Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 1
Шрифт:
Ленин — типичный вождь, воля которого подавляет окружающих и притупляет его собственный инстинкт самосохранения. Он смел, решителен, никогда не теряет самообладания, тверд, расчетлив, гибок в тактических приемах. В то же время он аморален, жесток, беспринципен, авантюрист по натуре. Следует, однако, признать, что аморальность и жестокость Ленина исходят не от его личной аморальности и жестокости, а от убежденности в своей правоте» [982] .
982
«Независимая газета» 1 декабря 1999 г. (Сетевая версия).
Я не стану давать оценку степени обоснованности и справедливости приведенной характеристики. Замечу лишь, что в политической ее части скорее всего доминирует враждебное
В предыдущих главах читатель уже имел возможность убедиться в том, что Сталин нередко сталкивался с Лениным, отстаивал свою точку зрения, невзирая на общепризнанный и неоспоримый авторитет Ленина. Здесь я хочу проиллюстрировать справедливость данного утверждения некоторыми примерами, достоверность которых не вызывает сомнений. Так, сестра Ленина М.И. Ульянова в своих неопубликованных воспоминаниях, касаясь отношений между Лениным и Сталиным писала:
«… я слышала о некотором недовольстве В.И. (Ленин — Н.К.) Сталиным. Мне рассказывали, что, узнав о болезни Мартова, В.И. просил Сталина послать ему денег. «Чтобы я стал тратить деньги на врага рабочего дела! Ищите себе для этого другого секретаря», — сказал ему Сталин. В.И. был очень расстроен этим, очень рассержен на Сталина» [983] .
983
«Известия ЦК КПСС» 1989 г. № 12. С. 197.
Комментарии, как говорят, излишни. Речь шла о том, что Сталин по принципиальным соображениям не желал оказывать помощь Мартову, своему не только политическому противнику, но, как мы помним, из предыдущих глав, человеку, лично обвинявшего его в том, что тот подвергался исключению из партии из-за участия в экспроприациях. Сталина, конечно, можно понять. Как можно понять и Ленина, проявившего мимолетное чувство гуманизма по отношению к своему бывшему товарищу, а в ту пору эмигранту, влачившему жалкое существование и умиравшему в Берлине,
Но каждый поймет, что это не повод, а тем более не причина для политических столкновений и разногласий. Неверно было бы, исходя из некоторых фактов, думать, что Сталин проявлял неуважение к Ленину. Напротив, имеется множество свидетельств его самого высокого уважения и даже преклонения перед Лениным. И речь идет не только о публичных высказываниях, когда искренность можно поставить под сомнение. Та же М.И. Ульянова приводит следующий характерный эпизод, относящийся к периоду охлаждения между Лениным и Сталиным.
«Раз утром Сталин вызвал меня в кабинет В.И. Он имел очень расстроенный и огорченный вид: «Я сегодня всю ночь не спал», — сказал он мне. «За кого же Ильич меня считает, как он ко мне относится! Как к изменнику какому-то. Я же его всей душой люблю. Скажите ему это как-нибудь». Мне стало жаль Сталина. Мне казалось, что он так искренне огорчен.
Ильич позвал меня зачем-то, и я сказала ему, между прочим, что товарищи ему кланяются. «А», — возразил В.И. «И Сталин просил передать тебе горячий привет, просил сказать, что он так любит тебя». Ильич усмехнулся и промолчал. «Что же, — спросила я, — передать ему и от тебя привет?». «Передай», — ответил Ильич довольно холодно. «Но, Володя, — продолжала я, — он все же умный, Сталин». «Совсем он не умный», — ответил Ильич решительно и пoмopщившиcь» [984] .
984
«Известия ЦК КПСС» 1989 г. № 12. С. 198–199.
Нет каких-либо серьезных оснований ставить под сомнение слова, приведенные М.И. Ульяновой. Однако они как-то не вяжутся, не согласуются, а вернее сказать, прямо противоречат многим другим, также хорошо известным фактам. Я не стану здесь цитировать многократно приводившиеся в соответствующих работах в высшей степени положительные отзывы Ленина о Сталине. Правда, они относились к различным историческим периодам, и кое-кто может возразить, что мнение Ленина о Сталине могло измениться коренным образом. Но тем не менее, речь в данном случае идет не о мимолетном, переменчивом взгляде на Сталина, а о его общей политической оценке. И здесь мы должны полагаться не на мнение Ленина, высказанное, по всей видимости, в состоянии глубокой внутренней депрессии, сопровождавшей все течение его тяжелой болезни.
Имеется множество свидетельств, в том числе и близких к Владимиру Ильичу людей, из которых явствует, что болезнь оказала на его психику исключительно гнетущее воздействие. Он стал чрезвычайно раздражителен, нетерпим, у него часто отказывали нервы и он не мог владеть собой. Все это вполне понятно и естественно и должно учитываться при оценке его поступков, в том, числе и, разумеется, в политической сфере, как и в области отношений со своими соратниками. Ему уже изменяло то качество, о котором писала его сестра: «У В.И. было очень много выдержки. И он очень хорошо умел скрывать, не выявлять отношения к людям, когда считал это почему-либо более целесообразным» [985] . Это, однако, не мешало ему иногда проявлять и определенное нерасположение, выраженное, правда, в шутливой форме. Один из деятелей партии (впоследствии крупный представитель правооппозиционного блока) Н.А. Угланов в своих воспоминаниях приводит такой эпизод: «Наша беседа происходила с В.И. на квартире т. Сталина. Во время нашей беседы т. Сталин ходил по комнате и курил все время трубку. Владимир Ильич, посмотрев на т. Сталина, сказал: вот азиатише — только сосет! Тов. Сталин выколотил трубку» [986] .
985
Там же. С. 197.
986
«Известия ЦК КПСС» 1989 г. № 4. С. 196.
Но это, так сказать, небольшой штрих, который можно интерпретировать в каком угодно смысле. Но я вернусь к оценкам Сталина, которые приводила М.И. Ульянова в разные годы. В период борьбы с оппозицией, когда в 1926 году против Сталина велись особенно ожесточенные нападки в связи с тем, что он скрывает завещание Ленина и вообще в грубо извращенном свете изображает взаимоотношения с последним в политической сфере, М.И. Ульянова писала: «В.И. очень ценил Сталина. Показательно, что весной 1922 г., когда с В.И. случился первый удар, а также во время второго удара в декабре 1922 г., В.И. вызывал к себе Сталина и обращался к нему с самыми интимными поручениями, поручениями такого рода, что с ними можно обратиться лишь к человеку, которому особенно доверяешь, которого знаешь как истинного революционера, как близкого товарища. И при этом Ильич подчеркивал, что хочет говорить именно со Сталиным, а не с кем-либо иным. Вообще за весь период его болезни, пока он имел возможность общаться с товарищами, он чаще всего вызывал к себе т. Сталина, а в самые тяжелые моменты болезни вообще не вызывал никого из членов ЦК, кроме Сталина.
Был один инцидент между Лениным и Сталиным, о котором т. Зиновьев упомянул в своей речи и который имел место незадолго до потери Ильичем речи (март 1923 г.), но он носил чисто личный характер и никакого отношения к политике не имел» [987] .
Впоследствии в неопубликованных воспоминаниях М.И. Ульянова, можно сказать, кардинально пересмотрела свои предыдущие свидетельства. Она объяснила это следующим образом: «В своем заявлении на пленуме ЦК я написала, что В.И. ценил Сталина. Это, конечно, верно. Сталин — крупный работник, хороший организатор. Но несомненно и то, что в этом заявлении я не сказала всей правды о том, как В.И. относился к Сталину. Цель заявления, которое было написано по просьбе Бухарина и Сталина, было, ссылкой на отношение к нему Ильича, выгородить его несколько от нападок оппозиции… Но в дальнейшем, взвешивая этот факт с рядом высказываний В.И., его политическим завещанием, а также всем поведением Сталина со времени, истекшем после смерти Ленина, его «политической» линией, я все больше стала выяснять себе действительное отношение Ильича к Сталину в последнее время его жизни. Об этом я считаю своим долгом рассказать хотя бы кратко» [988] . То, о чем она хотела рассказать кратко, я процитировал выше.
987
«Известия ЦК КПСС» 1989 г. № 12. С. 196.
988
Там же. С. 196–197.