Полная история христианской церкви
Шрифт:
Идумеи, раздраженные отказом и обманутые ложными слухами, не согласились удалиться, а расположились станом около городских стен, ожидая удобной минуты, чтобы войти. В ту же ночь страшная буря с землетрясением разразилась над Иерусалимом. Пользуясь общим смятением и ночной темнотой, зилоты тихо вышли из храма и отворили ворота идумеям. Двадцать тысяч идумеев ворвались в город, и началась страшная резня. Зилоты и идумеи, перебив стражу, рассыпались по городу, и целую ночь, при блеске молнии, при завывании бури, продолжалось ужасное кровопролитие. Разъяренные, они рубили направо и налево, не щадя никого, и к утру только в окрестностях храма насчитывалось до 8 500 трупов. Но этим все не кончилось. На следующий день идумеи предали казни первосвященника, считая его изменником, в самом храме умертвили одного из почетнейших граждан, наполнили узниками все темницы города. Этих несчастных потом предавали мучительной смерти, а темницы наполнялись другими. Таким образом, в продолжение нескольких дней идумеями и зилотами было убито до 20 000 человек.
Через некоторое время идумеи, узнав, что их обманули, рассорились с союзниками своими и, утомленные казнями, удалились. Но несчастному
Веспасиан, считая, что теперь все благоприятствует ему, подошел совсем близко к Иерусалиму и готовился начать осаду, как вдруг получил известие о смерти императора Нерона. Тогда он прекратил всякие наступательные действия, ожидая распоряжений из Рима. Там после Нерона три императора, провозглашенные один за другим, царствовали каждый лишь по нескольку месяцев; и года через полтора армия избрала на царство самого Веспасиана. Принужденный ехать в Рим, он поспешно оставил Иудею, поручив начальство над войском своему сыну Титу.
Между тем раздоры и беспорядки в Иерусалиме усилились. Измученный притеснителями, зилотами, народ вздумал призвать на помощь Симона с его разбойничьими войсками, надеясь, что он будет ему защитником от варварства зилотов. Симон обещал все, чего хотели, вошел в город как освободитель и с помощью народа начал осаждать зилотов в храме. Но ему не удалось их вытеснить. Между тем, достигнув власти, он тоже стал угнетать народ.
Пьер Куртейс. Медальон с изображением римского императора Тита. 3-я четв. XVI в. Санкт-Петербург, Эрмитаж
Весной 70 года, незадолго до праздника Пасхи, Тит подошел к Иерусалиму с огромным войском. Иудеям удалась вылазка против него: перебив у него много солдат, они едва не захватили его самого, но на следующий же день Тит, собрав все полки свои, расположился станом на горе Елеонской, по ту сторону потока Кедронского. Произнося эти священные для нас имена, как не вспомнить скорбных и пророческих слов Спасителя, когда, глядя с Елеонской горы на Иерусалим, Он заплакал о несчастном городе и воскликнул: о, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это скрыто ныне от глаз твоих, ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнач времени посещения твоего (Лк. 19, 42–44). Эти дни теперь настали.
Несчастный Иерусалим, терзаемый партиями, которые вели между собою беспрерывную войну, терпел невообразимые бедствия.
Тит приступил к земляным работам вокруг городских стен и начал окружать город со всех сторон. Но и теперь, в виду такой близкой опасности, иудеи не прекращали своих раздоров. Правда, они иногда соединялись, чтобы разорять осадные работы неприятеля или делать вылазки против римлян, которых изумляли своей отчаянной храбростью, но потом вновь принимались за междоусобные брани. По случаю праздника Елеазар, который занимал храм, открыл его для богомольцев. Иоанн воспользовался этим, чтобы ввести туда вооруженных воинов, которые перебили приверженцев Елеазара и завладели храмом и окрестностями его. Симон между тем имел в своей власти верхнюю часть города. Все пространство, разделявшее противников, подвергаясь беспрестанно пламени, скоро превратилось в поле битвы, на котором день и ночь велась беспрерывная, беспощадная война. Крики раненых, стоны умирающих не умолкали в Иерусалиме.
Забывая об общей опасности и стараясь только нанести друг другу как можно более вреда, злодеи в безумной ярости истребляли хлебные запасы, приготовленные на случай осады, разрушали орудия, жгли дома и превращали огромные части города в груды пылающих развалин.
Но Иерусалим был так хорошо укреплен, что, конечно, мог надеяться устоять против врага. Город, построенный на двух горах, окружала тройная каменная стена, вдоль которой стояло почти девяносто сильно укрепленных башен. Со времени построения храма иудеи непрестанно заботились о том, чтобы как можно лучше укрепить город, в котором находилось их святилище, и в продолжение веков не щадили на то ни трудов, ни издержек. Даже позднейшие правители-иудеи много сделали в этом отношении: они значительно возвысили стены, и один из Иродов построил три башни, которые считались неприступными крепостями. Храм стоял почти в середине города на высокой горе и был со всех сторон обнесен стенами и соединен галереей с крепким замком, называвшимся Антонией; самое святилище находилось за тройной оградой. Таким образом, само здание храма с его оградами, галереями и стенами могло тоже служить крепостью, имевшей все средства к обороне, ибо в прилежавших к храму замках находилось все нужное для этого. Великолепием и богатством храм Иерусалимский превышал все, что только можно себе вообразить. На украшение его были потрачены несметные сокровища, иудеи, в какой бы стране они ни жили, платили ежегодно поголовную подать в пользу храма; и храм этот, богатый золотом и серебром, мрамором, дорогими сосудами, являлся предметом удивления для всех посетителей. Даже иноплеменники, не веровавшие в Бога, смотрели на него с благоговением. И этот священный храм, в который по Закону воспрещено было войти без предварительного обряда очищения, теперь ежедневно осквернялся кровопролитием, святотатством и самыми ужасными преступлениями. Богомольцы и даже священники, совершавшие жертвоприношение, часто умерщвлялись в самом храме. Кровь лилась в нем потоками, и злодейства совершали иудеи, ревнители Закона! Ругаясь ежечасно над святыней и над Законом, они между тем не переставали надеяться на чудесную помощь свыше и ожидать явления Мессии, Избавителя. Лжепророки не переставали обещать, что из Иудеи изыдет вождь, который не только освободит их от подданства, но и покорит им все народы мира. Так превратно толковали пророчества о Спасителе, Который, действительно, силою любви и истины должен был покорить владычеству Своему все народы. Одушевленные такими надеждами, иудеи отвечали гордым отказом на все предложения Тита, который не раз, а почти после каждой успешной вылазки убеждал их сдаться, обещая им прощение мятежников и сохранение города и храма.
Работы осаждающих быстро подвигались. Тит возвел высокие башни, с которых беспрерывно метались в город стрелы и камни. Осадные орудия безостановочно действовали против первой стены. После неимоверных усилий Титу удалось пробить первую стену, затем вторую и овладеть новой частью города. Надеясь, что иудеи поймут безнадежность своего положения, он предложил им сдаться, но они отказались и, бросившись с отчаянным мужеством на римлян, разрушили часть их работ, сожгли множество осадных орудий и преследовали неприятеля до самого его стана. Но готовился для них новый страшный враг — голод. Тит, узнав через перебежчиков, что в Иерусалиме начинается голод, решился обнести весь город стеной для того, чтобы прекратить подвоз припасов и таким образом довести жителей до последней крайности.
С самого начала осады оказался в городе недостаток в съестных припасах. Осада началась около самой Пасхи, и по случаю праздника население, всегда огромное в Иерусалиме, возросло до невероятного числа,[52] что сильно способствовало к скорому истреблению заготовленных припасов. Кроме того, великое множество припасов уничтожили враждовавшие между собою партии, большинство несчастных жителей были ограблены и разорены хищными злодеями, и вскоре начались бедствия, беспримерные в истории. Имевшие кое-какие запасы тщательно прятали их, чтобы не умереть голодной смертью со своими семействами. Богатые зарывали деньги, боясь грабежа, а потом на вес золота покупали меру пшеницы или ржи. На рынках перестали показываться съестные припасы: кто имел что-нибудь у себя, тот ел тайно. Ели немолотые зерна, о жареной или вареной пище и не думали. Достаточно было развести огонь, чтобы привлечь толпу грабителей, которые, как хищные звери, рыскали по городу, ища добычи. С оружием в руках отнимали они у несчастных последний кусок хлеба, последнюю горсть муки и часто их самих предавали истязаниям и смерти. Стали питаться травой, кореньями, гнилым сеном, ремнями, ели мышей, лошадей, всякую падаль. Наконец, дошло до того, что трупы умерших стали служить пищей. Развились страшные болезни, целые семьи, целые дома вымирали, у живых недоставало сил хоронить мертвецов. Улицы и площади города были завалены трупами, которые зловонием заражали воздух, усиливая болезни. Правители велели выносить трупы за город и в продолжение двух месяцев их вынесли до 600 000. Позднее, когда Тит обнес город стеной, трупы бросали через стену или сваливали в опустевшие дома, которые запирали, когда они наполнялись. Иногда по ночам несчастные, терзаемые голодом, находили средство, обманув часовых, выйти за город, чтобы нарвать травы или найти чего-нибудь съестного. Но часто они попадали в руки римлян, которые распинали их на крестах. Впрочем, уже и эта опасность не удерживала, и число их было так велико, что иногда в один день до 500 человек погибало крестной смертью. Вокруг городских стен стояли кресты с распятыми на них иудеями. Ужасное возмездие за Крестную смерть Христа! Затем Тит, видя, что эти жестокие меры только еще более ожесточают иудеев и заставляют их упорствовать в обороне, велел переменить образ действия. Он приказал принимать и кормить всех беглецов. Число их чрезвычайно возросло, но несчастные большей частью умирали в стане римлян, чрезмерно наедаясь после продолжительного голода.
А между тем в городе нужда все возрастала и наконец достигла такой крайности, что едва верится повествованию Иосифа Флавия. Голод заглушил все чувства жалости, все чувства любви и приязни. Мужья вырывали пищу из рук жен, родители из рук детей, все человеческие чувства заглохли, люди стали хуже хищных зверей. Наконец, сбылось самое ужасное из предсказаний Моисея, предвещавшего в книге Второзакония бедствия иудеев. Одна богатая молодая женщина по имени Мария, прибывшая в Иерусалим на праздник, была в нем застигнута бедствиями войны. Лишившись имущества, доведенная до отчаяния нуждой и голодом, она зарезала и сварила новорожденного младенца своего. Часть этой ужасной пищи она съела тайно и спрятала оставшееся. Злодеи, привлеченные запахом или дымом, ворвались в дом и стали с угрозами требовать, чтобы она дала им есть. «Возьмите, ешьте, — сказала она, — вы, вероятно, не прихотливее женщины и не сострадательнее матери». Сами злодеи отшатнулись; и это страшное событие поразило ужасом весь город и римский стан. Несчастные жители Иерусалима ожидали смерти как избавления и, умирая, устремляли взоры на храм.