Шрифт:
* * *
Вертолет развернулся перед посадкой, нацеливаясь на площадку, вырубленную в скалах побережья, за которыми до горизонта раскинулось необъятное море. Поглядев в иллюминатор, Хон подумал, что внизу наверняка уже засекли появление машины и сейчас бдительные глаза охраны разглядывают ее в сильную оптику, а радист послал кодированный запрос, устанавливая, какие гости пожаловали в уединенное убежище Кристофера Филда. И если пилот перепутает пароль или даст сбой электроника автоответчика, то...
Лучше об этом не думать, но все-таки противно,
Едва колеса машины коснулись площадки, Хон вздохнул с облегчением и, отстегнув ремни, встал с кресла. Спрыгнув на прогретый солнцем бетон, он увидел секретаря Филда, стоявшего около автомобиля, а в стороне нескольких парней в пятнистых комбинезонах, вооруженных автоматическими винтовками с оптическими прицелами. «Кристофер по-прежнему боится террористов», – усмехнувшись, подумал Хон и направился к ожидавшему его секретарю, предупредительно распахнувшему перед гостем шефа дверцу лимузина.
Через полчаса, миновав посты охраны, Джеймс Хон вошел в гостиную виллы, выстроенной на вершине утеса, далеко выдающегося в море. Шторы на окнах были приспущены, чтобы умерить яркий свет безжалостного южного солнца, тихо жужжал кондиционер, навевая приятную прохладу, чуть синели кубики льда в большом серебряном ведерке, стоявшем на столике среди бутылок. Хозяин – дородный, с густой седой шевелюрой и мощными руками борца-тяжеловеса, одетый в темно-красный шелковый халат, расшитый золотыми драконами и иероглифами, изображающими здоровье и долголетие, – нетерпеливо постукивал по полу обутой в пляжную туфлю ногой. На другую ногу хозяина Хон старался не смотреть, чтобы лишний раз не видеть протез и не напоминать Кристоферу о его увечье – и так постукивание туфли о мраморный пол означает, что он раздражен, но пока сдерживается.
– Я только из бассейна, – подав Джеймсу руку, вместо приветствия сказал Филд. – Благодарю, что откликнулись на предложение встретиться. Присаживайтесь.
– Прошу извинить, произошла непредвиденная задержка в пути, – безошибочно угадав причину недовольства хозяина, улыбнулся Хон. Против его воли улыбка получилась несколько заискивающей, и это испортило ему настроение.
– Главное, что вы здесь, – пробурчал Кристофер, раскуривая сигару, и небрежным жестом подвинул коробку ближе к гостю: – курите.
– Спасибо, я предпочитаю сигареты, – отказался Джеймс.
– Как знаете, – равнодушно откликнулся хозяин и, не теряя времени, перешел к делу. – Я ознакомился с материалами и меня заинтересовали ваши предложения, но...
Он замолчал и, нахмурив кустистые брови, уставился на покрытый сизым пеплом кончик сигары, словно увидел там нечто, недоступное гостю, не решавшемуся прервать молчание.
– Помните Момо? – подняв глаза на Хона, неожиданно спросил Филд.
Хон помнил Момо, или, вернее сказать, Сэма Джианкано, одного из заправил мафии. В свое время газеты много писали о нем – его нашли убитым шестью выстрелами из револьвера в районе Оук-Ридж в Чикаго, где он жил и «работал», причем Момо убили именно тогда, когда его показания могли быть особенно полезны при расследовании попытки покушения на Фиделя Кастро. Джианкано
Сэма Джианкано привлек к работе на спецслужбы экс-агент ФБР Роберт Мехью, сотрудничавший с мультимиллионером Говардом Хьюзом и поддерживавший тесные контакты с тогдашним шефом управления безопасности ЦРУ Шеффилдом Эдвардсом. Вместе с Джианканой в деле был замешан другой человек мафии – Джон Роселли, ранее прилично наживавшийся на проституции и игорном бизнесе, процветавшими при Батисте на Кубе. Потом в махинации влезли шеф ФБР Герберт Гувер, известные Роберт и Джон Кеннеди... Многие ли теперь из них живы? Не на это ли намекает хозяин?
Два десятка лет назад он сам, еще ходивший на двух ногах, до страшной автомобильной аварии, сделавшей его калекой, сотрудничал со спецслужбами и вовлек в это студента университета Джеймса Хона, оказав тому покровительство и поддержку. И сейчас, весьма богатый, да что там весьма, просто очень богатый и влиятельный человек, Кристофер Филд являлся связующим звеном между спецслужбами и хозяевами трансконтинентальных корпораций, почему Хон и решился обратиться со своими предложениями именно к нему.
Филд перекатил сигару из одного угла рта в другой и хитро прищурил некогда голубой, а теперь выцветший от старости глаз. Его лицо, с отвисшими щеками, стало удивительно похожим на лицо Черчилля. «Он это знает и подражает кумиру своей молодости», – понял Джеймс.
– Интуиция вас не подводит, – не выпуская изо рта сигары, проворчал Филд, – но... опасная штучка! Понимаете? Интересный ход, хотя далеко не новый. Не удивляйтесь, если я опять произнесу все то же пресловутое «но»! В стране, о которой идет речь в вашем докладе, нет мафии в нашем понимании, и вообще там живет сущий сброд: белые, черные, христиане, мусульмане всех цветов кожи, арабы, китайцы и прочие выходцы из Азии. Считайте меня консерватором, но с мафией всегда работать проще.
Выплюнув изжеванную сигару прямо на пол, он хрипло рассмеялся и откинулся на спинку кресла, разведя в стороны руки, как бы призывая гостя выдвинуть в свою защиту контраргументы.
– Согласен, – осторожно возразил Хон, не замедлив воспользоваться молчаливым разрешением хозяина защитить свои позиции. – Зато там есть другое: например, религиозный фанатизм, национальная рознь между племенами, наемная армия с кастовым офицерским корпусом. Если все четко организовать...
– Да, конечно, – останавливая его, поднял руку Филд, – а вы ознакомились с теми материалами, которые по моей просьбе передали вам? Тогда скажите, почему события развернулись не так, как мы предполагали, после гибели Улафа Пальме или Индиры Ганди? А ведь неплохой был вариант! Надо четче продумать все мелочи, Джеймс, четче! Не все армейские части в стране наемные, не все офицеры из замкнутой касты. И вообще, вспомните, какой шум подняли писаки, пронюхав об учениях НАТО в Риме, где отрабатывался вариант государственного переворота в Греции.