Полное собрание сочинений. Том 06
Шрифт:
Вот почему, когда Преображенский и Троцкий в октябре на пленуме заявили, что они хотят спасти партию через демократию, а ЦК слеп и ничего не видит, ЦК посмеялся над ними и сказал: нет, товарищи, мы, ЦК, всецело за демократию, но в вашу демократию мы не верим, ибо считаем, что ваша “демократия” является стратегическим ходом против ЦК, продиктованным вашей фракционностью.
Что же постановили тогда пленумы ЦК и ЦКК по вопросу о внутрипартийной демократии? А вот что:
“Пленумы одобряют полностью своевременно намеченный Политбюро курс на внутрипартийную демократию, а также предложенное Политбюро усиление борьбы с излишествами и разлагающим
Пленумы поручают Политбюро сделать все необходимое для ускорения работ комиссий, назначенных Политбюро и сентябрьским пленумом: 1) комиссии о “ножницах”, 2) о заработной плате, 3) о внутрипартийном положении.
Политбюро должно по разработке необходимых мер по этим вопросам начать немедленно проводить их в жизнь и сделать об этом доклад на следующем пленуме ЦК”.
Троцкий в одном из своих писем в ЦК пишет, что октябрьский пленум был “высшим выражением аппаратно-бюрократического курса”. Разве не ясно, что это заявление Троцкого является клеветой на ЦК? Только человек, потерявший голову и ослеплённый фракционностью, может говорить после оглашённого документа, что октябрьский пленум был высшим выражением бюрократизма.
А что решили тогда пленумы ЦК и ЦКК о “демократических” манёврах Троцкого и 46-ти? А вот что:
“Пленумы ЦК и ЦКК с представителями 10 парторганизаций признают выступление Троцкого в переживаемый международной революцией и партией ответственнейший момент глубокой политической ошибкой, в особенности потому, что нападение Троцкого, направленное на Политбюро, объективно приняло характер фракционного выступления, грозящего нанести удар единству партии и создающего кризис партии. Пленумы с сожалением констатируют, что Троцкий для постановки затронутых им вопросов выбрал путь обращения к отдельным членам партии вместо единственно допустимого пути — предварительной постановки этих вопросов на обсуждение коллегий, членом которых состоит Троцкий.
Путь, избранный Троцким, послужил сигналом к фракционной группировке (заявление 46-ти).
Пленумы ЦК и ЦКК и представители 10 парторганизаций решительно осуждают заявление 46-ти, как шаг фракпионно-раскольничьей политики, принявшей такой характер хотя бы и помимо воли подписавших это заявление. Заявление это грозит поставить всю жизнь партии на ближайшие месяцы под знак внутрипартийной борьбы и тем ослабить партию в момент, наиболее ответственный для судеб международной революции”.
Как видите, товарищи, изложенные выше факты решительно опровергают ту картину положения, которую изображал здесь Преображенский.
Третьим актом или третьей стадией истории вопроса является период после октябрьского пленума. Октябрьский пленум постановил предложить Политбюро принять все меры к тому, чтобы обеспечить дружную работу. Я должен заявить, товарищи, что за период после октября мы приняли все меры к тому, чтобы дружная работа с Троцким была налажена, хотя должен сказать, что дело это далеко не из лёгких. Мы имели два частных совещания с Троцким, перебрали все вопросы хозяйственного и партийного порядка, причём пришли к известным мнениям, не вызвавшим никаких разногласий. Продолжением этих частных совещаний и этих попыток наладить дружную работу внутри Политбюро было, о чём я уже докладывал вчера, создание подкомиссии из трёх. Подкомиссия эта и выработала проект резолюции, ставший впоследствии резолюцией ЦК и ЦКК о демократии.
Так было дело.
Нам казалось, что после того, как резолюция принята единогласно, нет больше оснований для споров, нет оснований для внутрипартийной борьбы. Да так оно и было на деле до нового выступления Троцкого с его обращением к районам. Но выступление Троцкого на другой день после опубликования резолюции ЦК, проведённое независимо от ЦК и через голову ЦК, расстроило всё дело, изменило положение радикальным образом и отбросило партию назад, к новым спорам, к новой борьбе, более острой, чем раньше. Говорят, что ЦК должен был запретить печатание статьи Троцкого. Это неверно, товарищи. Это было бы со стороны ЦК опаснейшим шагом. Попробуйте-ка запретить статью Троцкого, уже оглашённую в районах Москвы! ЦК не мог пойти на такой опрометчивый шаг.
Такова история вопроса.
Из сказанного следует, что у оппозиции шло дело не столько о демократии, сколько о том, чтобы идею демократии использовать для расшатывания ЦК, что мы в лице оппозиции имеем дело не с людьми, желающими помочь партии, а с фракцией, которая подкарауливала ЦК: “авось, дескать, ошибется, прозевает, а мы его стукнем”. Это и есть фракция, когда одна группа членов партии поджидает центральные учреждения партии у переулочка, чтобы сыграть либо на неурожае, либо на падении червонца, либо на других затруднениях партии для того, чтобы выскочить потом из-за угла, из засады и стукнуть партию по голове. Да, прав был ЦК в октябре, сказав вам, тт. оппозиционеры, что одно дело— демократия, а другое дело — подсиживание партии, одно дело — демократия, а другое дело — использование шумихи о демократии против большинства партии.
Такова, Преображенский, история вопроса, о которой я не хотел здесь говорить, но о которой я всё же вынужден был рассказать, уступая вашему настойчивому желанию.
Оппозиция взяла себе за правило превозносить тов. Ленина гениальнейшим из гениальных людей. Боюсь, что похвала эта неискренняя, и тут тоже кроется стратегическая хитрость: хотят шумом о гениальности тов. Ленина прикрыть свой отход от Ленина и подчеркнуть одновременно слабость его учеников. Конечно, нам ли, ученикам тов. Ленина, не понимать, что тов. Ленин гениальнейший из гениальных, и что такие люди рождаются только столетиями. Но позвольте спросить вас, Преображенский, почему вы с этим гениальнейшим человеком разошлись по вопросу о Брестском мире? Почему вы этого гениальнейшего человека покинули в трудную минуту и не послушались его? Где, в каком лагере вы тогда обретались?
А Сапронов, который фальшиво, фарисейски расхваливает теперь тов. Ленина, тот самый Сапронов, который имел нахальство на одном из съездов обозвать тов. Ленина “невеждой” и “олигархом”! Почему он не поддержал гениального Ленина, скажем, на Х съезде, почему он в трудные минуты неизменно оказывался в противоположном лагере, если он в самом деле думает, что тов. Ленин является гениальным из гениальных? Знает ли Сапронов, что тов. Ленин, внося на Х съезд резолюцию об единстве, требующую исключения фракционеров из партии, имел з виду, между прочим, и Сапронова?
Или ещё: почему Преображенский не только в период Брестского мира, но и впоследствии, в период профдискуссии, оказался в лагере противников гениальнейшего Ленина? Случайно ли все это? Нет ли тут некоторой закономерности? (Преображенский: “Своим умом пытался работать”.)
Это очень похвально, Преображенский, что вы своим умом хотели работать. Но глядите, что получается: по брестскому вопросу работали вы своим умом и промахнулись; потом при дискуссии о профсоюзах опять пытались своим умом работать и опять промахнулись; теперь я не знаю, своим ли умом вы работаете или чужим, но ведь опять промахнулись будто. (Смех.) Я всё же думаю, что если бы Преображенский работал теперь своим умом больше, чем умом Троцкого, — умом, нашедшим своё выражение в его письме от 8 октября, то он был бы ближе к нам, чем к Троцкому.