Полковник Коршунов (сборник с рисунками автора)

Канторович Лев Владимирович

— Какие впечатления? Прав я?

— Больше чем прав. Впечатления невеселые.

— Ты знаешь о нарушении на пятой заставе?

— Знаю. Я был на этой заставе.

— Ну?

— Очень плохо. Там уже третье нарушение. Третье за три месяца.

— Многовато?

— Слишком.

— А участок?

— Участок, действительно, тяжелый. Да дело не в этом.

— Люди?

— Нет, люди хорошие. Начальник заставы мне понравился, хотя он и просил меня о переводе на другой участок. Дело не в людях. Дело в методе. Дело в том, товарищ начальник, что пока мы природных условий проклятых тех мест не оседлаем, нужно биться, применяясь к местности. Решительные меры принимать необходимо, но нужно менять метод. Я кое-какие соображения имею

и кое-каких людей присмотрел. Там же, в той же комендатуре. Нужно добиться, чтобы люди почувствовали интерес и смысл в своей работе именно в том месте, где они находятся, именно в тех проклятых природных условиях, которые сейчас они ругают и ненавидят. Не только ненависть должна пройти, но нужно сделать так, чтобы люди полюбили эти места. Любили же мы нашу Азию, хоть и часто она была нам мачехой. Так же можно полюбить и лесные болота, и так же, как когда-то в Азии, мы должны бить врага его же оружием. Нарушителю удобно потому, что там непролазные чащи, и потому, что он, нарушитель, как зверь, прячется в болоте. Хорошо. Будем бить его, как зверя. По дозорной тропе ходит часовой. Кстати, там и троп почти никаких нет. Часовой ходит по лесу, боец сидит в секрете. Пусть по лесу будет ходить следопыт, и пусть охотник будет сидеть в секрете. Все, что я говорю, давно известно, и людям на пятой, скажем, заставе тоже прекрасно известно, но не делают еще основного упора на это, не используют, не выявляют природных способностей. Талантов, если хотите. Природные же способности есть, люди есть и кроме людей…

— Собаки. Я сам уже занялся вопросом о собаках и за время твоей командировки кое-что сделал. Это верно — собаку еще недостаточно используют в округе. Нужно школу наладить и питомник поднять.

— Я, товарищ начальник, встретил там в одной из комендатур человека. Исключительно ценный человек. Я написал рапорт о нем.

Кузнецов внимательно прочел поданную Коршуновым бумагу и подписал в углу красным карандашом.

— Хорошо, согласен. Но ты сказал не все, Александр. Ты сказал — п о к а мы не можем оседлать природные условия. Это верно, но именно «пока не можем», а надо готовиться к тому, чтобы их все-таки оседлать. Техника нам необходима.

— Я думал об этом, Андрей Александрович. Совершенно необходимо срочно ставить вопрос о дорогах.

— Я вчера выступал на бюро обкома именно по этому поводу. Решение должно быть в ближайшие дни. Дороги будут. Мы, несомненно, должны будем нажать на это дело и помогать его реализации. Но дороги будут. Нам самим нужно подготовиться к ним, к настоящим дорогам. Пусть в тот день, когда в строй вступят новые дороги, мы введем в дело новую технику. Понятно, Александр?

— Понятно, Андрей Александрович.

— Я попрошу, полковник, подработать этот вопрос и свести воедино все соображения. Потребуется, очевидно, кое-какая реорганизация, и вопрос нужно будет ставить в Москве. Понятно, полковник?

— Понятно, товарищ комбриг.

— Неделю даю тебе на это дело. Хватит?

— Хватит, товарищ комбриг.

— Что еще у тебя?

— О нарушении на участке пятой заставы, товарищ комбриг.

— Да?

— Я полагаю, что три этих последних перехода через границу покажутся им очень соблазнительными, и они используют участок пятой заставы еще раз.

— Не много ли будет? Остерегутся, пожалуй.

— Все три нарушителя, товарищ комбриг, прошли от нас на ту сторону. Я полагаю, что хоть раз они попытаются пройти оттуда к нам. Может быть, кто-нибудь из этих же трех и пойдет обратно тем же путем.

— Предположим, что ты прав. Дальше.

— Усиливать пятую заставу, мне кажется, нецелесообразно, тем более, что легко можно предположить у них кое-какую агентуру в деревне. Мне казалось бы нужным немедленно вот этого моего человека. — Коршунов кивнул на бумагу, только что подписанную Кузнецовым, — вот его и бросить на пятую заставу. Я на него большие надежды возлагаю. А нам только бы зацепиться, хоть одного там задержать человека, и мы размотали бы весь узел. Узел есть, Андрей Александрович, узел крепкий — и именно в тех местах. Пятая застава мне показалась очень возможным центром.

— Согласен. Действуй.

— Есть. У меня все, товарищ комбриг.

— Нет, не все. Ты что же скрываешь свои семейные торжества?

— Андрей Александрович! Я не…

— «Я не», «я не»! Что ты «не»? Поздравляю тебя, Шурка.

— Спасибо. Спасибо, Андрей Александрович!

— Сознайся: ты ведь о сыне мечтал?

— Мечтал. Верно. Но дочка очень уж хорошая.

5

Лесорубы шли по лесу рядом с узкой проселочной дорогой, и топоры стучали, и дрожали верхушки деревьев, и деревья падали с шумом, ломая ветви. Лесные птицы улетали в глубь леса, и звери бросали норы и уходили в чащу. Лето кончалось, непрестанно лили дожди, но лесорубы работали не переставая, и широкая просека врезалась в лес. У лесорубов были две бригады, и каждая бригада шла по своей стороне дороги, и бригады соревновались между собой, и работа была похожа на состязание, и красное знамя переходило от одной бригады к другой и обратно. Красное знамя двигалось впереди и было на той стороне, где работа делалась скорее. Знамя мочили дожди и сушило солнце, и кумачовое полотнище полиняло, но и блеклый цвет ярко выделялся на фоне уже желтеющего леса.

За лесорубами шли тракторы и выкорчевывали пни, и шум тракторов был гораздо сильнее, чем стук топоров, и запах бензина шел по лесу, и звери бежали еще дальше от дороги.

За тракторами шли землекопы и каменотесы. Ползли неуклюжие катки и развороченную землю ровняли и засыпали щебнем, и экскаваторы рыли канавы, и плотники строили мосты и ставили столбы, и, километр за километром, широкая просека превращалась в широкую дорогу.

За строителями дороги двигался лагерь, и палатки стояли в лесу, и дымили походные кухни.

Часто на строительстве появлялся длинный черный автомобиль, и из автомобиля выходил высокий человек в форме полковника пограничной охраны. Полковник осматривал строительство и говорил с рабочими и с десятниками, и торопил, и спрашивал, какая нужна помощь, и если к нему обращались, он всегда делал все, что нужно.

Дорога была разбита на участки по десять километров, и строители сдавали готовые участки, и приезжали милиционеры из ОРУДа и устанавливали знаки, и инспектора хвалили прямую и широкую дорогу.

Лесорубы шли впереди, и линялое красное знамя шло впереди бригады.

6

На пятую заставу прислали проводника с собакой.

Проводник привязал собаку в тени, подальше от крыльца, и направился к начальнику заставы. Был проводник мал ростом и сухощав настолько, что гимнастерка и галифе казались на нем мешковатыми и плохо сшитыми. Лицо у него — костистое, немолодое, но сколько проводнику лет, определить было трудно. Движения его были неторопливы, как будто он все время о чем-то сосредоточенно думал. Он представился начальнику, встав «смирно» и не обнаружив никакой выправки.

Нестерову, начзаставы пять, за несколько дней до этого прислали бумагу из комендатуры, где предлагались всемерно использовать проводника с собакой Шарик и всячески содействовать их работе. Нестеров сразу скептически отнесся к этой бумаге. Кличка собаки показалась ему смешной и не внушающей доверия. Теперь, увидя самого проводника, Нестеров разочаровался окончательно.

— Садитесь, — сказал он хмуро, — мне писали о вас. Из комендатуры. Что ж, попробуйте, попробуйте у нас. Но заранее вам скажу — я эти места вот как знаю: ничего у вас не выйдет. Места эти проклятые, и Шарик ваш ничего не сделает. Пробовали уж здесь с собакой. Не идут собаки в этих болотах и мерзнут, и нюх у них пропадает. Был у нас пес — не Шарик, а Джек звали его. Такой весь поджарый, нос как у щуки, и лапы тонкие, и хвост рубленый.