Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том. 7

Гончаров Иван Александрович

– Уж не Маркушка ли опять? – с ужасом спросила бабушка.

– Он и есть! – подтвердила Василиса.

– Вот это люди так люди! – сказал Райский и поспешил к себе.

– Как обрадовался, как бросился! Нашел человека! Деньги-то не забудь взять с него назад! Да не хочет ли он трескать? я бы прислала… – крикнула ему вслед бабушка.

XVIII

В комнату вошел, или, вернее, вскочил – среднего роста, свежий, цветущий,

красиво и крепко сложенный молодой человек, лет двадцати трех, с темно-русыми, почти каштановыми волосами, с румяными щеками и с серо-голубыми вострыми глазами, с улыбкой, показывавшей ряд белых, крепких зубов. В руках у него был пучок васильков и еще что-то бережно завернутое в носовой платок. Он всё это вместе со шляпой положил на стул.

– Здравствуйте, Татьяна Марковна, здравствуйте, Марфа Васильевна! – заговорил он, целуя руку у

310

старушки, потом у Марфиньки, хотя Марфинька отдернула свою, но вышло так, что он успел дать летучий поцелуй. – Опять нельзя – какие вы!.. – сказал он. – Вот я принес вам…

– Что это вы пропали: вас совсем не видать? – с удивлением, даже строго, спросила Бережкова. – Шутка ли, почти три недели!

– Мне никак нельзя было, губернатор не пускал никуда; велели дела канцелярии приводить в порядок… – говорил Викентьев так торопливо, что некоторые слова даже не договаривал.

– Пустяки, пустяки! не слушайте, бабушка: у него никаких дел нет… сам сказывал! – вмешалась Марфинька.

– Ей-богу, ах, какие вы: дела по горло было! У нас новый правитель канцелярии поступает – мы дела скрепляли, описи делали… Я пятьсот дел по листам скрепил. Даже по ночам сидели… ей-богу…

– Да не божитесь! что это у вас за привычка божиться по пустякам: грех какой! – строго остановила его Бережкова.

– Как по пустякам: вон Марфа Васильевна не верят! а я, ей-богу…

– Опять!

– Правда ли, Татьяна Марковна, правда ли, Марфа Васильевна, что у вас гость: Борис Павлович приехал? Не он ли это, я встретил сейчас, прошел по коридору? Я нарочно пришел…

– Вот видите, бабушка? – перебила Марфинька, – он пришел братца посмотреть, а без этого долго бы пропадал! Что?

– Ах, Марфа Васильевна, какие вы! Я лишь только вырвался, так и прибежал! Я просился, просился у губернатора – не пускает: говорит, не пущу до тех пор, пока не кончите дела! У маменьки не был: хотел к ней пообедать в Колчино съездить – и то пустил только вчера, ей-богу…

– Здорова ли маменька? Что, у ней лишаи прошли?

– Проходят, покорно благодарю. Маменька кланяется вам, просит вас не забыть день ее именин…

– Покорно благодарю! Уж не знаю, соберусь ли я сама: стара да и через Волгу боюсь ехать. А девочки мои…

311

– Мы без вас, бабушка, не поедем, – сказала Марфинька, – я тоже боюсь переезжать Волгу.

– Не стыдно ли трусить? – говорил Викентьев. – Чего вы боитесь? Я за вами сам приеду на нашем катере… Гребцы у меня все песенники…

– С вами ни за что и не поеду, вы не посидите ни минуты покойно в лодке… Что это шевелится у вас в бумаге? – вдруг спросила она. – Посмотрите, бабушка… ах, не змея ли?

– Это я вам принес живого сазана, Татьяна Марковна: сейчас выудил сам. Ехал к вам, а там на речке, в осоке, вижу, сидит в лодке Иван Матвеич. Я попросился к нему, он подъехал, взял меня, я и четверти часа не сидел – вот какого выудил! А это вам, Марфа Васильевна, дорогой, вон тут во ржи нарвал васильков…

– Не надо, вы обещали без меня не рвать – а вот теперь слишком две недели не были, васильки все посохли: вон какая дрянь!

– Пойдемте сейчас нарвем свежих!..

– Дайте срок! – остановила Бережкова. – Что это вам не сидится? Не успели носа показать, вон еще и лоб не простыл, а уж в ногах у вас так и зудит? Чего вы хотите позавтракать: кофе, что ли, или битого мяса? А ты, Марфинька, поди узнай, не хочет ли тот… Маркушка… чего-нибудь? Только сама не показывайся, а Егорку пошли узнать…

– Нет, нет, ничего не хочу, – заторопился Викентьев, – я съел целый пирог перед тем, как ехать сюда…

– Видите, какой он, бабушка! – сказала Марфинька, – «пирог съел»!

И сама пошла исполнить поручение бабушки, потом воротилась, сказав, что ничего не надо и что гость скоро собирается уйти.

– А здесь не накормили бы вас! – упрекнула Татьяна Марковна, – что вы назавтракались да пришли?

Викентьев сунулся было к Марфиньке.

– Заступитесь за меня! – сказал он.

– Не подходите, не подходите, не трогайте! – сердито говорила Марфинька.

Он не сидел, не стоял на месте, то совался к бабушке, то бежал к Марфиньке и силился переговорить обеих. Почти в одну и ту же минуту лицо его принимало серьезное выражение, и вдруг разливался по нем смех и показывались крупные белые зубы, на которых от торопливости

312

его говора, или от смеха, иногда вскакивал и пропадал пузырь.

– Я ведь съел пирог оттого, что под руку подвернулся. Кузьма отворил шкаф, а я шел мимо – вижу пирог, один только и был…

– Вам стало жаль сироту, вы и съели? – договорила бабушка. Все трое засмеялись.

– Нет ли варенья, Марфа Васильевна: я бы поел…

– Вели принести – как не быть? А битого мяса не станете? Вчерашнее жаркое есть, цыплята…

– Вот бы цыпленка хорошо…

– Не давайте ему, бабушка: что его баловать? не стоит… – Но сама пошла было из комнаты.

– Нет, нет, Марфа Васильевна, и точно не надо, вы только не уходите; я лучше обедать буду. Можно мне пообедать у вас, Татьяна Марковна?

– Нет, нельзя, – сказала Марфинька.

– А ты не шути этим, – остановила ее бабушка, – он, пожалуй, и убежит. И видно, что вы давно не были, – обратилась она к Викентьеву, – стали спрашивать позволения отобедать!

– Покорно благодарю-с!.. Марфа Васильевна! куда вы? Постойте, постойте, и я с вами!..

– Не надо, не надо, не хочу! – говорила она. – Я велю вам зажарить вашего сазана и больше ничего не дам к обеду.