Полководец
Шрифт:
– Никаких изменений в решении не будет. Но время подпирает. Хорошо, что у нас вроде все вопросы уже подработаны. Возьмитесь, Иван Андреевич, за окончательную доработку нашей директивы и плана операции. Самым тщательным образом, поминутно должны быть отработаны вопросы взаимодействия между артиллерийскими огнями, ударами авиации и действиями морского десанта. Ведь начинаем в темную южную ночь.
Член Военного совета генерал А. Я. Фоминых, прочитав директиву, сказал:
– Выходит, намеченный вами главный удар на Новороссийск остается в силе. Ну что ж, будем готовить обращение к бойцам.
Фоминых всегда сохранял сдержанность и для партийного работника был даже слишком молчаливым.
В повседневной работе нетороплив, в обращении с людьми вдумчив и деловит.
Член Военного совета В. А. Баюков, прочитав директиву, сказал:
– Директива не говорит, где наносить главный удар. Но можно и на Новороссийск. Правильно
Петров подтвердил. Баюков продолжал размышлять вслух:
– Но ведь здесь самая прочная оборона. Значит, рассчитывать надо на самый сильный огонь. Ну что ж, будем готовиться. Снарядов и мин подвезем, продовольствием обеспечим. А вот как будет организован прорыв «Голубой линии», это еще не совсем ясно. Уж если и на этот раз мы ее не прорвем, всех нас надо поснимать с должностей, – неожиданно заключил Владимир Антонович.
Петров приказал штабу подготовить карты, справки и другие документы для доклада в Генеральном штабе и Верховному.
Когда все было готово, генерал Ласкин и начальник оперативного управления фронта генерал П. М. Котов-Легоньков пришли к командующему. Иван Ефимович снова перечитывал директиву, всматривался в карты, негромко рассуждал, как бы еще раз приглашая генералов послушать его суждения:
– Мы наносим довольно сильный удар на Новороссийск, и подготовлен он неплохо. Что же касается общего замысла всей Новороссийско-Таманской операции, то он бледен, слишком прост. Нет в нем смелых фланговых, обходных ударов, ведущих к окружению врага. Сделать это не позволяет нам тяжелая для наступления местность. Единственный плюс состоит в том, что теперь отпала угроза вражеских ударов по флангам наших армий. Это позволяет нам сосредоточивать максимум усилий на определенных направлениях, с тем чтобы рассекать Семнадцатую армию, окружать и уничтожать ее по частям. Дальше. Темп наступления запланирован невысокий. Думаю, и это правильно. От войск надо требовать то, что они могут выполнить при напряжении всех сил. А в условиях такой тяжелой местности, мощной обороны и сильного огня врага они большего дать не могут. И все же войска фронта вместе с флотом способны в конечном итоге выполнить задачу и сумеют разгромить гитлеровцев на таманской земле. Ну что ж, кажется, все продумано, все рассчитано. Надо только умело доложить Верховному.
Вечером Иван Ефимович ходил на доклад к маршалу С. К. Тимошенко, тот не только заслушал его, но и посоветовал, как держаться в Ставке. Семен Константинович, когда был наркомом обороны, часто общался со Сталиным, знал его привычки.
В Москву с Петровым вылетел начальник оперативного управления фронта генерал-майор Павел Михайлович Котов-Легоньков.
В Москве план операции сначала рассматривался в оперативном управлении Генерального штаба, затем в Главном морском штабе. После этого командующего пригласил первый заместитель начальника Генерального штаба Алексей Иннокентьевич Антонов. Он принял Петрова очень радушно. Совсем недавно, в июле – декабре 1942 года, генерал Антонов был начальником штаба Северо-Кавказского фронта, затем Черноморской группы войск и Закавказского фронта. В декабре 1942 года он был назначен на высокую должность в Генштабе. Выбор Ставки был не случаен, генерал Антонов проявил себя талантливым штабным работником. Да, есть и такой талант. И встречается так же редко, как талант в любой другой профессии.
Алексей Иннокентьевич полностью поддержал замысел Петрова и тоже дал несколько дружеских советов, как держаться во время беседы со Сталиным, так как знал, что от этой встречи зависит не только утверждение плана предстоящей операции, но и дальнейшая служба Петрова.
Это была первая встреча Петрова со Сталиным, и конечно же Иван Ефимович волновался еще задолго до того, как вошел в кабинет Верховного.
Дальше я пишу об этой встрече по рассказу самого Ивана Ефимовича:
– Сталин встретил меня пристальным, внимательным взглядом. Подошел. Поздоровался. Я с удивлением обнаружил на его лице несколько рябинок – следов оспы. Раньше на портретах я их никогда не видел, наверное, поэтому удивили. Лицо его было усталым. Он оказался ростом чуть ниже меня, и это тоже было неожиданно. Я его видел раньше издали да в кинохронике, и всегда он был в моих глазах более крупным. «Докладывайте, товарищ Петров», – коротко сказал Сталин и указал на стол, где можно развернуть карты. Я изложил замысел операции, все время стараясь быть кратким, понимая, что каждая минута Верховного дорога. После моего доклада Сталин спросил Антонова: «Какое мнение у Генерального штаба?» – «Генеральный штаб рассмотрел план операции Северо-Кавказского фронта и считает возможным его одобрить», – ответил Антонов. Сталин заговорил не торопясь, как бы размышляя вслух: «Значит, на Тамани против вас Семнадцатая немецкая армия, укрепленный рубеж и тяжелая для наступления местность. Но у этой армии позади Керченский пролив.
В тот же день Петров возвратился на Кавказ. Сталин и раньше, заочно, относился к Петрову доброжелательно, ценя его заслуги в трудную пору 1941 года, упорную защиту Одессы и Севастополя. Отражение удара на Баку несомненно еще больше укрепило это уважение, о чем свидетельствует назначение его командующим Черноморской группой войск, а затем и Северо-Кавказским фронтом.
Ну, а самым убедительным подтверждением теперь уже не только уважения, но и расположения Верховного к Петрову стало то, что буквально вслед за возвращением Ивана Ефимовича из Москвы пришла телеграмма о присвоении ему звания генерал-полковника. Видно, Сталин рассмотрел, что у такого достойного и заслуженного генерала маловато звезд на погонах. Повышение до начала операции, когда еще неизвестно, что ожидает впереди – победа или провал, разумеется, означало, что Петров действительно произвел очень хорошее впечатление на Верховного.
Что же касается Ивана Ефимовича, то он, окрыленный одобрением плана, присвоением звания и весьма благоприятным исходом встречи со Сталиным, с еще большим жаром взялся за подготовку войск к сражению.
Да, так уж устроены люди, им нужно совсем немного: доброе слово, приветливый взгляд – и дети и полководцы от доброго отношения счастливы.
Я думаю, именно хорошее настроение, ощущение радостной приподнятости позволило провести с блеском одну из трудных и ярких операций Великой Отечественной войны, которую до сих пор изучают в академиях: о ней написаны многие исследования, защищены кандидатские и докторские диссертации.
Новороссийская операция
В ночь с 8 на 9 сентября 1943 года генерал Петров выехал на свой наблюдательный пункт. Он был оборудован в районе горы Дооб. Неподалеку от него находился НП командующего Черноморским флотом, а еще несколько южнее – НП командующего 18-й армией. Близость друг от друга лиц, ответственных за ход операции, упрощала и делала более устойчивым управление в ходе наступления. Петров ехал в машине и знал, что в окружающем мраке на огромном пространстве побережья Черного моря сейчас идет напряженная, торопливая работа, завершающая всю длительную, многонедельную подготовку к броску на Новороссийск. Он живо представлял лица людей, с кем встречался и беседовал вечером, тех самых, кому придется выполнять труднейшую часть операции: вести бой, идти на врага грудь в грудь.
Петров накануне приказал собрать командно-политический состав частей, участвующих в десанте, всех – от командира роты и катера до командира десанта. На эту встречу прибыли члены Военных советов фронта и 18-й армии. Это был не митинг, не собрание – был разговор боевых товарищей перед большим и ответственным боем. Петров вел этот разговор в обычной для него манере беседы. Вот как описывает эту встречу присутствовавший на ней контр-адмирал Холостяков:
«Нетрудно представить, сколько у генерал-полковника Петрова забот перед наступлением фронтового масштаба. Вряд ли удастся ему сегодня побывать, как он это любит, на исходном рубеже какой-нибудь роты. Но не повидаться с командирами, которые первыми должны ворваться с моря в укрепленный противником порт, Иван Ефимович, очевидно, не может. Ему нужно не только напутствовать их, но и послушать, самому почувствовать, насколько они готовы к такому бою. Командующий фронтом обращается поочередно к младшим офицерам из разных частей, и они докладывали о своей задаче, о том, как подготовились, чем обеспечены к бою, чего недостает. Почти каждого генерал-полковник спрашивает о настроении бойцов, некоторых – о том, где воевали, за что награждены (про двух или трех, еще не имевших орденов, велел что-то записать адъютанту). Армейцев и моряков он слушает одинаково внимательно, с живым интересом знакомясь с новыми людьми и, вероятно, многих запоминая.
Потом генерал Петров говорит сам. Он не вдается в замысел операции… Подробно останавливается на роли младшего офицера в наступлении, на том, насколько зависит общий успех от каждого лейтенанта, от его умения организовывать неотразимый натиск, поддержать соседа, вселить в подчиненных уверенность в победе. Дает совет – не преуменьшать перед бойцами трудности предстоящих боев, не скрывать правду о том, как силен еще враг, ибо это надо помнить и учитывать, чтобы его одолеть.