Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 1
Шрифт:
Ленин безоговорочно отверг эту точку зрения, приняв которую, партия большевиков превратилась бы в партию, не имеющую ясной стратегической перспективы, в партию, которая сама себя обрекла на положение политического флюгера. Вот принципиальная оценка Ленина: «Тов. Рыков говорит, что социализм должен прийти из других стран с более развитой промышленностью. Но это не так. Нельзя сказать, кто начнет и кто кончит. Это не марксизм, а пародия на марксизм» [591] . Следует отметить, что данный вопрос через несколько месяцев с новой остротой был поднят уже на VI съезде партии, где уже Сталину пришлось защищать и отстаивать принципиальную позицию Ленина.
591
Там же. С. 98.
Однако возвратимся непосредственно к участию Сталина в работе Апрельской конференции. Как уже отмечалось, помимо активной защиты позиции Ленина по принципиальным вопросам текущего положения, Сталин выступил с докладом по национальному вопросу. Для России национальный вопрос всегда был одним из ключевых вопросов всего развития. Его удельный вес и значение
Сталин в качестве одного из главных экспертов партии по национальному вопросу защищал в тот период основные ленинские установки в подходе к национальному вопросу. Уже в первые дни после приезда в Петроград он выступил с рядом статей, в которых защищал следующую точку зрения:
«…Необходимо провозгласить:
1) политическую автономию (не федерацию!) областей, представляющих целостную хозяйственную территорию с особым бытом и национальным составом населения, с «делопроизводством» и «преподаванием» на своём языке;
2) право на самоопределение для тех наций, которые по тем или иным причинам не могут остаться в рамках государственного целого.
Таков путь, ведущий к действительному уничтожению национального гнёта, к обеспечению максимума свободы национальностей, возможного при капитализме» [592] .
592
И.В. Сталин. Соч. Т. 3. С. 19.
Следует особо выделить позицию Сталина по вопросу о федеративном принципе государственного устройства страны. Видимо, с учетом нынешней ситуации в России, она представляет не только чисто исторический интерес, но и в каких-то аспектах перекликается с современными реалиями. Сталин решительно отвергает принцип федерализма и обосновывает это так:
«…тенденция развития идёт не в пользу федерации, а против неё. Федерация есть переходная форма.
И это не случайно. Ибо развитие капитализма в его высших формах и связанное с ним расширение рамок хозяйственной территории с его централизующими тенденциями требуют не федеральной, а унитарной формы государственной жизни.
Мы не можем не считаться с этой тенденцией, если не берёмся, конечно, повернуть назад колесо истории.
Но из этого следует, что неразумно добиваться для России федерации, самой жизнью обречённой на исчезновение» [593] .
593
Там же. С. 25.
Он упорно подчеркивает непригодность для России федеративного принципа государственного устройства:
«Половинчато-переходная форма — федерация — не удовлетворяет и не может удовлетворить интересов демократии;
Решение национального вопроса должно быть настолько же жизненным, насколько радикальным и окончательным, а именно:
1) право на отделение для тех наций, населяющих известные области России, которые не могут, не хотят остаться в рамках целого;
2) политическая автономия в рамках единого (слитного) государства с едиными нормами конституции для областей, отличающихся известным национальным составом и остающихся в рамках целого.
Так и только так должен быть решён вопрос об областях в России.» [594]
594
Там же. С. 27–28.
После Октябрьской революции большевики, и Сталин в том числе, радикально пересмотрели свое отрицательное отношение к федеративному принципу государственного устройства России. Сам Сталин в середине 20-х годов следующим образом объяснял причины и мотивы такого пересмотра:
«Эту эволюцию взглядов нашей партии по вопросу о государственной федерации следует объяснить тремя причинами.
Во-первых, тем, что ко времени Октябрьского переворота целый ряд национальностей России оказался на деле в состоянии полного отделения и полной оторванности друг от друга, ввиду чего федерация оказалась шагом вперёд от разрозненности трудящихся масс этих национальностей к их сближению, к их объединению.
Во-вторых, тем, что самые формы федерации, наметившиеся в ходе советского строительства, оказались далеко не столь противоречащими целям экономического сближения трудящихся масс национальностей России, как это могло казаться раньше, или даже — вовсе не противоречащими этим целям, как показала в дальнейшем практика.
В-третьих, тем, что удельный вес национального движения оказался гораздо более серьёзным, а путь объединения наций — гораздо более сложным, чем это могло казаться раньше, в период до войны, или в период до Октябрьской революции.» [595]
595
И.В. Сталин. Соч. Т. 3. С. 30–31.
Приведенная аргументация выглядит вполне убедительной. Однако она не может затушевать тот факт, что по складу своего политического мировоззрения Сталин был и остался до конца своих дней противником федерации как главного принципа государственного строительства. На этом я остановлюсь в дальнейшем более развернуто. Здесь же хочется отметить, что сталинские «реверансы» в пользу федерализма кажутся мне какими-то вынужденными, продиктованными чисто политическими или же даже конъюнктурными соображениями. То, что такое предположение не является беспочвенным, покажет история противостояния между Лениным и Сталиным по национальному вопросу в начале 20-х годов.
В период после Февральской революции дискуссия по вопросам государственного устройства страны не носила какого-то отвлеченного характера. Она была органически связана с реальной политической обстановкой и перспективами ее дальнейшего развития. Крах царского режима в тот период не мог не поставить во весь рост и проблему национального самоопределения. Именно эта проблема оказалась центральным пунктом в докладе Сталина на Апрельской конференции.
Специфика подхода к решению национального вопроса, детально обоснованная Сталиным в его докладе на Апрельской конференции, состояла в том, что была проведена четкая грань между принципиальным признанием права наций на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства и целесообразностью такого отделения в зависимости от обстановки. «Признавая за угнетёнными народностями право на отделение, право решать свою политическую судьбу, мы не решаем тем самым вопроса о том, должны ли в данный момент отделиться такие-то нации от Российского государства. Я могу признать за нацией право отделиться, — говорил Сталин в своем докладе, — но это ещё не значит, что я её обязал это сделать. Народ имеет право отделиться, но он, в зависимости от условий, может и не воспользоваться этим правом. С нашей стороны остаётся, таким образом, свобода агитации за или против отделения, в зависимости от интересов пролетариата, от интересов пролетарской революции. Таким образом, вопрос об отделении разрешается в каждом отдельном случае самостоятельно, в зависимости от обстановки, и именно поэтому вопрос о признании права на отделение не следует смешивать с вопросом о целесообразности отделения при тех или иных условиях. Я лично высказался бы, например, против отделения Закавказья, принимая во внимание общее развитие в Закавказье и в России, известные условия борьбы пролетариата и пр.» [596] .
596
И.В. Сталин. Соч. Т. 3. С. 52–53.
Думается, что нет необходимости да и возможности во всех деталях останавливаться на всех перипетиях постановки и обсуждения на конференции национального вопроса. Сейчас важно, поскольку речь идет о политической биографии Сталина, подчеркнуть следующий факт фундаментального значения: на этой конференции он впервые в общероссийском масштабе выступил в качестве не только теоретика, но и практика национального вопроса. Из всего сонма большевистских деятелей именно ему было поручено озвучить и защищать принципиальные положения партийной платформы по национальному вопросу. Американский биограф Сталина Р. Такер в связи с этим замечает: «Еще до официального создания соответствующего ведомства он уже действовал в качестве большевистского комиссара по делам национальностей.» [597] Бесспорно, что уже сам этот факт определенно свидетельствовал не только о признании его в качестве ведущего эксперта партии по национальному вопросу, но и активной политической фигуры общероссийского формата. Деятельное участие Сталина в работе Апрельской конференции продвинуло его на одно из первых после Ленина позиций в большевистском руководстве. Само собой разумеется, что это в немалой степени сказалось на его судьбе как политического деятеля накануне и в период свершения Октябрьской революции [598] .
597
Роберт Такер. Сталин. Т. 1. С. 159.
598
В связи с оценкой места и роли Сталина в партии большевиков достаточно спорной, не подкрепленной фактами тогдашней действительности, представляется мне точка зрения Р. Медведева, который утверждает, что «до появления Ленина в Петрограде Сталин стал фактически не только во главе «Правды», но и во главе всей партии.» (Жорес Медведев, Рой Медведев. Избранные произведения. М. 2002 г. Т. 1. С. 26). Сам характер и организационное ее построение в тот период не дают оснований для такого рода выводов. Ленин был бесспорным лидером партии, и в тот период ни одна фигура из большевистского руководства не претендовала и не могла претендовать на такое лидерство даже в отсутствие Ленина. Ближе к истине стоит оценка роли Сталина Б. Сувариным, который писал: «В Октябре Сталин еще не был важной персоной, но уже был чем-то; и если его имя было неизвестно, его вес чувствовался, хотя и сливался с коллективным авторитетом партии» (Boris Souvarine. Stalin: A Critical Survery of Bolshevism. Электронная версия. Глава 5 — «Revolution»).
Деятельность Сталина в мае-июне 1917 года в исторической и мемуарной литературе оценивается по-разному. Одни усиленно подчеркивают, что в этот период он фактически бездействует, редко выступает в большевистской печати, проявляет политическую пассивность и т. д. Здесь камертоном служат высказывания Троцкого соответствующей направленности. Другие, более объективные авторы, обращают внимание на то, что главная роль Сталина в тот период, как и в дальнейшем, заключалась в том, чтобы вести столь важную и нужную партии организационную работу, имевшую первостепенное значение. Ведь любая революция подготавливается не только, а порой и не столько, выступлениями на митингах и другими публичными акциями, но и прежде всего реальной организационной работой. Да и сам Троцкий в своей книге о Сталине подрывает убедительность своих утверждений, приводя свидетельство одного из тех, кто знал Сталина еще по бакинской тюрьме: «Я всячески хотел понять роль Сталина и Свердлова в большевистской партии, — писал Верещак в 1928 г. — В то время, как за столом президиума съезда сидели Каменев, Зиновьев, Ногин и Крыленко и, в качестве ораторов, выступали Ленин, Зиновьев и Каменев; Свердлов и Сталин молча дирижировали большевистской фракцией. Это была тактическая сила. Вот здесь я впервые почувствовал все значение этих людей» [599] .
599
Цит. по Лев Троцкий. Сталин. Т. 1. С. 284.