Поле брани
Шрифт:
Норп подхватила его за ремни ранца. Несколько мгновений он висел на ремнях, раскачиваясь над бездной. Потом ремень оборвался.
У Норп оказалась поразительная реакция. Огромная лапа схватила его прямо на лету и крепко держала, пока он не нашел опоры для рук. Сердце его колотилось.
– Спасибо! – выдохнул он. – Отличная работа!
– Хочешь… я понесу тебя?
– О, спасибо, справлюсь сам. Но это было чудесное спасение. Я думал, что на сей раз погиб!
Норп просияла от ребяческого восторга.
Рэп несказанно гордился собой: удержался-таки от волшебства в этой малоприятной ситуации! Тем не менее он лишился почти половины своих штанов и ранца – теперь свиток, золото и все прочее далеко унесло потоком. Через пару недель, сказал Тругг, их принесет к местам, где живет его мать. К счастью, Рэп всегда верил в свою путеводную звезду, но сейчас он хотел бы, чтобы его путь лежал в Зарк, а старый Акопуло заканчивал дела с троллями.
4
«Утренняя звезда» направлялась из Малфина в Коупли – в плавание довольно легкое для конца зимы. Это было небольшое грузовое судно с маленькой каютой для пассажиров, но построенное етунами, оно как никакое другое подходило для морских путешествий. Так, во всяком случае, ее хозяин уверял Акопуло. К тому же это невероятно везучая посудина, настаивал он. Однако спустя два дня после отплытия из Коупли запасы ее везения истощились.
Сначала Акопуло слишком плохо себя чувствовал, чтобы обратить на это внимание. Он считал несправедливым, что ему всегда требовалось три или четыре дня, чтобы привыкнуть к качке, и все только затем, чтобы после нескольких часов, проведенных в каком-нибудь порту, снова страдать морской болезнью. Но уж именно так распорядились Боги, которые, как Акопуло подозревал, категорически не одобряли, когда импы отправлялись в плавание. Ему казалось, что он вот-вот умрет, но такие мысли всегда посещали его на корабле. Ничего, пожалуй, сейчас невозможно было прибавить к шторму такого, что могло бы сделать его более несчастным.
Итак, когда способность оценить ситуацию стала постепенно к нему возвращаться, он осознал, что никогда прежде не видел, чтобы каюту швыряло туда и сюда под совершенно невероятными углами, и не слышал, чтобы судно издавало такие громкие стонущие звуки. Дрожь, время от времени сотрясавшая корпус «Утренней звезды», показалась непривычно странной.
В конце концов он справился с оцепенением и поклялся себе выбраться на палубу и поглядеть, что происходит. Будучи предусмотрительным человеком, одеваться он уселся на пол, ибо о том, чтобы проделать это стоя или сидя на скамейке, не могло быть и речи. Затем Акопуло встал на четвереньки и принялся карабкаться по лесенке к выходу.
На верхней ступеньке он выпрямился и толкнул дверь. Она была абсолютно неподвижна. Его повергла в ужас неожиданная паническая мысль, что он заперт. Но тут судно резко накренилось, дверь распахнулась – и Акопуло вылетел наружу в кромешный ад. Шквал ветра и стена воды сбили его с ног, проволокли по палубе и со всего размаху швырнули к борту. Какое-то время он был убежден, что его смыло за борт, так как с головой ушел под воду. Затем вода отхлынула, судно зарылось в волны под другим углом, и он вновь заскользил по палубе. Новая волна поглотила и завертела его. Через мгновение Акопуло почувствовал, как кто-то схватил его за воротник, потом за руку, подтянул вверх и проворным движением обвязал веревкой. Дрожащий, с искрами в глазах, он с облегчением отметил, что привязан к мачте вместе с широкоплечим мокрым етуном.
– Вышли глотнуть свежего воздуха, святой отец?
Акопуло, издав сначала какие-то нечленораздельные удивленные звуки, вспомнил, что в последние дни выдавал себя за священника, и прокричал:
– Благодарю тебя, сын мой!
– Если хотите остаться здесь, наверху, отец, – бодро проревел его спаситель, – вам нужен линь.
Огромная зеленая волна, пенясь, перевалила через борт и по пояс погрузила мужчин в воду. Акопуло она сбила с ног, но рослый моряк удержал его.
Милосердные Боги!
Вокруг ничего, кроме густой серой пелены. Через секунду Акопуло решил, что туман и полумрак – следствие проливного дождя. Трудно было разобрать, где кончается море и начинается небо, пенные гребни волн, словно кровли домов, вздымались со всех сторон. «Утренняя звезда» снова накренилась и взмыла вверх.
– Где мы? – завопил Акопуло.
– Видите те скалы, во-о-он там? – Етун вытянул длинную руку.
– Нет. Ничегошеньки не вижу.
– Сухопутные глаза!
Корабль снова нырнул. Очередная волна с ревом прокатилась по палубе, прервав разговор.
– Ну а огни-то вы хоть видите?! – прокричал етун в самое ухо Акопуло. Он был молод, отважен и, по-видимому, наслаждался буйством стихии.
– Нет.
– Жаль. Отличный видок! Драконы.
– Драконы?! – взвизгнул Акопуло.
– Мы примерно в двух кабельтовых от мыса Дракона. Вот, опять подымаемся кверху… Теперь смотрите!
Дождь и морская пена застилали глаза Акопуло, и он ничего не видел.
– Нам грозит опасность?
– Ну, обычно драконы не летают над водой. Но вот если мы подойдем слишком близко, они могут почуять железо на корабле – вот что привлекает их. Думаю, как раз поэтому они извергают огонь.
«Кабельтов – это много или нет? Скорее всего, не очень много, – подумал Акопуло. – А драконов, если уж они рыщут в поисках все равно какого металла, непременно притянет к себе золото. Что особенно привлекло бы их, – предположил он, – так это тяжелый пояс с золотыми монетами, надетый на него».
– И что же будет? – прокричал он во время следующей короткой передышки.
– Не знаю, – сказал отважный етун. Он пожал плечами, и натянувшаяся от его движения веревка чуть не перерезала Акопуло пополам. – Мы волочим за собой якоря, так что скоро налетим на скалы. В этом чертовом море ничего не стоит разбиться вдребезги. А если уцелеем, то, когда начнется отлив, нас притащит совсем близко к берегу и тогда сцапают драконы.
Акопуло с ужасом взглянул на его беззаботную улыбку:
– И ты не боишься?
– Нет. – Моряк задумался на мгновение и добавил: – Если бы я не был просто глупым етуном, думаю, мне следовало бы испугаться.
Эта неожиданная мысль, казалось, обеспокоила его больше, чем сами драконы.
– Мне лучше вернуться в каюту, – пробормотал Акопуло.
– Хорошая мысль. Я помогу вам. И знаете, отец…
– Да?
Парень огляделся по сторонам, словно желая убедиться, что никто их не слышит, и сказал извиняющимся тоном: