Политическая преступность
Шрифт:
В другой поэме он, по-видимому, старается доказать, что не следует никому оказывать услуг, не получив обещания в свою очередь воспользоваться услугами.
Помимо всего этого он изобрел трость, в набалдашнике которой помещается раскаленный уголь, согревающий руку и дающий возможность закуривать сигары…
Шарль Гито, 41 года, высокого роста, макроцефал с асимметричным черепом, обилием черных волос, огромными круглыми ушами, маленькими, глубоко запавшими и широко расставленными глазками; отец его был фанатическим последователем социалистической секты, проповедовавшей свободную любовь, и заявлял, что находится в постоянных сношениях с Иисусом Христом, даровавшим ему власть
Сам Гито начал говорить очень поздно и плохо произносил слова. Мало склонный к физическому труду, он проводил все время в чтении, а в 18 лет бросил семью, чтобы поступить в школу, но через месяц бросил и эту последнюю; попробовал мошенническим образом достать денег, чтобы основать газету; не успев в этом, поступил в ту секту, к которой принадлежал его отец, но скоро вышел из нее и предъявил даже к ней из Нью-Йорка иск в 7 тысяч франков за какие-то будто бы оказанные ей услуги, хотя на самом деле он не только не оказал никаких услуг, а еще донес полиции на эротические эксцессы, практикуемые сектой.
Затем он решил заняться адвокатской практикой в Чикаго, но эта практика сошла на шарлатанско-мошенническую почву, на вымогание денег под разными предлогами, на шантаж, обманы и подлоги. Одному лицу он обещал сделать его губернатором Иллинойса за 50 тысяч долларов, а другому, за 200 тысяч долларов, даже место президента Соединенных Штатов. Все это привело его наконец на скамью подсудимых.
Отбыв наказание, он удалился в деревню, к сестре, но там чуть не убил ее топором и был признан сумасшедшим.
Для того чтобы избежать помещения в лечебницу, Гито бежал в Чикаго, где начал свою политическую карьеру в качестве распорядителя и проповедника на религиозных митингах, причем продавал на улицах книжку своих проповедей, озаглавленную: «Истина, спутник Библии».
Объявление об одной из его публичных проповедей в Бостоне было составлено следующим образом:
«Берегитесь пропустить проповедь достопочтенного Ш. Гито, маленького гиганта с запада; он вам докажет, что две трети человечества стремятся к своей погибели».
Зиму 1879/80 года он провел в Бостоне, отчасти служа агентом одного страхового общества, а отчасти проповедуя, продавая свои творения, адвокатствуя, вообще шляясь по улицам, бедствуя и стараясь никому ничего не платить под тем предлогом, что он, будучи агентом Иисуса Христа и работая на ниве Господней, должен поступать по примеру Спасителя, который тоже не имел обыкновения платить за что бы то ни было.
Затем Гито сделался выборным агитатором и работал в Нью-Йорке в пользу Гарфилда. Когда последний был избран, то Гито, посылая ему свою речь, произнесенную на выборах, намекнул, что не отказался бы от должности консула в Вене. Не получив ответа, он стал хлопотать в министерстве иностранных дел о месте консула в Париже, а потерпев неудачу, задумал устранить президента.
Гито сам признавался, что мысль эта овладела им в ночь на 18 мая, после того как президент окончательно отказал ему.
Серьезный раскол, образовавшийся к тому времени в республиканской партии, давал Гито возможность смотреть на устранение президента как на меру для предотвращения междоусобной войны и считать свой поступок примерным патриотическим делом.
Перед тем как совершить убийство он, однако же, ходил по тюрьмам, чтобы узнать, каково ему будет сидеть в них; тотчас же после убийства он поспешил разослать по газетам свои статьи о нем.
Одному из своих зятьев он заявлял, что мысль об убийстве президента пришла ему шесть недель тому назад и что она внушена была Богом.
«У меня не было враждебного чувства к президенту, – прибавил Гито, – я, напротив того, уважал его; но мне казалось, что его следует устранить ради общего блага и что весь народ того желает». А когда ему возражали, что народ относится с ужасом к его преступлению, то Гито ссылался на то, что его не поняли. Следователю он говорил: «Я думал, что исполняю волю Божию, но, должно быть, ошибся; мне теперь кажется, что Бог не желал его смерти, так что если бы я и мог повторить свое покушение, то не решился бы. Если бы Богу было угодно, чтобы президент умер, то теперь уж его не было бы в живых. Пистолет мой был хорошо заряжен, а рука у меня не дрогнула, как железная. Стрелял я на близком расстоянии, и только воля провидения могла спасти президента. Я уверен, что он не умрет, и раскаиваюсь в том, что причинил ему столько страданий».
Другим, однако ж, он говорит, что, убивая президента, думал спасти страну.
Среди бумаг, найденных при нем в момент преступления, оказалось следующее письмо:
«В Белый дом [31] .
Смерть президента является печальной необходимостью ввиду того, что я хочу сплотить республиканскую партию и тем спасти республику. Жизнь человеческая не обладает большой ценностью. На войне тысячи храбрецов умирают, не проливая слез. Я полагаю, что президент был хорошим христианином, а потому в раю будет счастливее, чем здесь, на земле. Я юрист, богослов и политик. Я демократ из демократов. Мне нужно передать печати много важных бумаг, они находятся у Весе, где репортеры могут их видеть. Я иду в тюрьму».
31
Надо заметить, что почерк его продолговатый, как находили у всех маттоидов-графоманов.
На суде Гито беспрестанно прерывал своих защитников, оскорблял их и выбирал новых, обещая уплатить им из общественных сумм.
При допросе он заявил, что сообщит чрезвычайно важные факты, доказывающие, что им руководила воля Божия. «Физически я трус, – говорил он, – но нравственно храбр, когда меня поддерживает Бог. Я сделал все, в чем меня обвиняют газеты, но я сделал это по повелению Божию. Присяжные должны будут решить, действовал ли я по вдохновению».
А на вопрос, что такое вдохновение, он ответил: «Это когда божественная сила овладевает духом человека, и он действует как бы вне себя. Сначала мысль об убийстве вселяла в меня отвращение, но потом я убедился, что дело идет о настоящем вдохновении. Не сумасшедший же я – Бог не избирает исполнителей своей воли между сумасшедшими. И Бог обо мне позаботился, потому-то я не был ни расстрелян, ни повешен… Бог накажет моих врагов».
Но на суде он очень желал сойти за сумасшедшего, забывая, что даже сумасшедшие, если они не стремятся к самоубийству, все-таки защищаются, стараются спасти свою жизнь, притворяются не тем, что они суть на самом деле. А он впадал в беспрестанные противоречия, набрасываясь то на тех, кто доказывал его ненормальность, то на тех, кто отрицал ее, и даже на самых горячих своих защитников, оскорбляя их, называя невеждами и помешанными. Гито не пощадил даже присяжных, от которых зависела его судьба. «Если окажется нужным, Бог сумеет поразить и суд и присяжных через это окно», – сказал он.