Покойся с миром
Шрифт:
Таков был ее рассказ — в сущности, единственная дополнительная информация, которую мне удалось получить о своем бывшем партнере.
Лично мне реальными кажутся только два варианта. Первый: люди из «Рыбы» каким-то образом пронюхали о плане. Может быть, Карл проговорился, напившись. Они позволили ему добраться до моего дома и убили его там или привезли его туда и убили, оставив труп в качестве предостережения на тот случай, если мы с Карлом предварительно обсуждали этот план и я попытаюсь осуществить его в одиночку. Мысль о возможности такого варианта заставила меня несколько недоверчиво относиться к моим «рыбным» конкурентам, я даже не попытался связаться с художниками, список которых передал мне Бруно. Может быть, я зря это сделал, поскольку возможен еще один, даже более мерзкий вариант.
Способен ли был Коллинз (при условии, что ему нужен был именно я — а нужен был
Я помнил также об анонимном звонке в полицию, который пробивал брешь в моей теории и укреплял основанное на косвенных уликах дело против меня. Кроме того, не следовало забывать о якобы существовавших отпечатках пальцев на оружии.
Впрочем, меня не очень интересовало, какой вариант был правильным: воспользовался Коллинз ситуацией или сам ее создал. Он обошелся со мной не менее бездушно и цинично, чем Моралес, и, так же как Моралес, ошибся. Он предположил, что, когда все закончится, я, если останусь в живых, не смогу освободиться от груза тяжелых воспоминаний и привыкну носить этот груз, жить с ним, поскольку пойму, что ничего другого не остается. Он был бы прав, если бы я играл по его правилам. Коллинз и Моралес представляли собой сегмент общества, который, если подвергается нападению с использованием разрешенного этим обществом оружия, оказывался защищенным бесчисленными слоями закона, бюрократии, лжи и отговорок. В своих дворцах они чувствуют себя в совершенной безопасности, абсолютно уверены в том, что обладают защитой от любых нападений в пределах правил игры, и при этом считают, что сами могут нарушать эти правила.
Рано было об этом думать, я хотел как следует отдохнуть, не привлекая к себе внимания, переместиться из людской памяти в забвение, но эти фигурки, любовно вырезанные из дерева руками забитых туземцев, чьих братьев Моралес расстрелял с такой же легкостью, с какой человек сбивает палкой цветок маргаритки, напомнили мне еще об одном моем обещании, выполнение которого зависело от того, удастся ли мне остаться в живых при встрече с этим негодяем.
Коллинз, вершитель судеб маленьких людей, Коллинз, принимающий решения, которые могли убить или покалечить полмира или полквартала, иногда ради достижения благородной цели, иногда без всякой пользы, мы с тобой неразрывно связаны, мы — братья. Мы оба понимаем, что помимо победы, поражения и патовой ситуации существует еще одна возможность закончить шахматную партию. Мы оба знаем, хотя этого не записано в правилах, что игрок всегда может сбросить доску со стола и задушить соперника.
Еще не настал день возмездия, и у тебя еще есть время для охоты на людей, тайны и власть, есть время и для жизни с претензией на благородство, в соответствии с изречением Аристотеля о том, что лучшее место для насилия — закулисье, где ты его не видишь.
Отдыхай. Отдыхай пока. Я отдыхаю, и ты можешь расслабиться.
Послесловие
Я весьма признателен предоставленной мне возможности еще раз выразить публично восхищение моим отцом и его работой. Роджер Желязны широко известен как писатель, работавший в жанре фэнтези и научной фантастики, но его интересы распространялись на оба мира, как реальный, так и воображаемый. Он был ненасытным читателем, часто читал восемь-девять книг одновременно, как художественных, так и научных. Мои детские воспоминания связаны со многими его увлечениями, такими как отпирание замков отмычками, коллекционирование ножей и игральных карт или умение за кратчайший срок выпутаться из смирительной рубашки (лучший результат — около трех минут). Для меня стало неожиданностью, когда его агент Кирби Маккоули сообщил мне, что обнаружена эта рукопись.
Неожиданностью, но не потрясением.
Дин Кунц как-то сказал об отце: «Роджер Желязны — писатель-фантаст, но он мог бы написать все, что захотел». В этом мистер Кунц совершенно прав. Отец как-то обмолвился, что его истинной страстью является поэзия, за которой следует научная фантастика. Он также посоветовал мне прочитать по
Сюнрю Сузуки [22] написал: «У сознания начинающего — много возможностей, а у сознания знатока — лишь несколько». По-настоящему великие писатели знают это. Они просеивают ментальный хлам, переполненный возможностями, которые давно перестали быть таковыми, пока не наткнутся на эти «несколько». Они рассматривают возможность, анализируют ее. Сюжет, персонаж, абзац, отдельное предложение, как правило, отвергаются, если они хотя бы отдаленно что-то напоминают. Писатели используют массу источников, но прикладывают максимум усилий, чтобы никому не подражать. Великие писатели находят жанр и стиль, наиболее пригодные для изложения родившихся в их головах историй. В крайнем случае писатель может сам создать и жанр, и стиль.
22
Сюнрю Сузуки (1904–1971) — священник сото-дзен, философ, популяризатор дзен-буддизма в США.
Роджер Желязны не мог писать исключительно научную фантастику, точно так же как Джеймс Кэгни не мог сниматься только в гангстерских фильмах. Никто не может заниматься одним и тем же делом круглые сутки, как бы он его ни любил. Мы всегда будем помнить такие фильмы с Джеймсом Кэгни, как «Враг общества» и «Белая горячка», но если задумаемся, то вспомним и «Янки Дудл Денди».
Насколько мне известно, никто не знает точно, когда был написан «Покойся с миром». Самое раннее, по моему мнению, тысяча девятьсот семидесятый или семьдесят первый год, то есть за несколько лет до того, как я появился на свет. Некоторые думают, что эта книга была его попыткой стать, так сказать, передовым, идущим в ногу со временем писателем. Возможно, отчасти это соответствует истине, но не думаю, что это являлось приоритетом. Мне кажется, что ему просто пришел в голову некий замысел и он осуществил его, несмотря на то что замысел вынуждал выйти за границы привычного жанра.
Великие писатели никогда не ограничивают себя одним жанром. Они рассказывают то, что хотят или должны, несмотря на придуманные издателями ограничения. Они не считают себя авторами, которые пишут исключительно научную фантастику, или только детективы, или одни вестерны. Они считают себя просто писателями. Вот и все.
Итак, вместо того чтобы написать о богах, о людях, которые стали богами, о битвах между мирами магии и техники или о разумных роботах, исследующих космическое пространство, мой отец написал детективный роман о международных финансовых махинациях. Если упоминаемые выше даты близки к действительной, это говорит о том, что отца в то время по-настоящему интересовала детективная литература. Примерно в то же время из-под его пера вышла повесть «Теперь мы выбираем лица» о гангстере, который пробуждается от криогенного сна, чтобы совершить последнее преступление, и три повести, вошедшие в состав сборника «Имя мне легион», о человеке, который уничтожил данные о своей личности, прежде чем они могли быть введены во Всемирную компьютерную сеть, и стал анонимным частным детективом. Несомненно, он думал в тот период о тайнах и преступлениях. Не знаю, беспокоил ли его тот факт, что «Покойся с миром» выходит за рамки жанра научной фантастики.
Конечно, я мог бы порассуждать здесь о сюжетных линиях книги, которую вы держите в руках, но, кажется, особого смысла в этом нет, потому что вы либо уже читаете ее, либо собираетесь читать (мне претит мысль об академическом подходе). Хочу только сказать, что «Покойся с миром», написанный почти тридцать пять лет тому назад, сохранил тем не менее все достоинства в части описания сложного и таинственного мира тех времен. Это умная книга, дьявольски увлекательная, очень хорошо продуманная и, конечно, превосходно написанная.
Надеюсь, вы полюбите ее, пусть и не так сильно, как я. Я в восторге от того, что предложило вам ее такое издательство, как «Хард Кэйс Крайм». Я знаю, что оно идеально подходит для этого, что отец был бы доволен. Я думаю, он сейчас улыбается где-то, заложив руки за голову, и говорит что-то похожее на «спасибо».
Как я уже писал, эта рукопись стала для меня неожиданностью, но не потрясением. Теперь я уже не очень удивлюсь, если найдется еще одна. Она вызовет восторг, но тоже не станет неожиданностью, так как у многих писателей есть неопубликованные книги или подготовительные материалы для книг, затерявшиеся в тумане времени.