Покрась в черное
Шрифт:
— Вы не первая, кто там побывал из живых. К нам часто попадают отчаянные головы со строптивым характером, но только никто еще не сумел сбежать. Одна девушка спряталась в морге. Накрылась простыней и решила притвориться мертвой. Но наших санитаров обмануть невозможно. Они все тут же поняли, но не подали вида. Сумасшедшая девица, нам такие ни к чему. Хочешь быть мертвой, будь ею. На рассвете трупы загружают в стальной фургон и вывозят на ферму, что расположена в десяти милях отсюда. По дороге в железном ящике, раскаленном солнцем, покойнички оттаивают, но не разлагаются. Трупы скидывают в вольер. А теперь для справки. Ферма выращивает крокодилов в огромном количестве, из кожи которых делают уникальную, очень дорогую обувь, портмоне, ремни и дамские сумочки. У нас очень бедная страна со слабой туристической инфраструктурой. Здесь не Египет. Люди спасаются от нищеты кто как может. Обычно законный бизнес не спасает, слишком высокие налоги. Теневой бизнес позволяет жить и еще кормить чиновников и полицию, которым тоже хочется есть и кормить свои семьи.
Но вернемся к старой истории. Девушка попала в воду, где кишели голодные крокодилы. Она прожила ровно столько, сколько времени хватило хищнику, чтобы раскрыть пасть. Ее сожрали под аплодисменты смотрителей и санитаров. Вряд ли она успела осознать преподанный ей урок. А заключается он в том, что никогда не надо считать себя умнее и хитрее других. Вы, белые, очень недооцениваете арабов, считая их глупее обезьян. Наша цивилизация насчитывает шесть тысячелетий, и с этим нельзя не считаться. Земли наши не плодородны и не богаты природными ресурсами. Мы закалены пустынями и безводьем. Условия жестокие. Мы научились в них жить и побеждать.
— Дикость. Условия тут ни при чем. Если бы ваши женщины имели те же права и свободы, что и мужчины, то арабы могли бы стать в один ряд с цивилизованными людьми. Женщины — это доброта, материнство, крепость очага, стабильность. Там, где женщины свободны и равноправны, там и развивается цивилизация. Вся Европа вам пример. Мужчины — завоеватели. Без присмотра женщин они превращаются в хищников. Ваш рассказ тому подтверждение. Мы с вами никогда не поймем друг друга. Можно спорить до хрипоты, но ничего от этого не изменится. Вот вы сидите, а я перед вами стою уже двадцать минут, и вам в голову не пришло предложить мне сесть, будь я даже на сносях. Хотя вы врач, а не темный безграмотный бедуин. Вы человек, призванный лечить людей, но с каким упоением вы рассказываете, как беспомощную молодую душу раздирают клыки безмозглых хищников. Как совместить вашу благородную профессию с дикостью мышления? Ну, хватит вести бессмысленные разговоры. Ваши наставления я учту. Где этот самый «донор», покажите мне этого самца.
— Вас проводят, — глухо проговорил толстяк и кивнул санитару на дверь.
Наташу препроводили в особый корпус. Мраморный холл с зеркалами, фонтаном и бронзовыми канделябрами с хрустальными подвесками. Номера располагались в бельэтаже на втором этаже, куда вели две винтовые лестницы. Пол был устлан коврами. На первый взгляд здесь было не более двадцати комнат, по десять на этаж. В апартаментах восточная роскошь, на стенах картины эротического содержания, всюду ковры, мягкая мебель, покрытая шкурами. В креслах одиноко сидел человек, вовсе не похожий на монстра. На вид ему было чуть больше сорока. Высокий, худой брюнет с большими черными глазами на приятном лице, которое портил только огромный нос. Когда Наташа вошла, мужчина встал. Уже неплохо.
— Здравствуйте, Наташа, — сказал он.
–
Меня зовут Арон. Большего о себе мне говорить не позволено.
Мужчина подошел и поцеловал ей руку. По коже Наташи пробежала дрожь. В обычной обстановке на такие вещи не обращаешь внимания, ей часто целовали руки. Но одна мысль о том, что ее, как собаку, привели на случку, вызывала протест.
— Такой я вас себе и представлял. Это очень важно. Давайте присядем.
Наташа села на диван и натянула юбку на колени. Она не хотела, чтобы ее пожирали глазами, как шлюху на панели. Впрочем, в его взгляде она не уловила ничего оскорбительного. Тихий, скромный, прямо-таки пай-мальчик, а по сути, ведь его бредовая идея и деньги превратили свободную русскую женщину в рабыню. Может, он думает, что она приехала сама? Добровольно?
— Вы очень похожи на мою жену, — продолжил Арон. — Странно, она стопроцентная еврейка, а вы русская. На что только не способна природа. Просто диву даешься.
— Эта шутка природы стоила моему мужу жизни, а мне — свободы. Небольшая отсрочка от приговора. Вы в курсе?
Арон был растерян. Он немного помолчал, а потом начал рассказывать.
— Год назад я обратился в центр «Матери и ребенка». Мы с женой хотели усыновить какого-нибудь младенца. Но потом от этой идеи пришлось отказаться. Я очень люблю свою жену. Очень. Когда выяснилось, что она бесплодна, нас парализовал шок. Я родился и вырос в набожной семье ортодоксальных евреев. У нас свои жесткие законы, даже суровые, я бы сказал. Мои родители живы и находятся в полном здравии. Живы мои дед, дяди, тети и еще несметное количество родственников. У нас общий бизнес, целый синдикат, и все мы живем по одним правилам. Кандидатуру моей невесты утверждал семейный совет. Ей пришлось пройти ряд унизительных испытаний, прежде чем стать моей женой. Если сейчас выяснится, что она не способна родить мне наследника, я не знаю, что ждет нашу семью. Близкие друзья рекомендовали обратиться в одну организацию. Там выслушали меня и предложили подобрать женщину с хорошими показателями и с внешним сходством с моей женой. Но предупредили о том, что они не гарантируют найти женщину еврейку. Мы с женой долго советовались и согласились, так как другого способа спасти наш брак не видели. Теперь, если мы с вами договоримся и вы забеременеете, моей жене придется в течение девяти месяцев таскать под платьем подушки разных размеров, чтобы все вокруг знали о ее положении. Спасает то, что мы живем отдельно от родственников, в пригороде, в своем имении.
Он говорил медленно, подбирая слова — английский язык требовал от него определенного напряжения. К тому же Арон старался не смотреть на Наташу. Уставившись в ковер, он длинными узкими пальцами нервно перебирал четки.
— Потом нам показали ваши фотографии. Мара даже испугалась. Вы и впрямь очень похожи. Только она не такая высокая и стройная, как вы. Если ребенок окажется похожим на вас, я буду счастлив. С таким носом, как у меня, девушкой родиться одно несчастье. Уверяю, мы сделаем все, чтобы ребенок был здоров и никогда не знал трудностей.
Он замолк, ожидая приговора, так и не оторвав взгляда от пола.
— Вы только что обронили фразу: «Если мы договоримся». Это что, торг? Или вы действительно не знаете, как я попала сюда и где вы сами сейчас находитесь? Разъясните.
— Я не знаю. Мне не известны подробности, но я ни в коем случае не хотел бы поступать против вашей воли. Это может отразиться на плоде, и ребенок родится с отклонениями от нормы. Вы меня понимаете?
Он взглянул на нее, Наташа увидела мольбу в его глазах и спросила:
— Как вы попали сюда?
— На пограничном катере. Это не проблема. Тут рукой подать до Израиля.
— А меня здесь держат насильно. И завлекли в Иорданию обманом. Но дело не в этом. Если я откажусь, меня все равно на родину не отпустят. Так что на ваше предложение я согласна. Только вы, как человек, оплачивающий услуги, должны выставить ряд своих условий. Вы правы, период беременности очень важен, состояние матери отражается на ребенке. Вам предложат ряд сеансов, пока врачи не убедятся в результате. Я прошу вас настоять на том, чтобы эти сеансы проходили в благоприятных условиях, а не здесь. Пусть это будет небольшой домик там, где я не ощущала бы за собой слежки. Одним словом, создайте условия для псевдомедового месяца. И второе. Во время беременности вы должны меня навещать. Один раз в две недели. Так мне будет спокойнее. Кто платит, тот и музыку заказывает — они не посмеют отказать. И вам будет спокойнее.
— Это все?
— Все.
— Ваши требования будут выполнены. Я даже не рассчитывал, что вы мне позволите навещать вас.
— Я чувствую себя как в склепе. Для арабов вы Бог, пока платите им деньги. При таком положении вещей вы можете уберечь меня от несчастья. Когда вы получите ребенка, ваша власть окончится. Тогда мне самой придется о себе заботиться. Постарайтесь хоть на период беременности стать моим опекуном. Это в ваших интересах. Я ведь не мечтаю о ребенке от ортодоксального еврея. Мы с мужем не торопились стать родителями в ближайший год или два. — Наташа встала. — Я готова. Дело за вами. Приезжайте, когда совьете для нас уютное тихое гнездышко.