Полицейские и провокаторы
Шрифт:
Военный историк генерал-лейтенант А. И. Михайловский-Данилевский писал:
«В Петербурге была тайная полиция: одна в Министерстве внутренних дел, другая у военного генерал-губернатора, а третья у графа Аракчеева. (...) В армиях было шпионство тоже очень велико: говорят, что примечали за нами, генералами, что знали, чем мы занимаемся, играем ли в карты, и тому подобный вздор» [69] .
Превосходно осведомленный чиновник декабрист Г. С. Батеньков писал о профессиональных сотрудниках политического сыска:
69
54 Русская старина, 1890, № 11.
«Разнородные полиции были крайне деятельны, но агенты их вовсе не понимали, что надо разуметь под словами карбонарии и либералы, и не могли понимать разговора людей образованных. Они занимались преимущественно только сплетнями, собирали и тащили всякую дрянь, разорванные и замаранные бумажки, их доносы обрабатывали, как приходило в голову» [70] .
Горе-сыщики дошли до того, что агенты столичного генерал-губернатора М. А. Милорадовича следили за всемогущим А. А. Аракчеевым... и не заметили образования декабристских кружков.
70
55 Цит. по: Троцкий И. М. Указ. соч. С. 26.
Комитет для рассмотрения дел по преступлениям, клонящимся к нарушению общего спокойствия, прекратил свое существование 17 января 1829 года. Первые три года своего существования Комитет собирался на заседания раз в неделю, но затем их количество резко сократилось [71] . Объясняется такое положение тем, что в 1810 году Александр 1 по проекту М. М. Сперанского учредил Министерство полиции, выделившееся из Министерства внутренних дел, и оно приняло на себя большую часть нагрузки Комитета.
71
56 См.: Лемке М. К. Указ. соч. С. 7.
Министерство полиции имело в своем составе три Департамента: полиции исполнительной, полиции хозяйственной и полиции медицинской* а также две канцелярии: общую и особенную. Особенная канцелярия занималась производством политического сыска на всей территории Российской империи. Ее фактическим создателем и руководителем следует считать Я. И. де Санд-лена. Особенная канцелярия боролась с крестьянскими волнениями, общественным движением, осуществляла контрразведку, цензуру и расследование важнейших уголовных дел. Именно благодаря существованию Особенной канцелярии министр внутренних дел В. П. Кочубей назвал Министерство полиции Министерством шпионства. В записке на высочайшее имя он писал в 1819 году:
«Город закипел шпионами всякого рода: тут были и иностранные, и русские шпионьї, состоявшие на жалованье, шпионы добровольные; практиковались постоянные переодевания полицейских офицеров; уверяют, даже сам министр (А. Д. Балашов.— Ф. Л.)прибегал к переодеванию. Эти агенты не ограничивались тем, что собирали известия и доставляли правительству возможность предупреждения преступления, они старались возбуждать преступления и подозрения. Они входили в доверенность к лицам разных слоев общества, выражали неудовольствие на Ваше Величество, порицая правительственные мероприятия, прибегали к выдумкам, чтобы вызвать откровенность со стороны этих лиц или услышать от них жалобы. Всему этому давалось потом направление сообразно видам лиц, руководивших этим делом» [72] .
72
57 Цит.
Записка Кочубея, выдающегося администратора александровского времени и личного друга императора, является одним из первых документов, констатировавших появление в России полицейской политической провокации по типу французской времен «искусника» Жозефа Фуше. Отрадно отметить, что Кочубей резко и язвительно осудил этот нарождавшийся мерзкий аморальный прием. Но остановить и даже отсрочить развитие в России полицейской провокации он не смог. Эта ржавчина успела поселиться в теле правоохранительной системы империи и начала неуклонно разъедать ее изнутри.
Отец русской полицейской провокации первый министр полиции А. Д. Балашов в начале войны 1812 года, сохраняя министерское кресло, перешел в действующую армию и там командовал военной полицией (жандармерией). Современники Балашова в своих высказываниях о нем подчеркивали его природные качества сыщика при полном отсутствии нравственных начал.
Лиц, подобных Балашову, в александровское царствование на вершине власти было немного. И дела свои без доносов они делать не умели. Так, попечитель Петербургского учебного округа Д. П. Рунич, обследуя деятельность профессора Плисова, писал министру просвещения: «Хотя в тетрадях Плисова не найдено ничего предосудительного, но это самое и доказывает, что он человек вредный, ибо при устном преподавании мог прибавлять, что ему вздумается» [73] . Чем не донос? Но подобное встречалось в первой четверти XIX века редко, и донос не имел той популярности, что в XVIII столетии. В александровскую эпоху доносительство было не в чести.
73
58 Познанский В. В. Очерки формирования русской национальной культуры: Первая половина XIX века. М., 1975. С. 98.
Утратив массовое доносительство — извет как важнейшее средство получения информации о крамоле и пытку как надежный способ получения нужного признания в содеянном или несодеянном, имперская правоохранительная служба восприняла самое худшее из опыта европейской полиции — полицейскую политическую провокацию. Именно при изящном либерале Александре I на вооружении политического сыска начала появляться полицейская провокация, именно тогда началось ее постепенное внедрение в практику правоохранительных органов Российской империи.
Министерство полиции было ликвидировано в 1819 году. Все его функции перешли в Министерство внутренних дел, а точнее — возвратились обратно. Влилась в состав Министерства внутренних дел и Особенная канцелярия во главе с талантливым сыщиком и образованным человеком М. Я. фон Фоком. Ее состав продолжал заниматься тем же, чем и ранее,— политическим сыском.
Молодой Александр I желал показать всей Европе, что Россия при его управлении в состоянии обходиться без специальных учреждений, осуществляющих политический сыск. Но очень быстро император понял, что они крайне необходимы. К лицемерию, нерешительности и подозрительности монарха примешивался вечно преследовавший его страх за собственную жизнь.
Александр Павлович воспитывался в окружении убийі его деда Петра III, бывших фаворитов бабки Екате рины II. Он превосходно знал, с какой легкостью вельможам удалось избавиться от неугодного им, непредсказуемого Павла I, его отца. Призрак удушенного отца и лица его убийц наяву, исходившая от них, как казалось ему, реальная опасность толкали Александра I к созданию все новых и новых учреждений политического сыска. Он не вполне доверял уже функционировавшим. Такое положение привело к образованию избыточного количества подобного рода учреждений, отсутствию четкости в их работе и обязательной строгой централизации, а также к порождению между ними соперничества в усердии услужить породившему их монарху.