для утопленницы. Эй, милорд… Эй, сынок, что с тобой?
С Эльсвиком и вправду творилось что-то невероятное. Весь мир, с его цветами, звуками и запахами обрушился на него, грозя раздавить.
– Харди, прошу вас, – пробормотал Эльсвик. – Если это шутка – то слишком жестокая, а если правда, то она слишком невероятна. Я… Господи, да что же вы молчите, Харди? Она жива? Она в Англии?
– Боюсь, что нет, – Мак-Кент вздохнул и вытянул ноги, щурясь на солнце. – Она исчезла в районе Испанского Мэйна. Мисс Нортон отправилась туда одна. На свой страх и риск. Сразу после нашей встречи на Санта-Катарине.
– На Испанских территориях? – опешил Эльсвик. – Клянусь честью, она безумна. После того, что она натворила на фрегате?! Если она до сих пор жива, то в тюрьме. Или в руках инквизиции. Она же протестантка. И тверда в вере, насколько я знаю. Господи, да о чем же она думала?
– А ты не догадываешься, сынок? – спросил Харди, не глядя на графа, в голосе его звучала горечь пополам с насмешливой жалостью. – Она искала тебя, Джордж. Так-то.
Матросы поставили дополнительные паруса и «Долорес» ощутимо прибавила хода. Капитан торопился.
Жаркий день сменила вечерняя прохлада. Постепенно жизнь на корвете замерла, лишь резкий звук корабельного колокола, отбивавшего склянки, да иногда отрывистая команда с мостика напоминали о том, что пленники, прикованные к мачте не одни на корабле. Графу не спалось.
– А что произошло этим утром? – спросил, наконец, Эльсвик.
Мак-Кент долго молчал, потом невесело усмехнулся.
– Дик Вольнер. Ты его помнишь? Он повторил твой подвиг, Джордж. Поджег трюм. Бедного парня высекли так,
Харди выразительно звякнул цепью и рассмеялся. Негромко и невесело.
– Расскажи мне все по порядку, – попросил граф. – От самого начала до сегодняшнего дня. И про Ирис. Какая она была, когда ты ее встретил?
– Красивая, – отозвался Мак-Кент в темноте. – Еще красивее, чем раньше. Ты не узнаешь ее, сынок. Она стала настоящим чертом в юбке. Послушай-ка, Джордж. Ты здесь вроде как старожил. Научи-ка старого морского волка, как тут спят.
– Где она может быть? – вслух подумал Эльсвик, – если не в Испанской тюрьме…
– Где-то на Эспаньоле, – отозвался Мак-Кент, устраиваясь на ночлег. – Во всяком случае, та шхуна, на которой она улизнула, направлялась сюда. А, может быть, и нет. Этот Джеймс Рик – толковый капитан. Уже после того, как мы сошли на берег, он кое-что припомнил. Кой-какие разговорчики этого Керби и его щенков. И назвал еще одно место: Золотой остров.
– Золотой остров? – встрепенулся Джордж. – Что это за остров такой? И причем тут, ради всего святого, Джеймс Рик?
– Золотой остров, – пробормотал Харди в полудреме и широко зевнул, – это, сынок, такой остров, где много-много золота. А может, и не так уж много. Может, там его и вовсе нет.
– А причем здесь Джеймс Рик? И почему его интересует Ирис? Харди?
Но Мак-Кент уже спал, привалившись к мачте широкой спиной, и даже похрапывал.
Дни, проведенные на цепи, не отличались разнообразием. Солнце с утра жгло грудь, а во второй половине дня пекло затылок. За бортом тихо звенела вода, рассекаемая острым форштевнем «Долорес», прямо над головой, закрывая полнеба, выгибался грот. Ветер давил в него с легким, чистым свистом и старая сосна отзывалась ему на своем языке. Они были давние знакомые – сосна и ветер. Она помнила еще родной бор, теплый летний полдень, запах нагретой хвои и сестер – ровных, прямых, высоких, словно на подбор. С одной из них она так и не рассталась. Та стояла чуть ближе к носу и гордо несла фок.
Бывший капитан стремительно оброс рыжей разбойничьей щетиной и на удивление быстро освоился. Он целыми днями травил матросские байки, и граф, почти против воли, стыдясь самого себя, краснел и покатывался со смеху. Во время завтрака (он же обед, полдник и ужин) Мак-Кент с видом заправского аристократа нюхал еду и, брезгливо фыркнув, учинял матросу разнос. Тот, не зная английского, понять ничего не мог, но в долгу не оставался никогда и отвечал шотландцу серией отборных испанских ругательств. Заканчивался диалог обычно обменом непристойными жестами, которые молодого Эльсвика и коробили, и веселили. Потом веселье как-то внезапно иссякало, и наваливалась дикая, почти неодолимая тоска, от которой хотелось выть волком и царапать палубный настил, сдирая ногти с белых от напряжения пальцев. В такие часы пленники не разговаривали и даже не глядели друг на друга.