Политическая преступность
Шрифт:
Из этого можно видеть, что политические преступления тоже эволюционируют – с течением времени меняют форму.
Анализируя участие различных общественных классов в политических преступлениях, прежде всего надо отделить городское население от деревенского. Мы уже прежде видели, что революционные элементы концентрируются главным образом в больших городах, там, где больше сумасшедших и невропатов.
В деревнях, напротив того, низший уровень образования, большая привычка к подчинению, большее уважение к власть предержащим и духовенству, почти полное отсутствие ассоциаций и коопераций обусловливают и отсутствие
2) Дворянство и духовенство. Надо заметить, что дворянство и духовенство, которые по традициям, по воспитанию и по инстинкту сохранения своих привилегий почти всегда бывают реакционными (достаточно вспомнить о разбойничестве, подготовляемом и направляемом монахами, о реакционной деятельности кардинала Руффо в Неаполе и о карлистском движении в Испании), тем не менее в значительном числе встречаются и в рядах прогрессивных революционеров, если только революция не угрожает их собственным интересам и жизни. В последнем случае они являются закоренелыми мизонеистами и рьяными консерваторами.
В России политические преступления совершаются главным образом лицами, получившими высшее образование; в этом нельзя сомневаться, несмотря на то что с 1880 года официальных статистических данных на этот счет не имеется, так как политические преступления были тогда изъяты из ведения присяжных.
На этот факт указывает и Анучин в своей работе касательно лиц, сосланных в Сибирь с 1827 по 1846 год. Там мы находим, что в царствование императора Николая II дворян было сослано за политические преступления в 120 раз больше, чем лиц других сословий.
Причину этого явления можно найти в том уже отмеченном нами факте, что даже свободный народ в силу привычки и атавизма охотно дозволяет командовать собой членам той касты или партии, которая хотя и тиранила его когда-то, но в данное время является деятельной помощницей. «Аристократизм, – говорит Мабле, – является для народа в некотором роде религией, жрецами которой служат дворяне». Гарофало заметил даже, что при демократических выборах в Италии аристократическое имя при равных условиях всегда дает кандидату преимущество.
Духовенство легче увлекается революционными течениями, потому что оно при большей осведомленности относительно недостатков своей касты и своих доктрин подвержено большей экзальтации, вызываемой уединением и особенностями монашеской жизни. Потому-то самые ярые противники догм и обличители недостатков духовного сословия встречаются именно среди духовных, что и вполне естественно, так как делами партии больше всего интересуются ее члены. Достаточно вспомнить имена Джордано Бруно, Савонаролы, Кампанеллы, Социно, Кальвина, Лютера, Спинозы, Ардиго и, наконец, Ренана. Интересно отметить по этому случаю, что выражение Высочайшее Существо (Etre supreme), поставленное вместо слова Бог в Декларации прав человека, было подсказано священниками, входившими в состав собрания, аббатами Грегуаром и Бонфуа, епископами Шартрским и Нимским.
Что касается дворян, то их участие в революционных движениях объясняется также дегенеративными аномалиями (Мирабо может служить примером), личным соперничеством, желанием превзойти противника или вырваться из цепей касты, которыми более сильные члены последней окутывают более слабых. Наконец, надо иметь в виду и большую осведомленность относительно недостатков этой касты, и тот закон контраста в проявлении наследственности, по которому дети мотов, скупцов, себялюбцев отличается иногда качествами, совершенно противоположными.
К этому надо прибавить, что аристократ обладает большими средствами получать образование и проявлять свои таланты. Гальтон, например, насчитывает среди гениальных людей 35 % аристократов, тогда как гораздо более многочисленный класс плебеев дает их только 20 %. Одна буржуазия может соперничать с аристократами, так как дает 42 % гениальных людей.
Аристотель, изучая в своей «Политике» причины, побуждающие аристократов становиться во главе революций, приписывает эти побуждения или демагогическому инстинкту, или дурному поведению, доведшему их до разорения, или, наконец, желанию захватить в свои руки власть для себя лично или для передачи кому-нибудь другому, подобно тому как Гиппарх очистил путь для Дионисия Сиракузского.
Но это справедливо только по отношению к бунтам. В действительности аристократов не всегда личное самолюбие или стремление захватить власть толкает в революцию. Примером могут служить Гракхи, пожертвовавшие собой за дело народа и поднявшие последний против своей собственной касты. Во Франции также поступили герцоги Лонгвилль и Бофор и принц Конти, а позднее Мирабо, Ламартин, Рошфор; в Германии – Гец фон Берлихинген; во Фландрии – графы Горн и Эгмонт; в Италии – Кавур, Риказоли, Д’Азелио; в России – Бакунин, Достоевский, Кропоткин, Перовская и прочие.
Что касается влияния вырождения дворянства, то мы не можем представить лучшего примера, как семья князей Сулковских в Силезии, которая с начала XIX столетия принимала участие во всех заговорах и революциях на своей родине.
Все члены этой семьи были ненормальны: первый, князь Ян, фанатично преданный Наполеону, сражаясь против Австрии, был взят в плен и поселен в Ольмюце, откуда в один прекрасный день исчез и пропал без вести – натура безумно храбрая и необузданная. Второй, князь Максимилиан, очень бедный, потому что был младшим в роде, женился на богатой американке, приехал с ней в Европу и тотчас же начал вести жизнь самую разгульную. Он путешествовал с любовницей, переодетой пажом, а впоследствии прогнал ее от себя ударами хлыста. Жена его тем временем умерла, кто говорит – с горя, а кто – от яда.
Брат Максимилиана, подпавший под влияние другой женщины, для того чтобы получить наследство от матери, убил последнюю выстрелом из ружья, а потом бежал в Вену, где и был убит во время революции 1848 года при нападении на Арсенал.
Старший из братьев, Людовик, узнав об участии своего брата в венской революции, поспешил к нему на помощь с шайкой волонтеров, но был на дороге арестован, бежал, переодевшись в костюм железнодорожного кочегара, и прожил десять лет в Америке простым фермером. Вернувшись в Европу, он поселился в Белицком замке, откуда больше уж никуда и не выезжал. Один из его сыновей, Иосиф, за расточительность был недавно заключен в Деблине.