Полное собрание сочинений. Том 4. 1898 — апрель 1901
Шрифт:
Стачка учит рабочих понимать, в чем сила хозяев и в чем сила рабочих, учит думать не об одном только своем хозяине и не об одних только ближайших товарищах своих, а о всех хозяевах, о всем классе капиталистов и о всем классе рабочих. Когда фабрикант, наживший себе миллионы трудом нескольких поколений рабочих, не соглашается на самую скромную прибавку к плате или даже пытается еще более понизить плату и, в случае сопротивления рабочих, выбрасывает на мостовую тысячи голодных семей, – тогда рабочие ясно видят, что весь класс капиталистов есть враг всему классу рабочих, что рабочие могут надеяться только на себя и на свое объединение. Очень часто бывает, что фабрикант старается всеми силами обмануть рабочих, выставить себя их благодетелем, прикрыть свою эксплуатацию рабочих какой-нибудь пустой подачкой, какими-нибудь лживыми обещаниями. Всякая стачка всегда одним ударом разрушает весь этот обман, показывая рабочим, что их «благодетель» есть волк в овечьей шкуре.
Но стачка открывает глаза рабочим не только на капиталистов, а также и на правительство и на законы. Точно так же, как фабриканты стараются себя выставить благодетелями рабочих, так чиновники и их прихвостни стараются уверить рабочих, что царь и царское правительство заботится о фабрикантах и о рабочих одинаково, по справедливости. Законов рабочий не знает, с чиновниками, особенно высшими, он дела не имеет, и потому часто верит всему этому. Но вот случилась стачка. На фабрику являются прокурор, фабричный инспектор, полиция, часто и войско. Рабочие узнают, что они нарушили закон: фабрикантам закон дозволяет и собираться и открыто говорить о том, как бы понизить плату рабочим, а рабочие за совместный уговор объявляются преступниками! Рабочих выгоняют из их квартир; полиция закрывает лавки, из которых рабочие могли бы получать в долг припасы, солдат стараются натравить на рабочих, даже когда рабочие держат себя совсем спокойно и мирно. Солдатам приказывают даже стрелять в рабочих, и когда они убивают безоружных рабочих, стреляя в спину убегающим, то сам царь посылает свою благодарность войску (так благодарил царь солдат, которые убили в 1895 г. в Ярославле рабочих-стачечников) {85} . Всякому рабочему становится ясно, что царское правительство – его злейший враг, защищающий капиталистов и связывающий рабочих по рукам и ногам. Рабочий начинает понимать, что законы издаются в интересах одних только богатых, что и чиновники защищают их же интересы, что рабочему народу затыкают рот и не дают возможности
85
Стачка на Ярославской Большой мануфактуре произошла в апреле – мае 1895 года. Причиной стачки явилось введение администрацией новых расценок, понизивших заработную плату рабочих. Всего бастовало свыше 4000 человек. Стачка была подавлена вызванными в Ярославль войсками (10 ротами Фанагорийского полка). В результате вооруженной расправы один рабочий был убит, 14 – ранено; 11 человек отдано под суд. На докладе, представленном царю о событиях на Ярославской ткацко-прядильной фабрике, Николай II написал: «Спасибо молодцам-фанагорийцам за стойкое и твердое поведение во время фабричных беспорядков».
86
Ленин цитирует изречение прусского министра внутренних дел фон Путткамера.
Итак, стачки приучают рабочих к объединению, стачки показывают им, что только сообща могут они вести борьбу против капиталистов, стачки научают рабочих думать о борьбе всего рабочего класса против всего класса фабрикантов и против самовластного, полицейского правительства. Вот поэтому-то социалисты и называют стачки «школой войны», школой, в которой рабочие учатся вести войну против своих врагов за освобождение всего народа и всех трудящихся от гнета чиновников и гнета капитала.
Но «школа войны» еще не есть самая война. Когда среди рабочих широко распространяются стачки, то некоторые рабочие (и некоторые социалисты) начинают думать, что рабочий класс может и ограничиться одними стачками и стачечными кассами или обществами, что посредством одних стачек рабочий класс может добиться серьезного улучшения своего положения или даже своего освобождения. Видя, какую силу представляет из себя соединение рабочих и даже мелкие стачки их, некоторые думают, что стоит рабочим устроить всеобщую стачку по всей стране – и рабочие могут добиться от капиталистов и правительства всего, чего хотят. Такое мнение высказывали рабочие и других стран, когда рабочее движение только начиналось и рабочие были еще очень неопытны. Но это мнение ошибочно. Стачки, это – одно из средств борьбы рабочего класса за свое освобождение, но не единственное средство, и если рабочие не обратят внимания на другие средства борьбы, то они замедлят этим рост и успехи рабочего класса. В самом деле, для успеха стачек нужны кассы, чтобы из них содержать рабочих во время стачек. Такие кассы рабочие (обыкновенно рабочие отдельных промыслов, отдельных ремесл или цехов) и устраивают во всех странах, но у нас в России это особенно трудно, потому что полиция выслеживает их и захватывает деньги, арестует рабочих. Конечно, рабочие умеют и скрываться от полиции; конечно, устройство таких касс полезно, и мы не хотим отсоветовать рабочим заниматься этим. Но нельзя надеяться, чтобы при запрещении законом рабочих касс они могли привлечь массу членов; а при малом числе членов рабочие кассы не очень-то много принесут пользы. Затем, даже и в тех странах, в которых свободно существуют рабочие союзы, и у них есть громадные кассы, – даже и в них рабочий класс никак не может ограничиться в своей борьбе одними стачками. Стоит только произойти заминке в промышленных делах (кризису, который, например, теперь приближается и в России), – и фабриканты даже нарочно вызывают стачки, потому что им выгодно прекратить иногда на время работу, выгодно разорить рабочие кассы. Одними стачками и стачечными обществами рабочие поэтому никак не могут ограничиваться. Во-вторых, стачки успешно проходят только там, где рабочие уже довольно сознательны, где они умеют выбрать время для стачек, умеют предъявить требования, имеют связи с социалистами, чтобы добывать листки и брошюры. А таких рабочих еще немного в России, и необходимо направить все силы на то, чтобы увеличить их число, чтобы познакомить с рабочим делом массы рабочих, познакомить их с социализмом и рабочей борьбой. Эту задачу должны взять на себя социалисты и сознательные рабочие вместе, образуя для этого социалистическую рабочую партию. В-третьих, стачки показывают рабочим, как мы видели, что правительство – его враг, что с ним нужно вести борьбу. И во всех странах стачки действительно научили постепенно рабочий класс вести борьбу с правительствами за права рабочих и за права всего народа. Вести такую борьбу может только, как мы уже сейчас и сказали, социалистическая рабочая партия, распространяя среди рабочих верные понятия о правительство и о рабочем деле. Мы в другой раз будем говорить особо о том, как ведутся у нас в России стачки и как должны пользоваться ими сознательные рабочие. Теперь же мы должны указать, что стачки есть, как уже замечено выше, «школа войны», а не самая война, стачки – только одно средство борьбы, только одна форма рабочего движения. От отдельных стачек рабочие могут и должны перейти и действительно переходят во всех странах к борьбе всего рабочего класса за освобождение всех трудящихся. Когда все сознательные рабочие становятся социалистами, т. е. стремящимися к такому освобождению, когда они соединяются между собой по всей стране, чтобы распространять среди рабочих социализм, чтобы учить рабочих всем средствам борьбы против их врагов, когда они составляют социалистическую рабочую партию, борющуюся за освобождение всего народа от гнета правительства и освобождение всех трудящихся от гнета капитала, – тогда только рабочий класс вполне примыкает к тому великому движению рабочих всех стран, которое объединяет всех рабочих и поднимает красное знамя со словами: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».
Написано в конце 1899 г.
Впервые напечатано в 1924 г. в журнале «Пролетарская Революция» № 8–9
Печатается по рукописи, переписанной рукой Н. К. Крупской
Рецензия {87} . С. Н. Прокопович. Рабочее движение на Западе
«обратиться к социальной науке и якобы ее заключению, что капиталистический строй общества неудержимо стремится к собственной гибели в силу развивающихся в нем противоречий. Нужные разъяснения мы находим в «Эрфуртской программе» Каутского» (147). Прежде чем указывать содержание приводимой г. Прокоповичем выписки, отметим следующую странность, крайне характерную для г. Прокоповича и подобных ему преобразователей теории. Почему это наш «критический исследователь», обращаясь к «социальной науке», ищет «разъяснений» в популярной книжке Каутского и только? Неужели он воображает, что в этой книжке вся «социальная наука» и заключается? Он прекрасно знает, что Каутский – «верный хранитель традиций Маркса» (I, 187), что именно в политико-экономических трактатах этого последнего надо искать изложения и обоснования «заключений» определенной школы «социальной науки», но поступает так, как будто бы он не знал даже и этого. Что должны мы думать об «исследователе», который ограничивается выходками против «хранителей» теории, не решаясь ни разу во всей своей книге посчитаться открыто и прямо с самой этой теорией?
87
Рецензия на книгу С. П. Прокоповича «Рабочее движение на Западе. Опыт критического исследования. Том I. Германия. Бельгия» (Спб., 1899) была написана Лениным в конце 1899 года. Первые три страницы и конец рукописи не сохранились; рукопись, по-видимому, подготовлялась к набору, т. к. в ней имеются небольшие поправки, сделанные Мартовым. В настоящем издании текст Ленина дается без этих поправок. Ввиду того, что книга С. Прокоповича 22 мая 1899 года была задержана Петербургским цензурным комитетом и вышла в свет в конце января 1900 года, рецензия Ленина своевременно не была напечатана,
В выписанном г. Прокоповичем месте Каутский говорит о том, что технический переворот и накопление капитала все быстрее и быстрее идут вперед, расширение производства необходимо по самым основным свойствам капитализма и необходимо непрерывно, а расширение рынка между тем «в течение некоторого времени идет слишком медленно»; «близок, по-видимому, тот момент, когда рынок европейской промышленности не только перестанет далее расширяться, но начнет даже сужаться. Это событие будет означать не что иное, как банкротство всего капиталистического общества». Г-н Прокопович «критикует» «заключения социальной науки» (т. е. указание Каутского на один из выведенных Марксом законов развития): «В этой обосновке неизбежности гибели капиталистического общества главную роль играет противоположение «постоянного стремления к расширению производства – все более и более медленному расширению рынка и, наконец, его сокращению». Это противоречие, по Каутскому, должно погубить капиталистический строй общества. Но ведь» (слушайте!) «расширение производства предполагает «производительное потребление» части прибавочной стоимости, – т. е. первоначально ее реализацию, затем затрату ее на машины, постройки и т. д. для нового производства. Другими словами, расширение производства находится в теснейшей связи с наличностью рынка для произведенных уже товаров; поэтому постоянное расширение производства при относительном сокращении рынка – вещь невозможная» (148). И г. Прокопович так доволен своим экскурсом в область «социальной науки», что на следующей же строке говорит с снисходительным пренебрежением о «научной» (в кавычках) обосновке веры и т. д. Подобная наездническая критика была бы возмутительна, если бы она не была прежде всего и больше всего забавна. Добрый г. Прокопович слышал звон, да не понял, откуда он. Г-н Прокопович слышал об абстрактной теории реализации, которая в последнее время горячо обсуждалась в русской литературе, причем роль «производительного потребления» подчеркивалась особенно ввиду ошибок народнической экономии. Не понявши хорошенько этой теории, г. Прокопович вообразил, что она отрицает (!) в капитализме те основные и элементарные противоречия, на которые указывает здесь Каутский. Послушать г. Прокоповича, так придется думать, что «производительное потребление» может развиваться совершенно независимо от личного потребления (а в личном потреблении преобладающую роль играет потребление масс), т. е. что капитализм не включает в себе никакого противоречия между производством и потреблением. Это просто абсурд, и против подобного извращения ясно высказался Маркс и его русские сторонники [131] . Из того, что «расширение производства предполагает производительное потребление», не только но вытекает та буржуазно-апологетическая теория, на которую сбивается наш «критический исследователь», а, напротив, вытекает именно присущее капитализму и долженствующее привести его к гибели противоречие между стремлением к безграничному росту производства и ограниченностью потребления.
131
Ср.
Шестая страница рецензии В. И. Ленина на книгу С. Н. Прокоповича. (Рукопись.) – Конец 1899 г. (Уменьшено)
Стоит отметить также по поводу изложенного следующее интересное обстоятельство. Г-н Прокопович – ярый сторонник Бернштейна, журнальные статьи которого он цитирует и переводит на протяжении нескольких страниц. Бернштейн в своей известной книге: «Die Voraussetzungen etc.» [132] рекомендует даже немецкой публике г. С. Прокоповича, как своего русского сторонника, причем, однако, делает оговорку, смысл которой тот, что г. Прокопович – более бернштейнианец, чем сам Бернштейн. И вот, прекурьезно, что и Бернштейн, и его русский перепеватель, оба искажают теорию реализации, но в диаметрально-противоположных направлениях, так что они взаимно побивают друг друга. Бернштейн, во-первых, усмотрел у Маркса «противоречие» в том, что он, восставая против теории кризисов Родбертуса, в то же время объявляет «последней причиной всех действительных кризисов бедность и ограниченность потребления масс». На самом же деле тут нет никакого противоречия, как я имел уже случай показать в других местах («Этюды», стр. 30 [133] ; «Развитие капитализма в России», стр. 19 [134] ). Во-вторых, Бернштейн рассуждает совершенно так же, как у нас г. В. В., что громадный рост прибавочного продукта необходимо должен означать увеличение числа имущих (или повышение благосостояния рабочих), ибо не могут же сами капиталисты и их слуги (sic! [135] ) «потребить» весь прибавочный продукт («Die Voraussetzungen etc.», S. 51–52). Это наивное рассуждение совершенно игнорирует роль производительного потребления, как и указал Каутский в своей книге против Бернштейна (Kautsky: «Gegen Bernstein», II Abschnitt [136] – параграф об «употреблении прибавочной стоимости»). Но вот является рекомендованный Бернштейном русский бернштейнианец и говорит как раз обратное, читает наставление Каутскому насчет роли «производительного потребления» и при этом утрирует открытие Маркса до такого абсурда, как будто производительное потребление может развиваться совершенно независимо от личного потребления! как будто реализация прибавочной стоимости посредством обращения ее на производство средств производства устраняет зависимость в конечном счете производства от потребления, а следовательно, противоречие между первым и вторым! Читатель может судить по этому примеру, действительно ли «исследования» заставили г. Прокоповича «растерять добрую половину теоретических предпосылок», или эта «растерянность» нашего «критического исследователя» происходит от каких-либо иных причин.
132
«Предпосылки и т. д.». Ред.
133
См. Сочинения, 5 изд., том 2, стр. 159–160. Ред.
134
См. Сочинения, 5 изд., том 3, стр. 47–48. Ред.
135
Так! Ред.
136
Каутский: «Против Бернштейна», II отдел. Ред.
Другой пример. На трех страничках (25–27) «исследовал» наш автор вопрос о крестьянских товариществах в Германии. Приведя перечень разных видов товариществ и статистические данные о быстром развитии их (особенно молочных товариществ), г. Прокопович рассуждает: «Тогда как ремесленник уже почти лишен корней в современном экономическом строе, крестьянин продолжает прочно (!) держаться в нем». Не правда ли, как это просто? Недоедание немецких крестьян, истощение их чрезмерной работой, массовое бегство из деревень в города, все это, должно быть, выдумки. Достаточно указать на быстрый рост товариществ (особенно молочных, которые ведут к отнятию молока у крестьянских детей и к усилению зависимости крестьян от капиталистов), чтобы доказать «прочность» крестьянства. «Развитие капиталистических отношений в обрабатывающей промышленности, губя ремесленника, улучшает положение крестьянина. Оно» [положение?] «препятствует проникновению капитализма в сельское хозяйство». Ново! До сих пор думали, что именно развитие капитализма в обрабатывающей промышленности является главной силой, порождающей и развивающей капитализм в сельском хозяйстве. Но г. Прокопович, подобно своим немецким образцам, мог бы с полным правом сказать про себя: nous avons chang'e tout ca, мы все это переделали! Только верно ли это будет, господа? Действительно ли переделали вы хоть что-нибудь, действительно ли доказали ошибочность хоть одного основного положения «разносимой» вами теории и заменили его более верным положением? Не возвращались ли вы, наоборот, к старым предрассудкам?
…«С другой стороны, развитие обрабатывающей промышленности обеспечивает крестьянину побочные заработки»… Возрождение доктрины г. В. В. и компании о подсобных заработках крестьянства! О том, что эти «заработки» в массе случаев выражают превращение крестьянина в наемного рабочего, г. Прокопович считает лишним упомянуть. Он предпочитает закончить свое «исследование» звонкой фразой: «Жизненные соки не покинули еще класс крестьянства». Правда, именно по отношению к Германии Каутский показал, что сельскохозяйственные товарищества являются переходной стадией к капитализму, – но ведь мы видели уже, как уничтожил Каутского страшный г. Прокопович!
Возрождение народнических взглядов (народнических именно оттенка г. В. В.) мы видим не только в указанном месте, но и в очень многих других местах «критического исследования» г. Прокоповича. Читатель знает, вероятно, какую известность (печальную известность) снискал себе г. В. В. своим непомерным сужением и опошлением учения так называемого «экономического» материализма: в «переделке» г. В. В. это учение состояло не в том, что все факторы сводятся в последнем счете к развитию производительных сил, а в том, что можно пренебрегать многими, крайне важными (хотя и производными в последнем счете), факторами. Совершенно подобное искажение преподносит нам и г. Прокопович, пытаясь изобличить Каутского в том, что он будто бы не понимает значения «материальных сил» (144), причем сам г. Прокопович беззаботно смешивает «экономические организации» (145) с «экономической силой» (146 и 149 особенно). Мы не можем, к сожалению, с достаточной обстоятельностью остановиться на разборе этой ошибки г. Прокоповича и должны отослать читателя к вышеупомянутой книге Каутского против Бернштейна (Abschnitt III, § а), где подробно разобраны оригиналы перепевов г. Прокоповича. Мы надеемся также, что читатель, внимательно читающий книгу г. Прокоповича, легко убедится в том, что разносимая нашим «критическим исследователем» теория (г. Прокопович и здесь, впрочем, скромненько умалчивает о взглядах основателей теории и воздерживается от их разбора, предпочитая ограничиваться выписками из речей и статей современных последователей этой теории), что теория совершенно неповинна в этом безобразном сужении «экономического» материализма (ср., например, заявления авторитетных бельгийских деятелей на стр. 74, 90, 92, 100 во второй части).
По поводу выписок, приводимых г. Прокоповичем, необходимо заметить, что он выхватывает зачастую отдельные места, давая читателю извращенное представление о взглядах и аргументах, не представленных в русской литературе. Наездническая критика г. Прокоповича ввиду этого последнего обстоятельства производит особенно отталкивающее впечатление. В некоторых случаях читателю книги г. Прокоповича небесполезно будет справиться даже с переведенной недавно на русский язык книгой профессора Геркнера: «Рабочий труд в Западной Европе» (СПБ. 1899 г., издание журнала «Образование»). Например, в примечании на стр. 24 (I части) г. Прокопович пишет, что на конгрессе 1892 г. «принято сочувственное устройству производительных товариществ постановление» – следует цитата, которая, во-первых, не вполне подтверждает слова автора, а во-вторых, оборвана как раз на том месте, где говорится, что необходимо «особенно бороться с верой, будто бы товарищества в состоянии оказывать влияние на капиталистические отношения производства и т. д.» (Геркнер, Примечания, стр. XI–XII, примечание 6 к IX главе). С таким же успехом, как в разобранном выше случае, уничтожает г. Прокопович Каутского на стр. 56, 150, 156, 198 и многих других. Совершенно пустяковинны утверждения г. Прокоповича, будто Либкнехт в 60-х годах отказывался до поры до времени от своих идеалов, изменял им и т. п. (111, 112). До каких геркулесовых столпов доходит беззастенчивость и самоуверенность нашего «исследователя», с основательностью суждений которого мы уже несколько ознакомились, – показывает такая, например, фраза (направленная опять-таки не против основателя теории, а против «хранителя» ее): «Мы поступили бы совершенно неосновательно, если бы вздумали критиковать всю эту концепцию рабочего движения с точки зрения ее соответствия истинному ходу развития рабочего движения, – с точки зрения научности ее (курсив г. Прокоповича). В ней нет и не может быть (sic!) ни грана науки» (156). Вот какая решительная критика! весь этот марксизм даже и критиковать не стоит – и баста. Очевидно, перед нами либо человек, которому суждено совершить гигантский переворот в науке, «ни грана которой» «не может быть» в господствующей в Германии теории, либо… либо – как бы это помягче выразиться? – либо человек, повторяющий по «растерянности» чужие словечки. Г-н Прокопович с таким усердием молится самоновейшему божку, в тысячный раз провозгласившему эти словечки, что не жалеет своего лба. У Бернштейна, изволите видеть, есть «недостаток теоретических взглядов» (198), состоящий в том, что он как будто бы – можете себе представить? – верит в необходимость научной теории, определяющей цели деятелей. «Критические исследователи» свободны от такой странной веры. «Наука станет свободна, – изрекает г. Прокопович, – лишь тогда, когда будет признано, что она должна служить целям партии, но не определять их. Необходимо признать, что наука не может ставить целей практической партии» (197). Заметим, что именно от этих взглядов своего сторонника и отрекался Бернштейн. «Принципиальная программа, – неизбежно ведущая к догматизму, – только помеха на пути здорового развития партии… Теоретические принципы хороши в пропаганде, но не в программе» (157). «Программы не нужны, вредны». «Личность сама может быть программой, если она чувствительная, тонко угадывающая потребности времени»… Читатель думает, вероятно, что я продолжаю цитировать исследование г. Прокоповича? Нет, я цитирую теперь газету «Новое Время» {88} , которая поместила недавно обратившие на себя общее внимание статьи о программе… не партии, конечно, – а о программе нового министра внутренних дел…
88
«Новое Время» – ежедневная газета; выходила в Петербурге с 1868 по 1917 год; принадлежала разным издателям и неоднократно меняла свое политическое направление, Вначале умеренно либеральная, с 1876 года, после того как издателем газеты стал А. С. Суворин, она превратилась в орган реакционно-дворянских и чиновно-бюрократических кругов, пропагандировала великодержавный шовинизм, антисемитизм и своим угодничеством перед правительством заслужила прозвище «Чего изволите?» С 1905 года – орган черносотенцев. После февральской буржуазно-демократической революции газета заняла контрреволюционную позицию, вела бешеную травлю большевиков. Закрыта Военно-революционным комитетом при Петроградском Совете 26 октября (8 ноября) 1917 года.