Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том I.
Шрифт:
20 оценит публика – вы увидите… Так будете писать?
– Хорошо.
– Скоро начнете?
– Как только могу. Теперь на одно это и осталась надежда…
Петр Иваныч, выспавшись, пришел к ним, одетый совсем и со шляпой в руках. Он тоже посоветовал Александру заняться делом по службе и по отделу сельского хозяйства для журнала.
– Постараюсь, дядюшка, – отвечал Александр, – но
30 вот я обещал тетушке…
Лизавета Александровна сделала ему знак, чтоб он молчал, но Петр Иваныч
– Что, что обещал? – спросил он.
– Привезти новые ноты, – отвечала она.
– Нет, неправда; что такое, Александр?
– Написать повесть или что-нибудь…
– Ты еще не отказался от изящной литературы? – говорил Петр Иваныч, обирая пылинки с платья. – А ты, Лиза, сбиваешь его с толку – напрасно!
40 – Я не вправе отказаться от этого, – заметил Александр.
– Кто ж тебя неволит?
– Зачем я самовольно и неблагодарно отвергну почетное назначение, к которому призван? Одна светлая
333
надежда в жизни и осталась, а я уничтожу и ее? Если я погублю, что свыше вложено в меня, то погублю и себя…
– Да что вложено в тебя такое, растолкуй мне, пожалуйста?
– Этого я, дядюшка, не могу растолковать вам. Надо понимать самому. Воздымались ли у вас на голове волосы от чего-нибудь, кроме гребенки?
– Нет! – сказал Петр Иваныч.
– Ну вот видите. Бушевали ли в вас страсти, кипело
10 ли воображение и создавало ли вам изящные призраки, которые просились воплотиться? билось ли сердце особенным биением?
– Дико, дико! Ну так что ж? – спросил Петр Иваныч.
– А то, с кем этого не бывало, так тому и растолковать нельзя, почему хочется писать, когда какой-то беспокойный дух твердит и днем и ночью, и во сне и наяву: пиши, пиши…
– Да ведь ты не умеешь писать?
– Полно, Петр Иваныч: сам не умеешь, так зачем же
20 мешать другим? – сказала Лизавета Александровна.
– Извините, дядюшка, если замечу, что вы не судья в этом деле.
– Кто ж судья? она?
Петр Иваныч указал на жену.
– Она – нарочно, а ты веришь, – прибавил он.
– Да и сами вы в начале моего приезда сюда советовали писать, испытывать себя…
– Ну так что ж? Попробовал – не выходит ничего: и бросить бы.
30 – Неужели вы никогда не нашли у меня ни дельной мысли, ни удачного стиха?
– Как не найти! есть. Ты не глуп: как же у неглупого человека в нескольких пудах сочинений не найти удачной мысли? Так ведь это не талант, а ум.
– Ах! – сказала Лизавета Александровна, с досадой повернувшись на стуле.
– А биение сердца, трепет, сладостная нега и прочее такое – с кем не бывает?
– Да с тобой, я думаю, первым! – заметила жена.
40 – Ну вот! А помнишь, я, бывало, восхищался…
– Чем это? не помню.
– Все испытывают эти вещи, – продолжал Петр Иваныч, обращаясь к племяннику – кого не трогают тишина или там темнота ночи, что ли, шум дубравы, сад,
334
пруды, море? Если б это чувствовали одни художники, так некому было бы понимать их. А отражать все эти ощущения в своих произведениях – это другое дело: для этого нужен талант, а его у тебя, кажется, нет. Его не скроешь: он блестит в каждой строке, в каждом ударе кисти…
– Петр Иваныч! тебе пора ехать, – сказала Лизавета Александровна.
– Сейчас.
10 – Отличиться хочется? – продолжал он, – тебе есть чем отличиться. Редактор хвалит тебя, говорит, что статьи твои о сельском хозяйстве обработаны прекрасно, в них есть мысль – всё показывает, говорит, ученого производителя, а не ремесленника. Я порадовался: «Ба! думаю, Адуевы все не без головы!» – видишь: и у меня есть самолюбие! Ты можешь отличиться и в службе и приобресть известность писателя…
– Хороша известность: писатель о наземе.
– Всякому свое: одному суждено витать в небесных
20 пространствах, а другому рыться в наземе и оттуда добывать сокровища. Я не понимаю, отчего пренебрегать скромным назначением? и оно имеет свою поэзию. Вот ты бы выслужился, нажил бы трудами денег, выгодно женился бы, как большая часть… Не понимаю, чего еще? Долг исполнен, жизнь пройдена с честью, трудолюбиво – вот в чем счастье! по-моему, так. Вот я статский советник по чину, заводчик по ремеслу; а предложи-ка мне взамен звание первого поэта, ей-богу, не возьму!
– Послушай, Петр Иваныч: ты, право, опоздаешь!
–
30 перебила Лизавета Александровна, – скоро десять часов.
– В самом деле, пора. Ну, до свидания. А то вообразят себя, бог знает с чего, необыкновенными людьми, – ворчал Петр Иваныч, уходя вон, – да и того…
II
Александр, возвратясь домой от дяди, сел в кресло и задумался. Он припомнил весь разговор с дядей и теткой и потребовал строгого отчета от самого себя.
Как, в свои лета, позволив себе ненавидеть и презирать людей, рассмотрев и обсудив их ничтожность,
40 мелочность, слабости, перебрав всех и каждого из своих знакомых, он забыл разобрать себя! Какая слепота! И дядя дал ему урок, как школьнику, разобрал его по
335
ниточке, да еще при женщине; что бы ему самому оглянуться на себя! Как дядя должен выиграть в этот вечер в глазах жены! Это бы, пожалуй, ничего, оно так и должно быть; но ведь он выиграл на его счет. Дядя имеет над ним неоспоримый верх, всюду и во всем.