Полёт Кости
Шрифт:
Я посмотрел наверх, на город. На железнодорожной насыпи показался танк, за насыпью уже виднелись деревья Архиерейской рощи. Ещё перебежка, снова выстрелы. Снова лежим. Мне показалось, прошёл уже целый час, но по валькиной невысохшей чёлке и насквозь мокрой одежде я понял, что из воды мы вылезли несколько минут назад. Своего тела я не чувствовал.
Я перестал смотреть на Вальку и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Сперва появилось тошнотворное чувство, будто ныряю в мутную воду, но пелена тут же исчезла и возникло привычное ощущение взгляда снаружи: весь берег стал виден как на
Я открыл глаза, Валька смотрел на меня с тревогой. Я снова закрыл глаза и стал разглядывать немцев. К ближайшему патрулю подошёл первый танк, и немец, разглядывавший берег в бинокль, отвлёкся на чей-то окрик.
— Сейчас! Побежали! — я оттолкнулся от земли руками и ногами, дёрнул Вальку изо всех сил и помчался в сторону рощи.
— Что? Куда? Ты с ума сош… — захрипел Валька за моей спиной, но побежал следом, шумно сопя.
Выстрелов в нашу сторону не последовало. Мы нырнули в густые ряды деревьев и проскочили рощу насквозь, не задерживаясь. Задыхаясь от бега, мы остановились на другом краю рощи.
— Ты с ума сошёл! — выговорил наконец Валька. — Какого лешего ты так сорвался?
— Потом объясню, — отрезал я.
Валька сердито плюнул на землю, но промолчал. Мы постояли, переводя дух ещё пару минут, потом, не сговариваясь, шагнули в город.
Улицы оказались точь такими же, как я их себе представлял. Местных почти не было, одни немцы. Несколько раз мы попадались им на глаза, но праздные мальчишки не вызывали никакого интереса. Я расслабился и смотрел на город по-обычному: возможности замереть в тихом месте и сосредоточиться не было, да и что-то подсказывало, что слишком часто этого делать не стоит.
Время шло, и солнце изрядно припекало, как будто мало было этому городу огня пожаров. Наши желудки пустели, а головы забивались сведениями: надо было запомнить, где стоят танки, где батарея, где штабы. Понять, где штаб, было просто: надо брать на заметку дом, к которому подъезжает много немецких машин и мотоциклов. Мы ходим. Ходим и смотрим. Поскрипим колонкой на углу улицы, по очереди намочим головы под короткой ледяной струёй — и снова шлёпаем босиком по городу, исчерчивая плотной сеткой маршрута весь центр.
Солнце всегда встаёт на нашей стороне, но закатывается всё равно там, где Германия. Несправедливо. Однако же и сегодня измучивший нас жёлтый пятак навис над крышами, намекая на то, что и нам пора.
— Надо возвращаться обратным путём, — сказал я, — вернёмся в рощу, спустимся к реке. Если нет патрулей — быстро переплывём обратно.
— Жрать хочу, — ответил Валька.
— Только сперва пересидим в кустах возле реки, дождёмся темноты.
— Хочу жрать, — Валька отрешённо разглядывал плакат на стене дома напротив. — Вот, помню, бабушка как свинью зарежет, нам с братом всегда уши от свиньи даёт. Ходишь весь день — жуёшь ухо. Вкусно.
— Давай в чей-нибудь сад залезем, яблок нарвём.
— Не могу я уже яблоки есть, — скривился Валька, — дрищу я от них. Мяса бы. Хлебца бы.
— А ты фашиста поймай. Отрежешь ему уши и будешь жевать, — жалеть Вальку я не стал. Он меня дико раздражал своим ухарством. Полчаса назад Валька подошёл к немцу и попросил закурить. Немец удивился, но, повертев головой, выделил Вальке сигарету. Валька радостно ухмылялся. Мол, знай наших. Мне оставалось только прятаться за углом и скрипеть зубами. Ну, зачем разведчику эти выходки?
Мы направились в сторону рощи, но на ближайшем перекрёстке Валька почему-то свернул в сторону центрального парка.
— За парком наши закрепились, пройдём через нейтральную территорию к ним.
— Задержат. Одно дело, когда мы тут шатаемся, другое дело, когда к своим пойдём. Как пить дать задержат.
Валька продолжал шагать.
— Не бзди, разведчик. Не попадёмся. Надо нарвать яблок. Остановят — скажем, что рвать их ходили. Но мы не попадёмся.
— Листовки видел? Мирному населению — эвакуироваться. В конце заметил, что написано? «За неповиновение — расстрел».
— Ну, значит, они собираются уходить из города, — Валька не сбавлял шага.
Я не стал отвечать, что, мол, нас это не спасёт, и поплёлся за товарищем. Пристроился за его спиной на два шага сзади и потихоньку стал глядеть на город снаружи.
Когда смотришь на мир не только глазами, то различаешь те самые смерчики. Смерчики бывают разными, как разными бывают цвета. Но объяснить, чем отличается один от другого я не берусь, как не берусь объяснить слепому, чем синий отличается от зелёного. Но по смерчикам могу сказать, спокоен человек или возмущён, или боится, или хочет спать. Мне кажется, это потому что на самом деле человек думает и чувствует не головой, а каким-то другим органом, который есть, но где-то вовне — в моём снаружи. А мысли человек принимает, как радиоприёмник волну. Эти передачи и спускаются к нему по смерчику. Ещё, иногда разлетавшись своим взглядом по городу, я пробовал впрыгивать в чужие смерчики. И тогда…
Мы дошли до перекрёстка и свернули направо, к парку. Я щурился, стараясь чаще поглядывать на залитую вечерним светом улицу. Шагать по тёплому камню было приятно, но наступить босой ногой на битое стекло не хотелось: порезы у вечно голодного пацана заживают очень долго.
Впереди по ходу были чьи-то смерчики. Я открыл глаза и прыгнул в реальность.
— Там немцы, — сказал я, хватая Вальку за руку и ныряя в проулок.
— Да с чего ты взял? — зашипел на меня Валька. — Покомандовать захотелось? Чего им там делать, твоим немцам?
— Да я увидел, сам посмотри!
Валька высунул голову из-за угла и долго не поворачивался.
— Нет там никого, — он смерил меня взглядом, — больно ты что-то зоркий стал.
И направился к парку.
Я пошёл за ним, стараясь попадать шаг в шаг, и всем вниманием ушёл в своё второе зрение. Вот они. Три немца стоят за афишной тумбой. Я собрался с духом и влетел в смерчик одного из них.
В немце было хорошо. Прекратил ныть палец, желудок перестало сводить от голода. Во рту у немца противно пахло — за обедом он съел две дольки чеснока — но этот запах показался мне лучшим на свете. И главное, какая удобная, прекрасная у немцев форма.