Полиция
Шрифт:
— А потом? Когда дело будет раскрыто под его, а не моим руководством? Думаешь, член городского совета скажет, что теперь не так страшно и я могу снова занять свой пост? Ой!
— Извини, но в этом месте мышцы напряжены. Попробуй расслабиться, любимый.
— Она так мстит, ты же понимаешь. Ох уж эти женщины… ой!
— Ох, я опять коснулась больного места?
Микаэль вывернулся из ее рук.
— Самое ужасное в том, что я ничего не могу сделать. Она ас в этой игре, а я — новичок. Если бы у меня была небольшая фора, если бы было время найти союзников,
— Пользуйся теми союзниками, что у тебя есть, — сказала Улла.
— Все важнейшие союзники находятся на ее половине поля, — ответил Микаэль. — Чертовы политики, они не думают о результатах, как мы, у них все исчисляется в голосах избирателей, им важно, как события выглядят в глазах идиотов, имеющих право голоса.
Микаэль склонил голову. Руки ее вернулись обратно. На этот раз они двигались мягче. Она массировала его, гладила по волосам. И в тот момент, когда он собирался отключиться от всех мыслей, они застопорились и вернулись к ее высказыванию: «Пользуйся теми союзниками, что у тебя есть».
Харри был ослеплен. Почувствовав движение позади себя, он автоматически выпустил Силье и повернулся. Полиэтиленовая занавеска была отодвинута в сторону, и в глаза ему бил белый свет. Харри поднял руку, чтобы прикрыть глаза.
— Прости, — раздался знакомый голос, и луч света опустился вниз. — Прихватила с собой фонарик. Ты не думал…
Харри со стоном выдохнул:
— Черт, Катрина, ты меня напугала. Э-э… нас.
— А, да, это ведь… студентка. Видела тебя в академии.
— Я ушла из академии, — произнесла Силье совершенно невозмутимо, даже скучающе.
— Ах вот как? И что вы здесь…
— Двигаем мебель, — сказал Харри, шмыгнул носом и показал на дыру в потолке. — Пытаемся найти какую-нибудь более устойчивую подставку.
— Снаружи стоит стремянка, — заметила Катрина.
— Правда? Сейчас принесу.
Харри прошел мимо Катрины и вышел из гостиной. Черт, черт.
Стремянка была прислонена к стене дома рядом с ведром для краски.
Когда он вернулся, в комнате стояла мертвая тишина. Харри отодвинул кресло и установил алюминиевую лестницу прямо под дырой. Ничто не указывало на то, что девушки разговаривали между собой. Они стояли, сложив руки, с равнодушными лицами.
— А чем это так воняет? — спросила Катрина.
— Дай фонарик, — попросил Харри, взял его и забрался на лестницу.
Он отодрал кусок гипса от потолка, засунул в отверстие фонарик, а следом за ним — голову. Он достал зеленый электрический лобзик. Полотно было не новым. Харри протянул его Катрине, держа двумя пальцами:
— Осторожно, на нем могут быть отпечатки.
Он направил луч фонарика вглубь пространства, на мертвое тело, лежащее сбоку, зажатое между старым и новым потолком. Черт возьми, он заслуживал того, чтобы стоять здесь и вдыхать запах мертвого гниющего мяса, нет, он заслуживал того, чтобы самому быть гниющим мясом. Потому что он, Харри Холе, больной человек, очень больной. И если его не пристрелить на месте, то ему потребуется помощь. Ведь он
— Видишь что-нибудь? — спросила Катрина.
— Да, — ответил Харри.
— Нам нужны криминалисты?
— Пока не знаю.
— Почему?
— Зависит от того, захочет ли убойный отдел заняться этим случаем.
Глава 30
— Об этом чертовски трудно говорить, — произнес Харри и потушил окурок о подоконник.
Он не стал закрывать выходящее на улицу Спурьвейсгата окно, а вернулся к своему стулу. Когда Харри позвонил Столе Эуне в шесть утра и сказал, что он уже на ногах и в пути, тот предложил ему прийти в восемь часов, перед первым пациентом.
— Ты и раньше приходил сюда поговорить о непростых вещах, — сказал Столе.
Насколько Харри помнил, Столе был психологом, к которому сотрудники отдела по расследованию убийств и Крипоса бегали, когда бывало туго. И делали они это не только потому, что в полиции был номер телефона Эуне, но и потому, что он был одним из немногих психологов, знавшим, что представляют собой их будни. И они знали, что могут быть уверены в его молчании.
— Да, но тогда речь шла о пьянстве, — сказал Харри. — Это… это нечто совершенно другое.
— Разве?
— Ты так не думаешь?
— Я думаю, что раз ты первым делом позвонил мне, значит ты думаешь, что у тебя проблема схожего характера.
Харри вздохнул, согнулся и положил лоб на сплетенные руки.
— Может, и так. У меня всегда было чувство, что я начинал пить в самое неподходящее время. Что я всегда ломался в те моменты, когда надо было сохранять свежую голову. Как будто внутри меня жил демон, желавший отправить все к чертям. Желавший отправить меня к чертям.
— Такая у демонов работа. — Столе подавил зевок.
— В таком случае этот демон поработал на славу. Я чуть не изнасиловал девушку.
Зевота у Столе прошла.
— Что ты такое говоришь? Когда?
— Вчера вечером. Девчонка — бывшая студентка Полицейской академии, она появилась, когда я обыскивал квартиру, где жил Валентин.
— О? — Столе снял очки. — Нашел что-нибудь?
— Лобзик со сломанным полотном, который, судя по всему, пролежал там несколько лет. Конечно, его могли забыть рабочие, зашивавшие потолок, но сейчас зазубрины на полотне сверяют с находками из Бергслиа.
— Еще что-нибудь?
— Нет. Да. Дохлого барсука.
— Барсука?
— Да. Наверное, он свил себе нору на потолке.
— Хе-хе. Почти как в песне. У нас был барсук, но, к счастью, он жил в саду. У него страшный укус. А этот что, сдох во время зимней спячки?
Харри приподнял уголок рта:
— Если тебе интересно, я могу привлечь судебных медиков.
— Прости, я… — Столе покачал головой и снова надел очки. — Пришла девушка, и ты почувствовал искушение изнасиловать ее, так было дело?