Шрифт:
1
– Куда это ты намылился?
Голос матери проскрежетал у него за спиной, словно ногтем царапнули по грифельной доске. Даже мурашки побежали по телу. Повернув дверную ручку, он со злобой посмотрел на мать и ответил неохотно:
– Прогуляться.
Как же он ее ненавидел!
Она тупо пялилась на него. Ее нелепый, в розовых цветочках халат был распахнут. Она не удосужилась или не успела застегнуться и теперь демонстрировала отвисшие груди. Крашеные волосы, темные у корней, торчали во все стороны. Все пятьдесят пять
– Уже поздно. Нечего шляться по ночам. Ты никуда не пойдешь!
Стычка происходила в кухне, в помещении длинном и узком, как кишка, где все было фальшивым – кирпичи, изображенные на линолеуме, устилавшем пол, столешница, покрытая клеенкой с рисунком «под мрамор», фанерные шкафчики, окрашенные под благородный дуб. Убожество здесь выдавалось за приверженность старомодному стилю.
На круглом столе, окруженном четырьмя шаткими стульями, неизменно красовалось блюдо с уложенными аккуратной горкой яблоками из пластика. Эти яблоки всегда были здесь, сколько он себя помнил.
– Ты забыла принять свой прозак? Или он уже на тебя не действует?
Он не хотел издеваться над ней, но так уж получилось. Если б он ушел незаметно, то неприятного разговора не возникло бы. Обычно она спала мертвецким сном и храпела, как тысяча пьяниц. К несчастью, в эту ночь она зачем-то выползла на кухню и застукала его, когда он намеревался незаметно улизнуть из дому.
– Тебе всего семнадцать, и ты живешь с нами под одной крышей. Ты обязан меня слушаться. Иначе я пожалуюсь твоему отцу!
«Она пожалуется!» Он едва не рассмеялся ей в лицо.
Кто он, его отец? Адвокатишка, вытаскивающий сомнительных клиентов из дерьма за ничтожный процент от украденных денег. Папочка не бывал дома пять дней в неделю, а частенько урывал и субботу от уикенда для своих проказ. А когда он появлялся, его прежде всего интересовали успехи старшего сына в баскетболе, а младшего он просто игнорировал, обращая на него внимания не больше, чем на старую мебель.
Плевал он на отца и мать! Что они могли ему сделать?
В подтверждение своего права на личную жизнь он напоследок громко хлопнул дверью.
Мать что-то прокричала ему вдогонку, но он уже пребывал в гостеприимной темноте ночи. Родители и соседи считали, что он лишь бледная копия старшего брата – отличника в учебе, удачника в спорте и кумира девушек. Когда солнце восходит, оно затмевает лунный диск и звезды. Так было и с ними – рядом с «солнечным» мальчиком он был никто.
Но ночные часы принадлежали ему безраздельно. Нежная теплая тьма обволакивала его, когда он выводил из гаража свою «Хонду-250» и когда с ревом мчался по тихой улице.
Когда-нибудь он вступит в игру, в которой его братец непременно проиграет.
Ухмылка появилась на его лице. Он резко свернул на дорожку, ведущую к намеченной цели.
2
Грейс долго не могла уснуть, потом забылась на короткое время, вновь проснулась, разбуженная неизвестно чем. Она накинула голубой нейлоновый халат с длинными рукавами – почему-то ей показалось, что в комнате прохладно, – но, не надевая шлепанцы, босиком отправилась в соседнюю спальню.
В два часа ночи постель Джессики была пуста!
Свет, зажженный Грейс в холле, падал лишь на примятые подушки и небрежно откинутое одеяло. В полосе этого света высокая, тонкая фигура Грейс отбрасывала четкую тень, но, когда она сдвинулась с места, тень уродливо исказилась.
Грейс зачем-то заглянула под кровать, ожидая дурацкого розыгрыша, но тотчас поняла нелепость своего предположения. Джессики не было и в ее любимом кресле, подаренном ей в день рождения бог знает когда, где она балдела в наушниках от своей музыки.
Ее дочь не ночевала дома. И не в первый раз.
«О боже, что мне делать?»
Грейс не к кому было обратиться с таким вопросом, разве что только к богу. Мать и дочь жили одни. Грейс обожала Джессику, но в последние два месяца начала понимать, что теряет ее. Уже третий раз девочка по ночам исчезала из дома.
Сейчас была ночь понедельника, – нет, уже почти утро вторника! Джессике надо вставать без четверти семь, на первом же уроке ее ждет ответственная контрольная по испанскому. Накануне вечером Грейс пришлось целый час терпеливо выслушивать спряжения глаголов. Результат контрольной сильно повлиял бы на положение Джессики в списке успеваемости. Может быть, Грейс слишком зациклилась на учебе дочери, но ведь Джессика сама стремилась в лучшие ученицы. Но какая контрольная после бессонной ночи, проведенной неизвестно где и с кем?
Впрочем, какие-то идеи насчет времяпрепровождения дочери у Грейс все-таки были. После четырех недель учебы в колледже Джессика влилась в «крутую», как она выразилась, компанию, и это, опять же по ее словам, было большой удачей.
Все девушки носили расклешенные джинсы, топы, оголяющие живот, туфли на платформе, а их крашеные волосы сияли, как неоновая реклама. Разговор о том, что это лишь повторение давно пройденного, что сама Грейс одевалась почти так же, учась в колледже в середине семидесятых, закончился вполне философским заявлением дочери, что все в мире развивается по спирали, и мода семидесятых опять вернулась.
Согласившись с дочерью, Грейс, однако, подумала, что ее подруги – все сплошь из состоятельных семей – кончат плохо. Все, только не ее сладкая, милая девочка.
От неожиданного, громкого в ночной тишине звука Грейс вздрогнула. Источником его было колесо, на котором забавлялся Годзилла – жирный рыжий хомячок. Клетка его стояла на полке между учебниками и любимыми книгами Джессики в ярких обложках. Маленький грызун вертелся в свое удовольствие. Ему не было дела до тревог тех, кто его кормил. Годзилла не поймет и не разделит ее печаль, но все же он был, кроме нее, единственным живым существом в доме.