Поле боя — Украина. Сломанный трезубец
Шрифт:
Майк Спиллмэн, простой парень из Канзаса, редко задумывался над такими сложными вопросами. Ему нравилось летать на истребителе стоимостью в несколько миллионов долларов, он любил стрелять и не спрашивал, кому это выгодно. Довернув, он увидел в перекрестье электронного прицела объект атаки. А дальше все просто: жмешь гашетку — и умная автоматика все делает за тебя. Как в компьютерной «стрелялке».
Но в этот раз умная автоматика дала сбой — управляемые кассетные бомбы, которые должны были разнести развалины фермы, почему-то угодили прямо в колонну бронетехники бундесвера. Град осколков смел людей с брони, полыхнул
Гауптман фон Штайн едва успел захлопнуть тяжелую крышку люка и сорвал микрофон радиостанции:
— Ты что делаешь, гребаный ублюдок?! Да я тебя под трибунал отдам!!!
Два истребителя F-16C стремительно набирали высоту, уносясь от места трагедии.
— Господи Иисусе, что же мы натворили?! — Майк впервые находился в смятении. Он же только что ударил по своим.
На земле полыхали танки, изломанными куклами лежали мертвые. Чад от горящей бронетехники смешивался с терпким запахом крови. Гауптман Эрих фон Штайн выбрался из командирского танка и медленно сделал несколько шагов. В лицо пахнуло сладковатым запахом сгоревшего мяса. Ужас…
Удар самолетов, своих самолетов, был страшен. Офицер с трудом взял себя в руки. Он — прежде всего командир.
— Вызовите санитарные вертолеты, — охрипшим от гари голосом приказал гауптман.
Вскоре, разгоняя лопастями чадный дым, прибыли американские «Блэк Хоки» и реквизированные у украинских ВВС Ми-8МТ. Тела убитых запаковывали в серые непрозрачные мешки и грузили в вертолеты. «Летающие труповозки», — подумал немецкий офицер.
Приехавшие пожарные заливали пеной почерневшие, чадящие остовы танков и бронемашин.
Приземлился еще один геликоптер, из него выбрались офицеры и поспешили к гауптману. Тот откозырял высоким чинам и представился.
— Господин гауптман, вы должны будете улететь с нами.
— Никак нет, господин генерал, я останусь пока со своими людьми. Как только надобность в моем присутствии отпадет, я прибуду в штаб незамедлительно. Рапорт о происшествии, список потерь и отчет о принятых мерах я вам предоставлю.
— Хорошо, будь по-вашему, герр гауптман. Вы — настоящий офицер. И еще… Вам нужно будет отвезти тела погибших в морг и передать вместе с сопроводительными документами. Их уже готовят наши медики.
— Ясно. А что будет с теми летчиками, которые атаковали нас?
— Их уже арестовали и сегодня же спецрейсом переправят в Гуантанамо. Потом — трибунал.
…Гауптман фон Штайн налил полстакана водки и махом опрокинул обжигающую жидкость в глотку. Закусил куском ветчины из армейского рациона. Эрих пил в одиночестве, пил и не пьянел. Убойная русская водка не могла заглушить в воспаленном мозгу недавние воспоминания. Господи, что же это творится?..
Морг, куда приехал гауптман, находился в большом полутемном подвале военного госпиталя в Киеве. Молодой парень в зеленом халате взял у гауптмана сопроводительные документы.
— Володя, тут еще привезли! — крикнул он по-русски куда-то в глубь коридора.
— Сейчас иду! — голоса здесь, во влажной тишине, разносились особенно гулко. Где-то капало.
Появился еще один медик, у него поверх зеленого хирургического халата был надет прорезиненный фартук такого же цвета. Поздоровавшись, он взял у первого документы и бегло пробежался по списку.
— Что-то много сегодня… Ладно, надевайте халат и пойдемте со мной, — добавил он по-английски.
В стенах комнат подземного некрополя располагались ряды холодильных ячеек. «Как в камере хранения на вокзале», — пришла вдруг дикая и неуместная сейчас мысль. Гауптман поморщился.
— Не волнуйтесь, мистер, у нас тут все стерильно. Этот морг прямо перед войной открыли. Все радовались, что у нас мертвецкая теперь «на уровне европейских стандартов». Ваши — в третьей комнате, там у нас сейчас много… Мертвых. Это отсюда их недавно вывезли.
Они прошли по коридору мимо закрытых дверей. Из-за некоторых из них раздавался звон хирургических инструментов и приглушенные голоса. Эриху фон Штайну стало не по себе. Одно дело — смотреть в глаза смерти на поле боя, и совсем другое — бродить живым по обиталищу мертвых.
В этой комнате тела погибших в серых пластиковых мешках лежали не только в специальных холодильных ячейках, но и на каталках, и просто под стенами, сложенные штабелем. Некоторые лежали на носилках, наспех укрытые простынями. В помещении, несмотря на работающую вентиляцию, витал тяжелый трупный дух. Это была не вонь разлагающихся тел, нет. Это был запах смерти.
У фон Штайна все поплыло перед глазами, но огромным усилием воли он сдержал себя.
— Катастрофа на аэродроме, — пояснил Володя. — Транспортный «Геркулес» на посадке разбился вместе с экипажем и десантниками. Естественно, этот случай даже в сводки новостей не попал — хваленая американская цензура постаралась. Нам таких каждый день привозят, не получилось у «пиндосов» блицкрига, — с явным злорадством добавил «врач мертвых».
Но немецкому офицеру было сейчас не до пререканий с патологоанатомом.
— Где… Мои ребята?
— Вот тут, мы положили их в холодильные камеры до отправки. Вам показать их?
— Не нужно. Не имеет смысла.
«Все это, все эти горы трупов не имеют смысла, — подумал гауптман Эрих фон Штайн, глядя на ряды безликих серых пластиковых мешков. — В них — чьи-то отцы, чьи-то сыновья, мужья. Кого-то ждет дома, где-нибудь в Техасе, Оклахоме или Канзасе, девушка. Ждет… А он вернется к ней на пушечном лафете, укрытый звездно-полосатым флагом, как сейчас — белой простыней с засохшими бурыми каплями. И потом этот флаг, эту звездно-полосатую простыню, свернутую тугим конвертом, отдадут его семье. Последний долг страны, чьи демократические идеалы он защищал».
Демократические? Что же это за демократия, которая за последние сто лет унесла жизней больше, чем самая кровавая тирания? Эрих был воспитан на либерально-демократических принципах своей страны. И в армию пошел лишь потому, что государство гарантировало ему, Эриху, нормальную жизнь и карьеру. Он верил — патриотизм основывается прежде всего на осознании ценности отдельно взятого человека. В бундесвере в военнослужащих видели прежде всего людей. И никакая, даже самая строгая, дисциплина не ущемляла прав и свобод отдельной личности. В Германии все без исключения офицеры имели отдельные квартиры или даже дома, высокую зарплату, все блага цивилизации. То же касалось и солдат. Государство гарантировало им все это, они служили такому государству.