Политическая история Первой мировой
Шрифт:
Так-то оно так, но правительству ли?
Возьмём, к примеру, графа Арчибальда Филиппа Примроза Розбери – влиятельного лидера либералов. С 1892 по 1895 год он вначале министр иностранных дел, потом премьер-министр Англии. Граф относился к группе «либералов-империалистов», был сторонником репрессивных мер в Южной Африке против буров… А эти репрессии обеспечивали финансовые интересы…
Кого?
Да всё тех же Ротшильдов.
И ещё бы Розбери не хотел войны с бурами! В тридцать лет, в 1878 году, он стал мужем единственной дочери всесильного Ротшильда Лондонского Ганны. Вот почему
К слову, кроме лондонских и парижских Ротшильдов были ведь и Ротшильды венские, и они через крупнейший банк «Кредит-Анштальт» контролировали экономику Австро-Венгрии.
В 1895 году кабинет Розбери пал, однако новый кабинет Солсбери тоже был связан с Ротшильдами если не родственными, то дружескими и деловыми связями. И этот ротшильд-фактор почти автоматически пристёгивал английскую политику к… американской.
Да, именно к американской!
Конечно, развернуть тяжеловесный дредноут Английского острова к бывшей его колонии было делом непростым и нескорым. Но для ротшильдов и варбургов это было делом совершенно необходимым, потому что Североамериканский континент, надёжно укрытый от военных потрясений, давно рассматривался ими как будущая главная резиденция Мирового Капитала.
Для британской Англии долговременные нормальные (как минимум нейтральные) отношения с Германией были бы разумными. Для ротшильд-Англии – абсолютно недопустимыми. Борьбой этих двух мощных тенденций и определялась непоследовательность и раздвоенность английской политики.
Американка Барбара Такман, написавшая в 1962 году интересную книгу о начале Первой мировой войны «Guns of August» («Пушки августа»), считает, что Германия могла бы иметь союз с Англией, если бы не отвергла «заигрывания министра колоний Джозефа Чемберлена». Советский автор книги о Джозефе и его сыновьях Лев Кертман убеждён в обратном: ни о каком согласии не могло быть и речи, потому что, мол, Германия была «главным империалистическим конкурентом Великобритании».
Неправы тут, надо сказать, оба.
Тезис Кертмана до него высказал, кстати, академик Тарле. Он также считал, что союз Германии с Англией неизбежно делал бы Германию «солдатом Англии на континенте» с перспективой войны против России постольку, поскольку Россия-де была связана союзом с Францией.
Если Евгений Викторович здесь что и доказал, так только то, насколько вредной и неестественной для России была её ориентация на Францию. Ведь без союза с Францией не могло быть и резкого ухудшения отношений с немцами.
А возможный союз немцев и англичан? Что ж, это был бы не лучший для России вариант, но и не смертельный. Конечно, при англо-немецкой «связке» России, например, были бы заказаны пути в Персию и ещё кое-куда…
Ну и что?
Нам нужен был иной путь – в глубь России, в глубь себя…
ОБЪЕКТИВНЫЕ условия для сближения Англии и Германии имелись, однако не на той базе, которую подразумевала Такман, да и сам Чемберлен. Чемберлен раз за разом считал, что возможно «генеральное соглашение между Германией, Англией и Америкой». Однако смысл имело бы лишь соглашение Англии и Германии против Америки.
Как бы то ни было, Англия развивалась естественно. И хотя она крепла за счёт колоний, но из своего дома она сама выходила во внешний мир. Германия тоже развивалась и крепла, используя внутренние силы прежде всего собственного народа. Это же можно было сказать и о других народах Земли, кроме…
Кроме двух – еврейского, саморассеявшегося по планете, и американского. Америка создавалась как своего рода «чёрная дыра», в которую проваливались части разных народов, всемирные ресурсы и золото… И своими успехами Америка была обязана чужим народам как минимум не меньше, чем собственному.
За океаном начиналась какая-то своя жизнь, но она не столько помогала жизни остального человечества, сколько обкрадывала и обсасывала её. Взамен этот странный, неестественный «народ» слишком часто не отдавал ничего, кроме выползающего из его «чёрной дыры» лицемерия, обрастающего золотой и стальной чешуей. Даже великие открытия американцев, меняющие к лучшему жизнь человека, делались нередко в чисто американской манере: наобум, но настырно и с размахом. Гудийр, например, отыскивая способ вулканизации резины, перепробовал полторы тысячи вариантов наугад, вплоть до подмешивания в смесь супов!
Да, Америка вырастала в великую державу и за счёт собственных усилий, но… Но вряд ли можно отрицать, что Англия и Германия оказались наиболее развитыми странами мира благодаря качествам самих английского и немецкого народов. Обе нации имели право сказать: «Мы развили нашу Родину сами, даже если средства для этого брали у других!». Американский же человеческий «коктейль» мог лишь драчливо заявлять: «А пошли вы все к чёрту!», потому что Америка развивалась в условиях искусственных, тепличных и уже поэтому неестественных.
Объединение англо-немецкой европейской естественности против еврейско-американской искусственности дало бы могучий потенциал развития нового мира. Но этим-то подобное объединение и было опасно для наднационального Капитала, всё более усиливающегося.
А что же Россия?
Россия, развивающаяся хотя и медленно, с задержками и просчётами, но развивающаяся тоже за счёт естественных, внутренних факторов, могла бы стать в англо-германском мире той третьей опорой, которая окончательно придала бы устойчивость подлинному прогрессу человечества.
Возможна была и иная последовательность: вначале германо-русский союз, затем присоединение к нему Англии. И если и был в таком возможном раскладе «четвёртый лишний», так это Франция. Хотя и для Франции могло бы найтись достойное её место.
Речь здесь, конечно, о капиталистическом союзе, но при реализации общего европейского блока даже в капиталистическом формате мир мог бы развиваться в сторону благоденствия, потому что такой блок исключал бы европейскую войну, будучи к тому же объективно антиамериканским.