Полное собрание сочинений. Том 1. 1893–1894

Ленин Владимир Ильич

Попробуйте доказывать этому «другу народа», что русская буржуазия не только уже теперь повсюду держит в руках народный труд, вследствие концентрации у нее одной средств производства, но и давит на правительство, порождая, вынуждая и определяя буржуазный характер его политики, – он впадет совсем в неистовство, станет кричать о всемогуществе нашего правительства, о том, что оно только по роковому недоразумению и несчастной случайности «призывает» всё представителей интересов капитализма, а не «друзей народа», что оно искусственно насаждает капитализм… А под шумок сами должны признать именно за представителей капитализма трактирщиков в думе, т. е. один из элементов этого самого правительства, стоящего якобы над классами. Неужели, однако, господа, интересы капитализма представлены у нас в России в одной только «думе» и одними только «трактирщиками»?..

Что касается до грязных выходок, то мы видели их слишком достаточно у г. Михайловского и встречаем опять у г. Кривенко, который, например, желая уничтожить ненавистный социал-демократизм, повествует о том, как «некоторые идут на заводы (когда, впрочем, представляются

хорошие технические и конторские места), мотивируя свое поступление исключительно идеей ускорения капиталистического процесса». Конечно, нет нужды и отвечать на такие, совсем уже неприличные, вещи. Тут можно только поставить точку.

Продолжайте, господа, в том же духе, продолжайте смело! Императорское правительство – то самое, которое, как мы сейчас от вас слышали, приняло уже меры (хотя и с дефектами) для спасения народа от окончательного разорения, – примет для спасения вас от уличения в пошлости и невежестве меры, свободные уже от всяких дефектов. «Культурное общество» по-прежнему с охотой будет, в промежутке между пирогом с вязигой и зеленым столом, толковать о меньшем брате и сочинять гуманные проекты «улучшения» его положения; представители его с удовольствием узнают от вас, что, занимая места земских начальников или каких-нибудь там других смотрителей за крестьянским карманом, они проявляют развитое сознание гражданских потребностей и обязанностей. Продолжайте! Вам обеспечено не только спокойствие, но и одобрение и похвалы… устами господ Бурениных.

В заключение не лишним будет, кажется, ответить на вопрос, который, вероятно, приходил в голову не одному уже читателю. Стоило ли так долго разговаривать с подобными господами? стоило ли по существу отвечать на этот поток либеральной и защищенной цензурой грязи, который они изволили именовать полемикой?

Мне кажется – стоило, не ради них, конечно, и не ради «культурной» публики, а ради того полезного урока, который могут и должны извлечь для себя из этого похода русские социалисты. Этот поход дает самое наглядное, самое убедительное доказательство того, что та пора общественного развития России, когда демократизм и социализм сливались в одно неразрывное, неразъединимое целое (как это было, например, в эпоху Чернышевского), безвозвратно канула в вечность. Теперь нет уже решительно никакой почвы для той идеи, – которая и до сих пор продолжает еще кое-где держаться среди русских социалистов, крайне вредно отзываясь и на их теориях и на их практике, – будто в России нет глубокого, качественного различия между идеями демократов и социалистов.

Совсем напротив: между этими идеями лежит целая пропасть, и русским социалистам давно бы пора понять это, понять НЕИЗБЕЖНОСТЬ и НАСТОЯТЕЛЬНУЮ НЕОБХОДИМОСТЬ ПОЛНОГО И ОКОНЧАТЕЛЬНОГО РАЗРЫВА с идеями демократов.

Посмотрим, в самом деле, чем он был, этот русский демократ, в те времена, которые породили указанную идею, и что он стал. «Друзья народа» дают нам достаточно материала для такой параллели.

Чрезвычайно интересна в этом отношении выходка г. Кривенко против г. Струве, который выступил в одном немецком издании против утопизма г. Ник. – она (его заметка – «К вопросу о капиталистическом развитии России», Zur Beurtheilung der kapitalistischen Entwicklung Russlands – появилась в «Sozialpolitisches Centralblatt» {71} , III, № 1, от 2 октября 1893 г.). Г. Кривенко обрушивается на г. Струве за то, что тот относит будто бы к «национальному социализму» (который, по его словам, «чисто утопической природы») идеи тех, кто «стоит за общину и земельный надел». Это ужасное обвинение якобы в социализме приводит почтеннейшего автора совсем в ярость:

71

«Sozialpolitisches Centralblatt» («Центральный Социально-политический Листок») – орган правого крыла германской социал-демократии. Начал выходить с 1892 года.

«Неужели, – восклицает он, – никого другого и не было (кроме Герцена, Чернышевского и народников), кто стоял за общину и земельный надел. А составители положения о крестьянах, положившие общину и хозяйственную самостоятельность крестьян в основу реформы, а исследователи нашей истории и современного быта, говорящие в пользу этих начал, а почти вся наша серьезная и порядочная печать, также стоящая за эти начала, – неужто все это жертвы заблуждения, называемого «национальным социализмом»?»

Успокойтесь, почтеннейший г. «друг народа»! Вы так испугались этого ужасного обвинения в социализме, что не дали себе даже труда внимательно прочесть «маленькую статейку» г. Струве. И в самом деле, какая бы это была вопиющая несправедливость обвинять в социализме тех, кто стоит «за общину и земельный надел»! Помилуйте, чего же здесь социалистического? Ведь социализмом называется протест и борьба против эксплуатации трудящегося, борьба, направленная на совершенное уничтожение этой эксплуатации, – а «стоять за надел» значит быть сторонником выкупа крестьянами всей земли, бывшей в их распоряжении. Даже если и не за выкуп стоять, а за безмездное оставление за крестьянами всей земли, находившейся до реформы в их владении, – и тогда еще ровно ничего тут нет социалистического, потому что именно эта крестьянская собственность на землю (вырабатывавшаяся в течение феодального периода) и была повсюду на Западе, как и у нас в России [113] , – основой буржуазного общества. «Стоять за общину» – т. е. протестовать против полицейского вмешательства в обычные приемы распределения земли, – чего тут социалистического, когда всякий знает,

что эксплуатация трудящегося прекрасно уживается и зарождается внутри этой общины? Ведь это значит уж невозможно растягивать слово «социализм»: придется, пожалуй, и г. Победоносцева отнести к социалистам!

113

Доказательство – разложение крестьянства.

Г-н Струве вовсе не совершает такой ужасной несправедливости. Он говорит об «утопичности национального социализма» народников, а кого он относит к народникам, – видно из того, что он называет «Наши разногласия» Плеханова полемикой с народниками. Плеханов, несомненно, полемизировал с социалистами, с людьми, не имеющими ничего общего с «серьезной и порядочной» русской печатью. И потому г. Кривенко не имел никакого права отнести на свой счет то, что относится к народникам. Если же он желал непременно узнать мнение г. Струве о том направлении, которого он сам придерживается, – тогда я удивляюсь, почему он не обратил внимания и не перевел для «Р. Богатства» следующее место из статьи г. Струве:

«По мере того, как идет вперед капиталистическое развитие, – говорит автор, – только что описанное миросозерцание (народническое) должно терять почву. Оно либо выродится (wird herabsinken) в довольно бледное направление реформ, способное на компромиссы и ищущее компромиссов [114] , к чему имеются уже давно подающие надежду задатки, либо оно признает действительное развитие неизбежным и сделает те теоретические и практические выводы, которые необходимо отсюда проистекают, – другими словами, перестанет быть утопическим».

114

Ziemlich blasse kompromissf"ahige und kompromisss"uchtige Reformrichtung – по-русски это можно, кажется, и так передать: культурнический оппортунизм.

Если г. Кривенко не догадывается, где это имеются у нас задатки такого направления, которое только и способно на компромиссы, то я посоветовал бы ему оглянуться на «Русское Богатство», на теоретические воззрения этого журнала, представляющие из себя жалкую попытку склеить обрывки народнического учения с признанием капиталистического развития России, на политическую программу его, рассчитанную на улучшения и восстановления хозяйства мелких производителей на почве данных капиталистических порядков [115] .

115

Жалкое впечатление производит вообще попытка г. Кривенко воевать против г. Струве. Это – какое-то детское бессилие возразить что-нибудь по существу и детское же раздражение. Например, г. Струве говорит, что г. Ник.—он «утопист». Он совершенно ясно указывает при этом, почему он его так называет: 1) потому, что он игнорирует «действительное развитие России»; 2) потому, что он обращается к «обществу» и «государству», не понимая классового характера нашего государства. Что же может возразить против этого г. Кривенко? Отрицает ли он, что развитие наше действительно капиталистическое? говорит ли он, что оно какое-либо другое? – что наше государство – не классовое? Нет, он предпочитает совершенно обходить эти вопросы и со смешным гневом воевать против каких-то, им же сочиненных, «шаблонов». Еще пример. Г. Струве, кроме непонимания классовой борьбы, ставит г. Ник.—о ну в упрек крупные ошибки в его теории, относящиеся к области «чисто экономических фактов». Он указывает, между прочим, что, говоря о незначительности нашего неземледельческого населения, г. Ник.—он «не замечает, что капиталистическое развитие России будет именно сглаживать эту разницу 80 % (сельское население России) и 44 % (сельск. насел, в Америке): в этом, можно сказать, состоит его историческая миссия». Г. Кривенко, во-первых, перевирает это место, говоря о «нашей» (?) миссии обезземелить крестьян, тогда как речь идет просто о тенденции капитализма сокращать сельское население, и, во-вторых, не сказав ни слова по существу (возможен ли такой капитализм, который бы не вел к уменышению сельского населения?), принимается болтать вздор о «начетчиках» и т. п. См. Приложение П. (Настоящий том, стр. 320. – Ред.)

Это вообще одно из наиболее характерных и знаменательных явлений нашей общественной жизни в последнее время – вырождение народничества в мещанский оппортунизм.

В самом деле, если мы возьмем содержание программы «Р. Б—ва», – все эти регулирования переселений и аренды, все эти дешевые кредиты, музеи, склады, улучшения техники, артели и общественные запашки, – то увидим, что она действительно пользуется громадным распространением во всей «серьезной и порядочной печати», т. е. во всей либеральной печати, не принадлежащей к крепостническим органам или к рептилиям {72} . Идея о необходимости, полезности, настоятельности, «безвредности» всех этих мероприятий пустила глубокие корни во всей интеллигенции и получила чрезвычайно широкое распространение: вы встретите ее и в провинциальных листках и газетах, и во всех земских исследованиях, сборниках, описаниях и т. д., и т. д. Несомненно, что, ежели бы это принять за народничество, – успех громадный и неоспоримый.

72

Имеются в виду продажные органы печати – журналы и газеты, подкупленные царским правительством и пресмыкавшиеся перед ним.