"Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель
Шрифт:
– Зачем их столько, миледи?..
– У столичной знати, дитя мое, есть традиция: пристраивать башни к своим домам. Над ними поднимают флаги или крепят жестяные гербы, чтобы жилище вельможи было заметно издали. Потому Фаунтерру и зовут Городом Трехсот Башен.
Особняк, куда привез Миру экипаж, также был украшен вышкой. Дом располагался сразу по двум сторонам улицы: на одной стороне – хозяйственное строение с конюшней и жилищем для слуг, на другой – трехэтажный господский особняк с пристроенной к нему двухсотфутовой башней. Окрашенная в зеленый цвет Нортвудов, она выделялась, к тому же необычной трехгранной
– Мой дом знает каждая собака! – похвалилась графиня. – Когда хотят указать дорогу, говорят: «От дома Сибил иди туда-то…»
Их ожидали слуги и стражники: два десятка человек выстроились в главной зале поприветствовать хозяйку. Графиня сочла нужным сперва осмотреть дом, затем похвалила слуг за чистоту и порядок, раздала каждому по монетке. Она представила челяди Миру, назвав ее: «моя дорогая дочь Глория». Никто не выказал удивления: очевидно, настоящая Глория не бывала в столице и не попадалась на глаза здешним слугам.
Мире выделили комнату на втором этаже. Она села на подоконник, устремив взгляд на улицу. Непрерывной струйкой текли люди, прокатывали телеги и экипажи, грохотали всадники. Люди носили непривычные наряды: остроносые башмаки, аккуратные темные сюртуки, рубахи с белоснежными манжетами и воротами. Упряжные кони были огромны и могучи, как быки. Всадники носили на боках тонкие шпаги вместо мечей, никакой брони – даже кожи, никаких гербов на груди или предплечье. Здесь было странно – совсем не так, как на Севере, даже пахло иначе: цветением, влагой, штукатуркой, смолой, но не навозом или помоями.
Однако в голове у Миры все же не укладывалось: я в столице?.. Какова она – столица?.. Не вижу, не чувствую…
Вечером к леди Сибил пожаловал гость. Пышные усы, округлые щеки и чуть вздернутый нос придавали этому мужчине вид довольного жизнью котяры. Он был представлен Мире:
– Лорд Кларенс Мадлен Фиона рода Эмилии, управитель императорских конюшен.
Встретив графиню, Кларенс обнял ее и поцеловал прямо в губы. Мира ожидала, что сейчас он в кратчайшие сроки будет поколочен и выброшен из дому, однако леди Сибил почему-то пригласила нахала к столу. Он уселся возле графини, по-хозяйски приобнял ее за плечи и принялся грубовато любезничать:
– Львица моя, что же ты пропадала так долго на своем севере? Не верю, что там есть кто-то получше меня! Однако ты похорошела – стала еще молочней и еще вкуснее. Ты выглядишь, как лакомство!
Леди Сибил щурилась и сладко улыбалась. Мира заметила, что графиня и Кларенс спешат скорее покончить с трапезой. Девушке сделалось неловко. Она перебила аппетит парой ложек салата и сбежала из-за стола, успев, однако, услышать вслед:
– Какое хмурое дитя… Вовсе на тебя не похожа! Видать, в отца пошла.
Она разыскала Вандена – одного из двух рыцарей, что сопровождали графиню в дороге и успели кое-как раззнакомиться с Мирой.
– Скажите, сир, этот лорд Кларенс… он… ну… в каких он отношениях с леди Сибил? Не знаете ли?
– Всякий знает, миледи. Императорский конюший – альтер графини.
– Альтер?! – поразилась Мира.
– Верно, миледи.
Надо
Священное писание допускает, что дама может находиться в связи с несколькими мужчинами. «Жизнь женщины – слишком большая ценность, чтобы безраздельно вверить ее заботам одного лишь мужчины», – так, кажется, говорила Праматерь Софья. Однако прошло восемнадцать веков! Север давно позабыл о традициях многомужества. Мужская ревность оказалась сильнее духовных заветов, северные лорды привыкли считать женщин своею безраздельной собственностью. Лишь в любовных книжонках о богатой страстями столичной жизни Мире встречалось это словечко – альтер, а также симметричное ему – альтесса. Они казались девушке такой же романической выдумкой, как серенады под окнами и поединки за благосклонность дамы.
– Ванден, а разве мой… эээ… – у нее не повернулся язык назвать графа Элиаса Нортвуда своим отцом, – разве его милость не имеет ничего против таких отношений?
– С чего бы ему быть против, миледи? Его милость давно уж охладел к женщинам, а графиня полна сил… Так оно и ему спокойнее, и ей приятно.
– Пожалуй…
Альтер – подумать только!
И вот тогда Мира с полной ясностью осознала, что прибыла в столицу.
Глава 7. Монета
Люди стали попадаться им навстречу за день пути до Излучины, и шли тем гуще, чем ближе был город. Излучина, стоящая в изгибе полноводного Ханая, держала единственную паромную переправу на сотню миль. Пересечь Ханай – глубокий до черноты, своенравный, бурлящий водоворотами – задача не из легких, и не диво, что Излучинская переправа всегда пользовалась спросом. Странно было другое: люди во множестве шли от города, и почти никто – к нему. Хармон Паула стал присматриваться.
Многие шли своими ногами, кое-кто ехал верхом, совсем уж редкие счастливцы катили на телегах. Все везли поклажу: в телегах громоздились мешки, пешие несли за плечами котомки, у конных к седлам были приторочены порою самые неожиданные предметы: кувшин или сковорода, бронзовый светильник на полдюжины свечей, пара лаковых башмаков. Кто-то вез в телеге гончарный круг, у кого-то гоготали гуси, перегибали шеи через борт. Люди выглядели неопытными путниками: кто уже натер ногу и прихрамывал, кто расселся на отдых прямо в придорожной пыли. По всем признакам, были это горожане, отчего-то покинувшие дома, прихватив с собою все ценное. Хармону это крепко не понравилось.
Он стал выспрашивать: кто такие? Откуда? Куда? Почему?
Шли кто куда: иные в Альмеру, иные вниз по Ханаю, к столице; те собирались на север, в Южный Путь и даже в Нортвуд, а эти и вовсе затруднялись сказать, куда идут. Бывали среди них излучинцы, но мало; большинство путников шли из Ниара – города за рекой, в паре дней пути от Излучины. Почему шли?
– Как – почему? А ты не слыхал? В Ниаре мор!
Вот это да. Ну и новость! Тьма бы сожрала такие новости.
Хармон переспросил – мол, какой мор? Давно ли? Что делают?