Полковник Сун
Шрифт:
Несмотря на то, что сам Аренский это категорически отрицал, он был политиком самой высокой пробы. При Берии, бывшем министре государственной безопасности, он вел себя с какой- то вдохновленной свыше осмотрительностью, не заводя ни друзей, ни врагов, и при этом не нажил опасной репутации индивидуалиста. Его не вполне обычные сексуальные пристрастия парадоксальным образом не шли ему во вред, ибо, по молчаливому согласию обитателей кремлевских коридоров, эта сфера жизни была вне огня критики. Когда Берия пал, и вместе с ним в вихре
Наконец, утомленный игрой солнечных бликов, Аренский вздохнул и посмотрел на лежавшую перед ним в раскрытом виде папку. Чтобы не приобрести вредных привычек, необходимо было заниматься работой. Его маленькие голубые глазки лениво пробежали по заученному почти наизусть тексту на верхнем листе. Он читал:
ДЕНЬ 4
12.00 Желтая степень готовности. (Оцепление вокруг дома).
16.00 Прибытие министерской группы. (Начало морского патрулирования).
17.00 Красная степень готовности. (Проверка документов).
18.00 - 19.30 Прибытие делегатов.
20.30 Приветствия, тосты. (Проверка оцепления).
20.30 Ужин
ДЕНЬ 5
00.30 Заседание.
03.00 Закуски, перерыв на отдых. (Проверка оцепления).
04.00 Заседание.
05.30 - 06.00 Благодарственные речи, отбытие делегатов.
06. 30 Желтая степень готовности. (Возвращение морского патруля).
12.00 Отбытие министерской группы, синяя степень готовности (Снятие оцепления, прекращение радиосвязи).
17.00 Отбытие персонала.
Однако сам Аренский и его люди не покидали остров вместе со всеми. Близился его десятидневный отпуск, который Аренскому предложили провести здесь, на Враконисе, хоть целиком. Сейчас он склонялся к мысли провести весь отпуск здесь. Ведь мальчишка так удивительно смеется...
Стук в дверь вывел генерала из задумчивости.
– Да?
– отозвался он с раздражением. В кабинет вошел один из тех двух мужчин, которые занимали дом с самого начала, и с немыслимым украинским акцентом поздоровался.
– Доброе утро, товарищ генерал.
– Доброе утро, Милый. Садись.
Генерал быстро унял свое раздражение и говорил теперь вполне дружелюбно. У него было правило - никогда ни с кем не ссориться, даже с таким никчемным дегенератом, как Милый, годным разве что раздавать в лагере баланду заключенным.
Милый присел на краешек скверной копии венецианского стула возле пустовавшего камина.
– Замечено лишь одно происшествие. В порту говорят, что около пяти часов утра в море случился пожар. К месту происшествия были направлены два катера. Они обыскали весь квадрат, но ничего не нашли. Им удалось выловить только одного члена экипажа, он получал сильные ожоги. Его доставили в местный госпиталь. По его словам, у них в машинном отделении вспыхнул пожар.
– Невеселая история. Милый. Но я не вижу, каким образом она имеет к нам отношение, а? Какой- нибудь идиот- грек бросил в резервуар с бензином окурок и взорвался катер. Было бы странно, если бы в такой отсталой стране, как Греция, нечто подобное не происходило бы каждую неделю. Ты зря ходишь в порт собирать сплетни. Такой хороший ленинец, как ты, должен с первого взгляда видеть, где главное, а где второстепенное. Милый покраснел и смущенно промямлил:
– Извините, товарищ генерал, я не подумал.
– Ничего, ничего. Что- нибудь еще?
– Борис продолжал прослушивание афинской частоты в обычное время. Никаких сигналов не зафиксировано.
– Прекрасно. Узнай- ка, в чем там дело. На внешней террасе происходило какое- то движение, оттуда доносился возмущенный шепот. Затем мужской голос что- то прокричал по- гречески. Милый подошел к двери, открыл ее, впустив в погруженную в тень комнату луч яркого солнечного света и душную волну зноя, и на секунду вышел. Когда он снова вошел в комнату, было видно, что он взволнован.
– Сюда приближается шлюпка с девушкой и мальчишкой лет шестнадцати. Направляются прямо к нашему пирсу.
С момента прибытия Аренского на островок подобные ситуации возникали часто - то наведывались туристы, чтобы узнать, можно ли, и если можно, снять дом, то коммивояжеры в надежде сбыть залежалый товар. Эти ситуации легко улаживались, как он это и предвидел, одним местным сотрудником в соответствии с разработанной легендой. Как правило, во время таких процедур генерал даже не покидал кресла, но на этот раз решил пронаблюдать лично. Он встал, одернул зеленую в бирюзовую клетку рубашку и неторопливо вышел из кабинета.
Солнце жгло кожу, яркие блики на воде слепили глаза. Он прикрыл их ладонью. Прямо на него на расстоянии в сотню ярдов плыла окрашенная в белый цвет шлюпка. Старший из греческой обслуги, у которого в руках был бинокль, осведомился относительно дальнейших указаний, но Аренский где- то еще с минуту наблюдал за игрой мышц на обнаженных плечах сидевшего на веслах юноши. Наконец он сказал по- английски, к несчастью, это был единственный язык, на котором он мог изъясняться со стоявшим рядом мужчиной:
– Вы узнавали, что они хотят?
– Пытался, товарищ генерал. Но они не отвечают.
– Попробуйте еще раз. Узнайте, кто они такие и скажите, что это частное владение и прочее.
Грек выполнил то, что ему велели. На этот раз девушка ответила. Из ее ответа, произнесенного на чужом языке, Аренский не разобрал ни слова, кроме одного, услышав которое он мгновенно насторожился.
– Товарищ генерал, она говорит, что ее послал товарищ Гордиенко, и что она хочет переговорить с живущим в доме господином.