Полная душа любви
Шрифт:
Имя Надькиного парня было Леон. И вот оказалось вдруг, что его никто кроме нее иначе не зовет, как Лелей, Лелечкой. Стоило Надьке назвать его в разговоре с кем-то, как в письмах, полным именем — ее переспрашивали: «Леон — это кто?» И самым обидным было, когда переспрашивали искренне, вовсе не желая ее уколоть. Сам он, не комплексуя, отзывался на Лелечку, и такое имя куда сильней подходило к его мягким движениям и к вечному страху неосторожно обидеть кого-нибудь, что даже Надька должна была смириться в конце концов. Ее он звал Наденькой, Надюшей, и всех вокруг он звал Ирочками и Валечками. Он говорил, что девушка, женщина — это всегда что-то такое нежное, возвышенное. Надькины соседки глядели на него с недоумением, и кто-то из них потом говорил Надьке: «Ну и бабник он у тебя!» Надька не знала, что отвечать. Еще до приезда его с практики девчонки со старших курсов втолковывали ей, какая она счастливица. Он,
Вьетнамца Надька к тому времени уже отшила. Отчаявшись дождаться, когда он сам перестанет приходить, она сказала ему напрямик, что у нее есть парень, она любит его и ждет, он должен вот-вот приехать с практики. Тьен сначала не верил, что изменить уже ничего нельзя. Он думал, что Надька, так же как он, мечтает о счастливой жизни в теплой стране Вьетнам, но ей жалко того парня с четвертого курса, а может быть, чтобы порвать с ним, ей нужно спросить разрешения своих родителей. Потом на глазах у него выступили слезы и он сказал: «Я никогда приду в ваша комната,» — и Надька знала, уже наверняка, что он сдержит обещание. Когда Леля вернулся с практики, ничто не должно было мешать им проводить вечера вдвоем — или в кругу друзей, но так, чтобы друзья чувствовали каждую минуту, что эти двое отличаются от них, что они — пара.
Надькины друзья дождались, наконец — Надька познакомила их со своим парнем. Леля тоже хотел иметь много друзей, и он не мог понять, отчего их у него, считай, и нет. Он же ко всем хорошо относится! Он готов слушать, если кто захочет ему о себе рассказать, и сам он готов рассказывать о себе кому угодно, было бы человеку интересно все то, о чем он может теперь без конца говорить с Надькой — о детстве, о старенькой, больной маме, всю жизнь проработавшей на железной дороге. Он жили на какой-то станции, в поселке, и кроме как на железной дороге, работать там было негде. Когда мама была моложе, она мечтала, что когда-нибудь снимет свою оранжевую жилетку — чтоб больше не надевать. Так же, как кто-то еще в их бригаде, она думала, что станет буфетчицей, или кассиром — но так и не стала, хорошие места были нарасхват. Ясно было, что большинство женщин не дождется исполнения своей мечты — и мечта в их сознании блекла, чтобы со временем стереться совсем, хотя кто-то еще мог сказать, что вот поставит на ноги детей — пойдет на какие-то курсы…
Большую роль в жизни Лели сыграли занятия в театральной студии. Точней, это был народный театр. Конечно, Надька уже знала о театре, в письмах к ней Леля вспоминал о нем много раз, но в письме всего не расскажешь! Мама отпускала Лелю в театр начиная с шестого класса — на репетиции нужно было ездить в соседний поселок — и режиссер Николай Иванович посвящал его там в мир искусства. Мальчик танцевал зайчиков и джигитов, участвовал в инсценировках басен, его учили играть на гитаре и выразительно читать стихи. Но самым главным было духовное общение с Николаем Ивановичем и ребятами, точно так же влюбленными в искусство. И здесь, в большом городе, Леле не хватало этого вот духовного общения — хотя в общежитии так много ребят умели играть на гитаре и, кажется, все знали красивые стихи.
Вечерами собирались у кого-нибудь пить чай, в сумерках, при свете настольной лампы — как он любил свет настольной лампы! — и кто-то передавал Леле гитару, когда наступала его очередь. Голос его дрожал и срывался, когда он пел. Точней, такого голоса, чтобы петь, у него и не было, а он еще пытался забираться высоко, тянуть. Но кто кроме него вкладывал в пение столько чувства! И при словах: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» он окидывал ясным, любящим взглядом комнату — Надькину чаще всего — и по очереди останавливался на лицах — Надьки, своей девушки, соседок ее, парней с первого курса — Кирюши, Геныча — и вьетнамцев, забившихся в уголок. Там их глазки блестели в темноте. Ребята, как здорово, что мы можем побыть вот так, все вместе!
Песен в общежитии знали мало, и все песни были любимые — их пели по много раз. И он читал свое любимое стихотворение тоже много раз в одной и той же компании, почти каждый вечер, и всегда сообщал, что его написал режиссер народного театра, где он когда-то играл в родных местах. Должно быть, на этом стихотворении они там
Однажды они договорились встретиться где-то в парке, и когда Надька шла после занятий по аллее, за одной скамейкой она увидела что-то темное, шевелящееся. И это был Леля, присевший, скрючившийся, чистивший на себе брюки. Надька повернулась и побежала к воротам парка. И потом еще несколько дней робкий Лелик ждал ее у выхода с факультета, чтоб вместе ехать домой, а Надька смотрела в окно, дожидаясь, когда он уйдет. Как могла, она старалась себе втолковать, что погода нынче стоит сырая, скользко, и кто угодно мог бы вот так же заляпать брюки и чистить их прямо на улице, отойдя в сторонку с дороги, сложившись, как игрушка на шарнирах — или еще бывают такие складные линейки — и высоко подняв пятую точку. Ничего в этом особенного нет. Она как могла заставляла себя так думать. Но само собой думалось, что девчонки скоро заметят, что она уже три дня, пять дней, неделю не видится со своим парнем, что она стала уже как они! Они думают, что как они быть плохо — и над ней наверняка станут теперь смеяться. Особенно Валя, и она будет щипать ее со знанием дела, вкусом. Она придумает, как отравить жизнь той, которой столько завидовала! Хорошо, Надька успела отшить того вьетнамца, как бишь его, Тьена. Все знают, что она его отшила, он еще плакал и сказал: «Я никогда приду в ваша комната». А если б не знали, Валя могла бы сказать, что Надька бросила своего парня ради вьетнамца. Или что Лелик сам порвал с ней — приревновал. Отелло Лелик! Что возьмешь с Вальки, ей ведь уже 20 лет, а она никому не нравится. Злая, взвинченная. Геныч бросил ее, тот парень, с которым она встречалась после разрыва с Кирюшей. Она рассказывала что-то про Геныча соседкам по комнате и плакала — соседки не успели тогда сразу пересказать Надьке, ведь она мало бывала дома — а после все начало забываться. Вот и про Надькину любовь они забудут совсем скоро. Надо только перетерпеть как-нибудь это время, когда над тобой смеются…
Вечером она не поднимая головы сидит за столом, читает и ждет, когда начнут смеяться. За чаем Валя, наконец, обращается к ней. Спрашивает, где живет Тьен. Или хотя бы — где он учится. Надька, не зная, где ждать ловушки, пожимает плечами: «Да я не помню, он говорил, что-то такое, техническое…» Валя встает и выходит на лестницу — подкараулить какого-нибудь смуглого человечка, схватить за руку:
— Тьен, Тьен!
И проводит ладошкой у себя над головой — такой большой Тьен!
Назавтра она караулит Тьена возле его общаги, чтобы самой услышать это его «Я никогда приду в ваша комната», и еще — что когда-нибудь он, конечно, женится на девушке-вьетнамке, но любить всегда будет одну только Надьку, Надька останется в его душе. И что он обязательно сделает такое кино — про вьетнамца и белую русскую девушку. Но сначала Валя говорит растерявшемуся Тьену, что она познакомит его с чудесными, веселыми ребятами со своего курса — с Генычем, с Кирюшей и с Леликом, это ее большие друзья — и с девчонками познакомит, у них будет отличная компания. И что у него, Тьена, была совершенно особенная, непохожая ни на чью жизнь. Она много думает про его жизнь и про все, что ему пришлось перенести. И у нее уже полная душа любви, вот здесь, аж сердцу тяжело биться. На каникулах они вдвоем поедут к ее родителям. Он увидит ее маленький городок — старинные русские улицы и огромный пруд с плакучими ивами — нигде нет такого пруда, загадочного пруда с черной водой. Валя говорит и чувствует себя предательницей своей мамы, вытащенной однажды из этого пруда. Но что делать, у них в самом деле прекрасный пруд с плакучими ивами. Что у них есть еще в городе кроме пруда? Ах, вот, еще хор в заводском доме культуры! Как она могла забыть? Какие прекрасные песни они поют! И Валина мама пела — когда была молодой. Они пойдут на концерт, и на репетицию сходят, если ему интересно. Да она и сама ему может спеть! У нее мамин голос, и все ребята, друзья, заслушиваются, когда она поет эти протяжные старые песни