Полночный злодей
Шрифт:
— Я очень сожалею, Вильям. — Вся мускулистая фигура Жерара Пуантро как бы подтянулась перед официальным заявлением. — Если вы того желаете, я могу принести публичные извинения за…
— Да нет же, Жерар. Никакой необходимости в заявлениях пет. — Улыбка скользнула по лицу губернатора. — У меня не было намерения заставить вас отвечать за сложившуюся ситуацию. Что хорошего в том, что мы будем чернить честных граждан, когда совершенно очевидно, кто настоящий преступник. Нет!
Неожиданно хлопнув рукой по столу, с напряженным выражением на узком лице губернатор Клейборн заявил:
— У
Минутой позже, прикрыв за собой дверь кабинета, Жерар Пуантро поспешно направился к лестнице.
Вознаграждение… Он шел по улице, и яркое полуденное солнце согревало ему спину. Улыбнувшись, Пуантро приподнял шляпу перед шедшей навстречу женщиной. Всю дорогу его несказанно забавляла мысль, что губернатор — круглый дурак.
Вознаграждение за поимку капитана Уитни? Это ничего не даст. В отчете губернатору он не упомянул о том чрезвычайно сильном давлении, которое уже пытался оказать на людей, имеющих отношение к той темной стороне его жизни, о которой догадывались лишь немногие. И тем не менее неделя неустанных поисков ничего не дала. Причина очевидна — капитана Рогана Уитни уже не было в Новом Орлеане.
Пуантро кивнул, как бы подтверждая эту мысль. Уитни, вероятно, нашел убежище на первом же судне, покинувшем порт… или нанял плоскодонку и поднялся вверх по реке… или умер, поскольку был в очень плохом состоянии.
Какой бы ни была судьба этого человека, Пуантро был уверен: капитана Уитни в городе нет, и он больше не представляет для него угрозу. Это избавляло от дополнительных хлопот, хотя, разумеется, он уже организовал все, чтобы при возможной поимке капитан не выжил.
Этот человек знал слишком много и был для него опасен, а Жерар Пуантро не потерпит ничего, представляющего опасность для него самого… или для того, кто ему дорог.
Да, особенно для одного человека, который был ему очень дорог…
Капитан Роган Уитни мерил шагами тесное пространство затянутой шелком комнаты, где он провел долгую неделю своего выздоровления. Он немного похудел, но держался уже прямо; распухшее от побоев лицо приобрело нормальный вид, темные кровоподтеки побледнели — он явно шел на поправку. Однако душевная боль испепеляла его сердце.
Жуткие крики его первого помощника эхом отдавались у него в голове, и он знал, что они будут слышаться днями и ночами еще долго. Ему вспомнились последние часы «Вентуре» — палили пушки, трещали ружья, сверкали и ломались ножи; раздавались стоны раненых и умирающих. Он слышал отдававшийся болью треск обшивки протараненной «Вентуре», горестный скрежет корабля, когда он стал крениться у него под ногами. Он ясно видел бушующее на судне пламя и вновь ощутил последний оглушительный изрыв, выбросивший его помощника Дугана и его самого в море, отправивший «Вентуре» и оставшуюся на нем команду в пучину, где они и нашли могилу.
Его душила ярость. Роган вспомнил, как этот гнусный Винсент Гамби орал, отдавая распоряжения тем безбожникам, что находились под его командой. А они брали шлюпки и в темной воде разыскивали оставшихся в живых, а найдя, добивали их. Ночная мгла, окутавшая место трагедии, заставила людей Гамби прекратить поиски. Ему и Дугану чудом удалось спастись, зацепившись за обломок корабля. Припомнился ужас часов, проведенных в темной воде, но страдания от собственных ран заслонила та боль, которую он испытал при этих ничем не оправданных убийствах. Роган знал, что эта мука останется с ним на долгие годы.
Перед его глазами встало лицо Гамби… Освещенный светом фонаря, он склонился над бортом своего судна и руководил кровавым разбоем. Он был прекрасно виден — грубо сколоченный, с кожей, дочерна обугленной на солнце. Впечатление усиливали огромные усы, повязанный вокруг головы платок и золотая серьга в ухе. Его лицо напоминало маску дьявола. Эту физиономию, искаженную лютой злобой, невозможно было забыть.
Роган прерывисто дышал. Он понимал, что не успокоится, пока не отомстит за эту бойню. Заметив в витиевато обрамленном зеркале свое отражение, он остановился. Его карие глаза горели жаждой расплаты. Сначала он верил, что наказание за это преступление последует тотчас же, как только он достигнет Нового Орлеана и сообщит властям о судьбе своего судна. Однако его сообщению никто не поверил.
Сразу же после этого Жерар Пуантро взял на себя ведение дела. Почему? Этот вопрос, многократно повторенный, неотступно преследовал его.
Почему Жерар Пуантро с таким упорством выгораживал Гамби и отвергал все обвинения против него? Почему Пуантро с такой ненавистью обрушился на Дугана за правдивые показания и замучил его до смерти? Почему он сам был абсолютно уверен, что если бы Бертран не помог ему вовремя бежать, Пуантро прикончил бы и его?
Наконец, почему он уверен, что не Гамби, а именно Жерар Пуантро сыграл роковую роль во всех этих кровавых событиях?
Он просунул руку под холщовую рубашку и нащупал болезненный контур буквы, выжженной у него на груди.
Обернувшись на звук шагов в коридоре, Роган снял с ближайшей полки пистолет. Он нацелил его на дверь, которая через мгновение распахнулась, и на пороге появился Бертран со стройной блондинкой.
Опустив оружие, Роган подождал, пока они войдут и закроют за собой дверь, и только тогда спросил:
— Что вы узнали?
Бертран передал ему свежую листовку и, прищурив глаза, стал наблюдать за реакцией Уитни.
— «Объявление. Разыскивается полицией». Предлагают вознаграждение в тысячу долларов. — На лице Рогана обозначилась напряженность. — Сдается мне, что скоро весь Новый Орлеан будет охотиться за мной. Без сомнения, Пуантро убедил губернатора в моей виновности.
Вместо Бертрана ответила молодая женщина. В ее мягком голосе чувствовался едва заметный акцент, ставший столь знакомым Рогану за последнюю неделю, пока она бескорыстно выхаживала его и буквально спасла жизнь.