Полночный воин (Хранительница сокровищ)
Шрифт:
А ей для его спасения необходимо было слиться с ним до проникновения в его память, хотя бы частично.
…Трепетные воспоминания о Гейдже-ребенке, одиноком, дерзком, упрямом мальчишке. Она почувствовала, как ожесточается сердце и крепнет воля Гейджа-юноши. Как умело скрывает он от всех и прячет от себя собственную боль и нужду в материнской ласке!
Хардраада. Его родной отец, избегающий сына, не доверяющий ему. Отец, примите меня! Я стану всем, чем вы хотите.
Я люблю вас, я хочу походить на вас.
Пылающие города, кровь, насилие. Мне больно. Хватит? Примите меня. Я верю вам.
Отказ. Боль. Усталость. Тогда я пойду своей дорогой. Вы не нужны мне. Любовь-ненависть к отцу.
Византия. Слишком другая. Привыкни к ней. Она не более чужая, чем мир Хардраады.
Шелк и корица, темнокожие рабы, бескрайняя пустыня, палящее солнце, верблюды… Малик.
Воспоминания кружились, сменяли друг друга слишком быстро, чтобы их можно было осмыслить. Бринн в отчаянии пробивалась сквозь них, стараясь ухватить их, заставить его слушать ее и услышать.
Прими меня, Гейдж! Я — часть тебя, тебя прошлого, настоящего… и навеки. Пока ты слаб, я сильная. Тебе нужна моя сила, моя жизнь. Возьми ее. Поверь в меня. Воспользуйся мной.
Господь милостивый, услышь меня!
— Твои руки… горячие.
Голос Гейджа.
Бринн пробила себе дорогу обратно, вернулась из его прошлого, из тьмы и приподняла налитые тяжестью веки.
Он смотрел ей в глаза.
— Горячо… убери… их!
Она вдруг ощутила свои руки: они стали горячими, закрывая его раны, их покалывало, они лечили!
Благодарю тебя, Господи!
— Бринн?
— Ш-ш! — Она растопырила пальцы, чувствуя силу, протекавшую сквозь нее. — Это хорошее тепло. Закрой глаза и засни опять.
Он закрыл глаза и через мгновение снова заснул.
Малик наклонился над ней. Она смутно, как в тумане, видела его летучие очертания. Она думала только о Гейдже и о силе, которую перекачивала в него.
— Как Гейдж? — спросил Малик. — Я должен знать, Бринн.
— Лучше. — Она закрыла глаза, погружая свою силу в Гейджа. — Уйди. Дорога каждая минута.
— Как скажешь, — согласился Малик. — Все, что пожелаешь. — Бринн услышала его удаляющиеся шаги и радостное бормотание: «Лучше, она так сказала, Эдвина! Гейдж будет жить!»
15
Она сидела на каменной приступке у камина и расчесывала волосы.
Гейджу всегда нравилось смотреть, как Бринн проводила гребнем по блестящей их копне. Вспомнилась ночь в палатке в Гастингсе, когда она, смеясь, расчесывала бороду Малику. Огонь отбрасывал золотые отблески на ее светло-каштановые волосы, и в них вспыхивали огненные искорки, в них светилась жизнь и…
Очаг? Камин?
Он помнил только лес и… боль, сильную боль в спине…
— Волк… — Господи, его горло пересохло, шершавый язык еле ворочался, и он почти квакал, как лягушка. Он сделал еще одну попытку и прошипел: — Селбар…
Она замерла с гребнем в руке, а потом посмотрела на него с лучезарной улыбкой.
— Тебе уже пора было очнуться. Ты лежишь уже три недели, и мне нужна помощь. Я уже не могу справиться сама. — Нагнувшись, она налила воды в деревянный кубок. — Попей, и тебе будет легче говорить. Я смачивала тебе губы и заставляла выпивать немного бульона, твое горло еще болит, оно сильно пересохло, но это мелочи. — Она приподняла его голову и, поддерживая ее, помогла ему напиться. — Лучше?
Он кивнул, огляделся. Зал заседаний военных советов. Он лежал здесь на кровати.
— Как…
— Мы принесли тебя сюда, как только можно было тронуть с места без риска для жизни. В лесу нам нельзя было оставаться. Стало холодно. Но вначале я в этом убедилась, хотя и знала, что пройдет еще немало времени, прежде чем ты выздоровеешь. — Бринн бросила взгляд на гобелен с изображением Гевальда, посвящающего в рыцари молодого воина. — И подумала, что здесь мне хотя бы немного помогут стены этого зала, сам знаменитый Гевальд.
Но как, черт побери, получилось, что он ранен? Гейдж не мог вспомнить.
— Селбар?
— Нет, не волк. Ричард. Он кинжалом ударил тебя в спину.
Господи, надо было помнить об опасности! Он слишком увлекся преследованием волка и потерял бдительность.
— Глупец… Какой же я дурак!
— Ты не глупец! — яростно запротестовала она. — Ты хотел помочь мне.
— Я должен был хотя бы остерегаться кустарников.
— Упрямец! — настаивала она. — И не желаешь слушать ничье мнение, считаешься только с собой. Надо было помнить урок, полученный при Свенгарде, когда ты чуть головы не лишился за свою настырность. — Она поставила кубок. — Больше я с тобой не спорю. Ведь это бесполезно. Только подумать, ты решил обмануть меня и скрылся в поисках Селбара! Что бы ты сделал с ним? Ведь он мой друг, что он и доказал, спас меня от неминуемой гибели. Да ты не слушаешь?
Сонным облаком окутала его темнота. Через силу он все-таки спросил:
— А Малик?
— С ним все в порядке. Я отправила его в Гастингс вместе с Лефонтом.
— В Гастингс?
— Чтобы доставить твои корабли сюда. Длинного переезда по суше ты бы не перенес.
Он нахмурился.
— Его… слишком долго… не будет.
— Нет, совсем недолго. Он должен появиться здесь весной. — Она отвела его волосы с лица. — А ты до той поры и не окрепнешь.
— Не правда…
— Буду рада ошибиться. Докажи, что я не права.
Он еще слишком слаб даже для спора, подумал Гейдж о себе с горечью.
— Докажу… потом.
— Надеюсь. — Она заботливо укутала его поплотнее одеялом и поднялась, облегченно вздохнув впервые за эти долгие недели. — А пока отдохни. Пойду обрадую Эдвину и Алису, что ты наконец-то проснулся и окончательно вернулся к нам.
Он почти засыпал, как ему вспомнились ее слова, он их чуть было не упустил в потоке новостей.
Она говорила о Свенгарде. Он точно знал, что никогда и никому не рассказывал о бое в Норвегии, в котором участвовал еще мальчишкой. Откуда она узнала…