Поллианна вырастает
Шрифт:
И всегда, везде, где она появлялась, ее спрашивали: «Ну, как тебе понравился Бостон?» Но никому, вероятно, не ответила она подробнее, чем мистеру Пендлетону. Как бывало каждый раз, когда ей задавали этот вопрос, сначала она обеспокоенно нахмурилась:
— Да, он мне понравился… я просто полюбила его, часть его.
— Но не весь? — улыбнулся мистер Пендлетон.
— Нет. Есть там и то, что не понравилось… О, я была, конечно, рада, что поехала, — поспешила она объяснить. — И время я проводила совершенно замечательно, и столько было всего такого необычного и особенного… как, например, обедать вечером, а не днем, когда следовало бы! Но все были так добры ко мне, и я видела столько интересного: Банкер-Хилл [13] и городской
13
Банкер-Хилл — холм, на котором находится гранитный обелиск, возведенный в память о произошедшем здесь 17 июня 1775 г. сражении между английским гарнизоном Бостона и революционными американскими войсками. С холма открывается величественная панорама Бостона и его окрестностей. — Примеч. пер.
— Ну, мне казалось, ты любишь людей, — заметил мужчина.
— Люблю. — Поллианна снова нахмурилась и задумалась. — Но что пользы, что их так много, если вы их не знаете. А миссис Кэрью не разрешала мне с ними знакомиться. Она сама их не знала. Она говорила, что там не принято знакомиться.
Последовала небольшая пауза, затем Поллианна продолжила со вздохом:
— Я думаю, что, пожалуй, именно это мне больше всего не понравилось… то, что люди не знают друг друга. А насколько было бы лучше, если бы они были знакомы! Только подумайте, мистер Пендлетон, там множество людей, которые живут на грязных, узких улицах, и у них не бывает даже бобов и рыбных тефтелек на обед, а одежда гораздо хуже, чем вещи из церковных пожертвований. А есть другие люди — миссис Кэрью и еще много таких, как она, — которые живут в совершенно великолепных домах, и еды и одежды у них столько, что они не знают, куда ее девать. Так вот, если бы те люди только познакомились с этими …
Но мистер Пендлетон со смехом перебил ее.
— А тебе не приходило в голову, моя дорогая девочка, что эти люди отнюдь не стремятся узнать друг друга? — спросил он с добродушной насмешкой.
— Некоторые стремятся, — горячо защищалась Поллианна. — Вот, например, Сейди Дин… она хочет узнать других людей, и я познакомила ее с миссис Кэрью, и мы пригласили ее к себе, и еще пришли Джейми и много других… и она была так рада с ними познакомиться! Вот поэтому-то я и думаю, что если бы много таких людей, как миссис Кэрью, знали тех, других людей… но конечно, я не смогла бы всех их перезнакомить. Да я и сама-то не так уж много их знаю. Но если бы они все-таки смогли узнать друг друга, так чтобы богатые люди могли дать часть своих денег бедным…
Но мистер Пендлетон снова засмеялся и перебил ее;
— Ох, Поллианна, Поллианна! Боюсь, ты заходишь слишком далеко. Не успеешь оглянуться, как станешь ярой маленькой социалисткой и завзятой общественной деятельницей.
— Кем? — недоверчиво переспросила девочка. — Я… я не знаю, что делают общественные деятельницы. Но я знаю, что значит быть общительным … и такие люди мне нравятся. Если общественная деятельница — это что-то вроде общительной, то я не против быть такой — ни чуточки, я даже хотела бы такой быть.
— В этом я не сомневаюсь, — улыбнулся мужчина, — Но когда дело дойдет до претворения в жизнь этого твоего проекта массового перераспределения богатства… ты можешь столкнуться с большими трудностями.
Поллианна тяжело вздохнула и кивнула:
— Я знаю. Так и миссис Кэрью говорила. Она говорила, что я ничего не понимаю… что это… э… э… пуперизировало [14] бы ее и были бы пагубные последствия и порочная практика и… — Она не договорила, так как мужчина рассмеялся. Но затем, вскинув голову, она немного обиженно продолжила: — Ну, в общем, что-то в этом роде… Но все-таки я не понимаю, почему одни люди должны иметь так много всего, а другие не иметь ничего, и мне это не нравится. И если у меня когда-нибудь будет много, я просто отдам часть тем, у кого ничего нет, даже если я от этого сделаюсь пуперизированная и пагубная, и…
14
Поллианна искажает и неправильно употребляет слово «пауперизировать».
Но тут мистер Пендлетон так расхохотался, что Поллианна после минутной борьбы с собой не выдержала и засмеялась вместе с ним.
— Ну, во всяком случае, я этого не понимаю, — повторила она, отдышавшись.
— Да, дорогая, боюсь, ты этого не понимаешь, — согласился мужчина; взгляд его вдруг стал очень серьезным и ласковым. — Да и никто из нас, по правде говоря, тоже… Но расскажи мне, — добавил он, помолчав, — кто этот Джейми, о котором ты твердишь, с тех пор как приехала.
И Поллианна рассказала.
Заговорив о Джейми, Поллианна перестала казаться озабоченной и недоумевающей. Она любила рассказывать о Джейми. Здесь все было ей понятно. Здесь не приходилось иметь дела с длинными, пугающе трудными словами. Кроме того, разве не будет особенно интересно мистеру Пендлетону то, что миссис Кэрью взяла к себе в дом мальчика? Ведь кто лучше, чем он, может понять необходимость «присутствия ребенка»?
Впрочем, о Джейми Поллианна рассказывала всем и каждому. Она предполагала, что всем это будет так же интересно, как ей самой. В большинстве случаев она не была разочарована проявленным любопытством, но однажды столкнулась с неприятной неожиданностью, которую преподнес ей Джимми Пендлетон.
— Слушай-ка, — с раздражением сказал он ей как-то раз, — что там в Бостоне не было больше никого, кроме этого вечного Джейми?
— Джимми Бин! Что ты хочешь этим сказать?! — воскликнула Поллианна. Мальчик чуть вскинул голову.
— Я не Джимми Бин. Я Джимми Пендлетон. И я хочу сказать, что, если тебя послушать, так получается, будто там в Бостоне не было никого, кроме этого чокнутого мальчишки, который зовет птиц и белок леди Ланселот и порет всякую чушь.
— Джимми Б… Пендлетон! — Поллианна задохнулась от негодования, а затем с живостью продолжила: — Джейми не чокнутый! Он очень хороший мальчик. И столько всего знает — и книг, и рассказов! Он даже сам может придумывать всякие истории! А кроме того, вовсе не леди Ланселот, а сэр Ланселот. И если бы ты знал хоть половину того, что знает Джейми, то не делал бы таких ошибок! — заключила она со сверкающими глазами. Джимми отчаянно покраснел; вид у него стал совсем несчастный. Но хотя ревность, это «чудище с зелеными глазами», все сильнее сжимала его сердце, он по-прежнему старался не сдавать позиций.
— Ну, все равно, — презрительным тоном заметил он, — имя у него дурацкое. Джейми! Пф! Звучит совсем по-девчоночьи! И не я один так думаю. Я знаю еще кое-кого, кто тоже так говорил.
— Кто это был?
Ответа не последовало.
— Кто это был? — повторила Поллианна более властно и настойчиво.
— Отец, — ответил он угрюмо.
— Твой… отец? — в изумлении переспросила Поллианна. — Да откуда он мог знать Джейми?
— Он и не знал. Он говорил не про него. Он говорил про меня. — Мальчик по-прежнему говорил угрюмо, не глядя на Поллианну. Но была в его голосе необычная мягкость, которая была заметна всегда, когда бы он ни упоминал о своем отце.
— Про тебя ?
— Да. Это было как раз перед его смертью. Мы почти неделю прожили у одного фермера. Отец помогал на сенокосе… ну, и я тоже, немного. Жена фермера была очень добра ко мне и очень скоро стала называть меня «Джейми»… Не знаю почему, но стала. И однажды отец это услышал. Он здорово рассердился… так рассердился, что я навсегда запомнил его слова. Он сказал тогда, что Джейми — имя не для мальчика и что его сына так никогда называть не будут. Он сказал, что это девчоночье имя и он его терпеть не может. Я никогда не видел его таким сердитым, как в тот вечер. Он даже не захотел остаться и закончить работу, и мы в тот же вечер опять двинулись в путь. Мне было немного жаль уходить — она мне понравилась… то есть жена фермера, я хочу сказать. Она было очень добра ко мне.