Полковник советской разведки
Шрифт:
– Да я тебя, мышь летучая, с говном смешаю!
И пошел на летчика с кием наперевес. Тоня встала между ними, и Савочкин уже из-за плеча жены жалостливым голосом крикнул:
– Ну почему вы меня мордуете, товарищ командир? Что я вам соли на х… насыпал?!
Тоня с помощью начштаба уладила конфликт, а через сутки Савочкин на родной аэродром не вернулся. При посадке в Швеции сломал шасси.
Все газеты западного мира сообщили на первых полосах о мужественном поступке советского летчика, прорвавшего «железный занавес». Сталин написал на рапорте министра: «Разобраться и наказать виновных». Семин пошел под трибунал, с командира
– Контакт установить под нейтральной легендой, – наставлял Коршунова его непосредственный начальник майор Погодин. – Посмотрим, что за баба, а там решим, как дальше быть. В работе с ней учитывай ее польское происхождение и католическое воспитание. И еще: красивая она. В больнице вокруг нее собачья свадьба. И доктора, и хворые – все этой самой Тоньке проходу не дают. Ты не попадись к ней на крючок. Помнишь сына Тараса Бульбы, а! И погиб казак, погиб для всего казацкого рыцарства! То-то!.. Ну, давай! С богом!..
Коршунов не спешил. Он ждал подходящего момента для знакомства с женой Савочкина и пошел к ней лишь тогда, когда ее свекровь и сын на какое-то время уехали к родственникам в Нальчик. Не случись этого, ему пришлось бы перехватывать Тоню на пути к дому или месту работы. Это был наихудший вариант. Лучше всего человек идет на контакт в своем собственном жилище, в привычной неофициальной атмосфере.
Тоня жила в одноэтажном частном доме на окраине города. Кнопки звонка у ее калитки не было, поэтому он постучал в окно. Она сразу же появилась на крыльце – очень миниатюрная женщина-брюнетка в светлых брючках и розовой блузе, похожая издали на девочку-подростка. Коршунову такие не нравились. Ему импонировали длинноногие девицы в юбках с разрезом, работавшие переводчицами в местном «Интуристе». Да и не больно она красивая, подумал он, миловидная, симпатичная – это точно, но красавицей ее не назовешь. Тип лица не польский, не славянский, скорее южный. Все врал старик Погодин.
Он предъявил Тоне служебное удостоверение. Она не испугалась, не удивилась. Кивнула так, будто давно ждала этого визита, и жестом пригласила Коршунова войти в дом. Они прошли в гостиную и сели за стол, украшенный букетом полевых цветов в фарфоровой вазочке.
– Слушаю вас, товарищ старший лейтенант, – сказала Тоня, приняв позу прилежной школьницы. Ему приходилось устанавливать подобные контакты десятки раз, и он заученно принялся излагать нейтральную, то есть отвлекающую легенду. Вот, дескать, у вас тут сосед собрался в длительную загранкомандировку, так не могли бы вы подсветить нам этого человека. Не пьет ли, не бабник, не скандалист, ну и все такое прочее. Тоня не дала ему договорить. Личико ее исказилось возмущением и обидой.
– Зачем вы все это?! Ведь вы ко мне из-за Андрея пришли!
Коршунову стало неловко от того, что девчонка сходу расколола его, однако он мгновенно перестроился. И сделал ответный выпад:
– Вы любили своего мужа?
– Что значит любила? Я люблю его и всегда буду любить. Это хороший, добрый человек, красивый, сильный. Да что вы о нем знаете?!
– Простите, если обидел.
Коршунов потер виски.
– У вас что, голова болит?
– Да, я метеопат. Видно, погода меняется.
– Постойте, я вам сейчас давленьице измерю.
Она присела рядом с ним, обдав его волной чудесных запахов и, когда он обнажил руку, принялась прилаживать к ней манжетку манометра. У Тони были быстрые ловкие пальцы, от которых исходили целительные теплые импульсы. Так, по крайней мере, ему почудилось, да и головная боль прошла почти мгновенно. Тоня наклонилась, чтобы лучше видеть тонкую, прыгающую стрелку, и он осторожно сдул с ее вьющихся темных волос белые тополиные пушинки. Она подняла голову и улыбнулась.
– У вас нормальное давление. Это просто спазм сосудов. Сейчас я вам заварю чай покрепче, и все мигом пройдет.
Глаза у нее серо-зеленые, как у кошки, отметил про себя Коршунов. Странные глаза. Грустные и лукавые одновременно. Почему она не спрашивает, где ее муж? А вдруг знает? А вдруг встречается с ним? Пускай заваривает свой чай. У меня будет время обдумать ситуацию.
Тоня на пару минут словно забыла о нем. На кухне она по-польски распекала проворовавшегося кота и напевала польскую песенку:
В цземном ляску пташек спева.
Там дзивчина травки сбера.
Ку-ку-ку, ку-ку-ля-ля,
Ой, ку-ку-ку-ку загазуля.
Вскоре она принесла чай Игорю и себе. Они поболтали о том, о сем, и вдруг она спросила в упор:
– Если вы поймаете Андрея, его расстреляют?
– Если его найдем мы, то приговор суда может быть очень суровым. Однако существует другой вариант.
– Какой же?
– Явка с повинной. Понимаете: Сталина давно нет. Пришли другие времена. И если бы он явился к нам сам, по доброй воле, то отношение к нему было бы совсем иным.
Коршунов нарочно не сказал Тоне, что органам ничего не известно о местонахождении ее мужа. Пусть думает, что КГБ располагает кое-какими сведениями на сей счет. Игорь почувствовал, что она оживилась и старается разговорить его, но вместо этого разговорилась сама. У нее был небольшой акцент: нелады с твердым «л» и с ударением, которое она изредка относила на предпоследний слог, но тут же, смеясь, корректировала себя:
– Тоня, так не правильно: не вода, а вода.
Наблюдая за ней, Коршунов понял, почему мужчины считают ее красивой: милое личико плюс певучий голосок, богатые мимика и жестикуляция, естественность движений и речи – все это вместе взятое быстро и неизменно очаровывает и завораживает любое существо противоположного пола. Он также понял, что она из кожи вон лезет, желая понравиться ему. Зачем ей это нужно? Ведь она распинается в любви к мужу. Не хочет ли Тоня приобрести в его лице союзника в борьбе за спасение заблудшего Савочкина?