Полное собрание сочинений. Том 8. Сентябрь 1903 — сентябрь 1904

Ленин Владимир Ильич

Раз нет точных данных о происхождении пресловутого списка, остается предположить, что либо неизвестный меньшинству организации «Искры» делегат партийного меньшинства высказался за такую комбинацию кандидатов, которую мы имеем в этом списке, и эта комбинация, в устном и письменном виде, пошла гулять по съезду; либо за эту комбинацию высказался на съезде кто-либо из членов меньшинства организации «Искры», впоследствии забывший об этом. Более вероятным мне кажется второе предположение, и вот почему: кандидатура тов. Штейна, несомненно, встречала еще на съезде сочувствие меньшинства организации «Искры» (см. в тексте моей брошюры), а к идее о кандидатуре тов. Егорова это меньшинство, несомненно, пришло после съезда (ибо и на съезде Лиги и в «Осадном положении» выражается сожаление о неутверждении Организационного комитета Центральным Комитетом, а тов. Егоров был членом OK). Не естественно ли предположить, что эта, носившаяся, очевидно, в воздухе, идея о превращении членов OK в члены ЦК была высказана кем-нибудь из членов меньшинства в частном разговоре и на съезде партии?

Но тов. Мартов и тов. Дейч склонны, вместо естественного объяснения, усматривать непременно какую-то грязь, подвох, нечто нечестное, распространение «заведомо ложных слухов с целью опорочить», «подделку в интересах фракционной борьбы» и т. п. Это болезненное стремление может быть объяснено только нездоровыми условиями эмигрантской жизни или ненормальным состоянием нервов, и я не стал бы даже и останавливаться

на этом вопросе, если бы дело не дошло до недостойного посягательства на честь товарища. Подумайте только: какие основания могли быть у тт. Дейча и Мартова искать грязного, дурного умысла в неверном сообщении, в неверном слухе? Их больное воображение нарисовало им, очевидно, такую картину, что большинство «порочило» их не указанием на политическую ошибку меньшинства (§ 1 и коалиция с оппортунистами), а приписываньем меньшинству «заведомо ложных», «подделанных» списков. Меньшинство предпочитало объяснить дело не своей ошибкой, а грязными, нечестными, позорными приемами большинства! До какой степени безрассудно искать дурного умысла в «неправильном сообщении», это мы показали уже и выше, обрисовав обстановку дела; это ясно видел и товарищеский третейский суд, который никакой клеветы и ничего злоумышленного, ничего позорного не констатировал. Это, наконец, всего нагляднее доказывается тем фактом, что уже на съезде партии, еще до выборов, меньшинство организации «Искры» объяснялось с большинством по поводу неверного слуха, а тов. Мартов объяснялся даже в письме, которое было прочтено на собрании всех 24 делегатов большинства! Большинство и не думало скрывать от меньшинства организации «Искры», что на съезде циркулирует такой-то список: тов. Ленский сказал об этом тов. Дейчу (см. решение суда), тов. Плеханов говорил об этом тов. Засулич («с ней невозможно говорить, она, кажется, принимает меня за Трепова» – сказал мне тов. Плеханов, и эта шутка, много раз повторявшаяся, показывает еще раз ненормальное возбуждение меньшинства), я заявил тов. Мартову, что его утверждения (о непринадлежности списка ему, Мартову) для меня достаточно (протоколы Лиги, стр. 64). Тогда тов. Мартов (помнится, вместе с тов. Старовером) прислал нам записку в бюро следующего приблизительно содержания: «Большинство редакции «Искры» просит допустить его на частное собрание большинства для опровержения распространяемых против него позорящих слухов». Мы с Плехановым ответили на этой же записке: «Никаких позорящих слухов мы не слыхали. Если требуется собрание редакции, то об этом надо условиться особо. Ленин. Плеханов». Придя вечером на собрание большинства, мы рассказали об этом всем 24-м делегатам. Чтобы устранить возможность всяких недоразумений, решено было выбрать сообща делегатов от всех нас 24-х и послать этих делегатов объясниться с тт. Мартовым и Старовером. Выбранные делегаты, тт. Сорокин и Саблина, пошли и объяснили, что никто специально Мартову или Староверу списка не приписывает, особенно после их заявления, и что вовсе неважно, от меньшинства ли организации «Искры» или от не принадлежащего к этой организации меньшинства съезда исходит так или иначе этот список. Ведь не дознание же, в самом деле, производить на съезде! не опрашивать же всех делегатов насчет такого списка! Но тт. Мартов и Старовер, кроме того, написали нам еще письмо с формальным опровержением (см. § i). Письмо это наши уполномоченные, тт. Сорокин и Саблина, прочли на собрании 24-х. Казалось бы, инцидент можно уже считать законченным, – законченным не в смысле розысков о происхождении списка (если это кому интересно), а в смысле полнейшего устранения всякой мысли о каком бы то пи было намерении «повредить меньшинству» или «опорочить» кого-либо или воспользоваться «подделкой в интересах фракционной борьбы». Между тем тов. Мартов в Лиге (стр. 63–64) опять вытаскивает эту вымученную больным воображением грязь, причем делает целый ряд неправильных сообщений (очевидно, вследствие своего возбужденного состояния). Он говорил, что в списке был бундовец. Это неверно. Все свидетели на третейском суде, и тт. Штейн и Белов в том числе, подтверждают, что список был с тов. Егоровым. Тов. Мартов говорил, что список означал коалицию в смысле прямого соглашения. Это неверно, как я уже объяснил. Тов. Мартов говорит, что других списков, исходящих от меньшинства организации «Искры» (и способных оттолкнуть от этого меньшинства большинство съезда), «не было даже и подделано». Это неверно, ибо все большинство партийного съезда знало не менее трех списков, исходивших от тов. Мартова и К^o и не встретивших одобрения большинства (см. листок Лядова и Горина).

Почему так возмущал вообще этот список тов. Мартова? Потому, что список означал поворот к правому крылу партии. Тогда тов. Мартов вопиял против «ложного обвинения в оппортунизме», возмущался «неправильной характеристикой его политической позиции», а теперь все и каждый видят, что вопрос о принадлежности известного списка тов. Мартову и тов. Дейчу никакого политического значения сыграть не мог, что по существу, независимо ни от этого, ни от какого другого списка, обвинение было не ложно, а истинно, характеристика политической позиции была совершенно правильна.

Итог этого тяжелого, вымученного дела о пресловутом фальшивом списке получается следующий:

1) Посягательство тов. Мартова на честь тов. Гусева посредством криков о «позорном факте подделки списка в интересах фракционной борьбы» нельзя не назвать, вместе с тт. Гориным и Лядовым, недостойным.

2) В интересах оздоровления атмосферы и избавления членов партии от обязанности брать всерьез всякие больные выходки, может быть, следовало бы на третьем съезде установить такое правило, которое есть в организационном уставе немецкой соц.-дем. рабочей партии. § 2 этого устава гласит: «К партии не может принадлежать тот, кто оказался виновным в грубом нарушении принципов партийной программы или в бесчестном поступке. Вопрос о дальнейшей принадлежности к партии решает третейский суд, созываемый партийным правлением. Половину судей назначает тот, кто предлагает исключение, другую половину – тот, кого хотят исключить, а председателя назначает правление партии. Апелляция на решение третейского суда допускается в контрольную комиссию или в партийный съезд». Подобное правило может послужить хорошим орудием борьбы против всех тех, кто легкомысленно бросает обвинения (или распространяет слухи) относительно чего бы то ни было бесчестного. При существовании такого правила все такие обвинения раз навсегда относимы были бы к недостойным сплетням, пока у тех, кто обвиняет, не находится нравственного мужества выступить перед партией в роли обвинителя и добиваться вынесения вердикта подлежащим партийным учреждением.

Письмо членам ЦК

Дорогие друзья! Борис передал мне, что пятеро членов ЦК (он, Лошадь, Валентин, Митрофан и Травинский) вынесли мне порицание за мой вотум в Совете в пользу съезда и за мою агитацию в пользу съезда. Я прошу каждого из пяти подтвердить мне этот факт или разъяснить его, ибо я не постигаю, как можно порицать члена коллегии за то, что этот член сделал по праву и по обязанности. Можно не соглашаться с ним, можно отозвать его из Совета, но «порицать» странно, ибо пока я был в Совете, я не мог не вотировать по своему убеждению. Равно и агитация за съезд есть право всякого члена партии и всякого члена ЦК так что полномочия коллегии по отношению к члену не могут (ни формально, ни морально) ограничить в этом праве никого из нас. Я обязан лишь сообщать, что половина или больше половины ЦК против съезда.

Что касается Совета, то дело устроилось теперь так: Борис назначен (пятью голосами, как он говорит) вместо Кола. Моя отставка (как он говорит) не принята. Я беру назад свою отставку и остаюсь в Совете. С этой стороны конфликт улажен, и я прошу лишь разъяснений по поводу «порицания».

Но гораздо важнее конфликт следующий: Борис заявил мне, что он считает невозможным оставаться в ЦК если я (1) не прекращу агитации за съезд и (2) не буду противодействовать съезду. Разумеется, я не могу сделать ни того, ни другого и потому ответил Борису, что объяснюсь со всеми коллегами из ЦК a затем дам ему ответ, который будет состоять в том: ухожу я из ЦК или нет. По поводу этого конфликта, грозящего

привести к отставке одного из нас (или даже одной из двух частей ЦК), я считаю крайне важным обстоятельное объяснение, не сгоряча и со знанием дела. Я в большой претензии на Бориса за то, что он выдвинул свой «ультиматум», не прочитав ни протоколов Совета (крайне важны!), ни моей брошюры [175] , где я выясняю свою принципиальную позицию. Разумно ли обострять конфликт, не разобравшись в очень сложном вопросе?? Разумно ли обострять его, когда в основе мы солидарны (по крайней мере, та декларация от имени ЦК которую писал Валентин, которая была послана к нам, но не дошла, и о которой мне рассказал Борис, подчеркивает нашу общую принципиальную позицию в организационном вопросе, в отличие от оппортунистической позиции меньшинства)? Даже относительно съезда мы расходимся лишь в вопросе о сроке, ибо Борис вовсе не зарекается созвать съезд ¹/₂ годом – годом позже. Посмотрите, что выходит: съезд по закону должен быть будущим летом; я считаю, что в лучшем случае, в случае полнейшего успеха нашей агитации созыв невозможен раньше чем через полгода, а вероятнее, что затянется и дальше. Оказывается, что наше «разногласие» сводится к определению момента! Разумно ли из-за этого расходиться? Посмотрите на дело с чисто политической точки зрения: Борис говорит, что агитация за съезд несовместима с укреплением положительной работы и первая вредит второму. Я не разделяю мнения об этой несовместимости, но допустим даже, что Борис прав. Допустим, что он добьется ухода из ЦК несогласномыслящих с ним по этому вопросу. Какой будет результат? Несомненно, страшное обострение агитации, обострение отношений большинства к ЦК обострение и для Бориса неприятной ему работы противодействия съезду. Расчет ли обострять так дело? Борис говорит, что он против съезда, ибо съезд есть раскол. Я думаю, что Борис тут неправильно учитывает настоящую и завтрашнюю ситуацию, но если даже Борис прав, то, добившись нашего ухода из ЦК, он этим страшно усилит вероятность раскола, именно тем, что несомненно обострит ситуацию. Обострение конфликта внутри ЦК нерасчетливо ни с какой точки зрения.

175

См. настоящий том, стр. 185–414. Ред.

По существу, мы расходимся с Борисом лишь в том, что он считает раскол на III съезде неизбежным, а я невероятным. Мы оба думаем, что III съезд даст большинство за нас. Борис думает, что меньшинство уйдет из партии: ни нам, ни Мартову не удержать-де крайних. Я думаю, что Борис не учитывает быстро эволюционирующей ситуации, которая сегодня не та, что вчера, а завтра будет не та, что сегодня. Борис стоит на точке зрения вчерашней ситуации (когда дрязга отодвигала на задний план принципы, когда молено было надеяться на сглажение, на затушевывание, на успех личных уступок). Эта ситуация миновала, как я обстоятельно доказываю в своей брошюре и как доказывает повальное недовольство новой «Искрой» (даже столь мягких людей, как литературная группа при ЦК в России). Сегодняшняя ситуация уже другая: принципы оттесняют дрязгу. Дело уже не в кооптации, далеко нет. Дело в том, права ли в принципе новая «Искра»? Именно недовольство принципиальной позицией новой «Искры», которое неизбежно будет расти и расти, вызывает все сильнее агитацию за съезд: этого обстоятельства не оценивает Борис. Завтрашняя ситуация еще дальше отодвинет назад дрязгу. С одной стороны, и меньшинство морально и политически не сможет уйти (потерял, момент для этого, который был после съезда Лиги). С другой стороны, как я заявлял уже в Совете (еще раз прошу вас всех прочесть обязательно протоколы Совета, раньше чем рубить трудный вопрос), мы вовсе не против сделки. Я говорю всем и каждому, что я лично безусловно готов (1) гарантировать всем старым редакторам издание на счет партии всего, что они напишут, без изменений и без примечаний; (2) приостановить до IV съезда право ЦК вводить и исключать членов местных комитетов; (3) гарантировать особой резолюцией особенно больные права меньшинства и даже (4) – условно, на случай крайности, – сделать «Искру» нейтральной, устранив из нее обоюдную полемику (посредством комиссии практиков от обеих сторон и т. п.). Я думаю, что меньшинство III съезда, будучи небольшим меньшинством, не сможет при такой ситуации уйти со съезда. Я думаю, что на III съезде мы окончательно рассеем, формальными решениями рассеем мираж «осадного положения» и добьемся того, что споры будут идти, не мешая положительной работе. Ведь в этом гвоздь кризиса! этого я добивался на Совете, за это наверное будет ⁸/₁₀ съезда! Я прекрасно знаю, что этого добивается и Борис, но без съезда этого не добиться. Ошибочно думает Борис, что мы начали натиск (агитацией за съезд) и что меньшинство раззадорено этим. Наоборот: только после ряда писем и призывов до Совета и в Совете мы высказались за съезд, и только агитацией мы показали несколько свою силу. Кто не хочет попасть в смешное (хорошо еще, если только смешное!) положение Плеханова (прочтите фельетон в № 65), тот должен открыто и прямо занять позицию в борьбе. Агитации за съезд не остановить теперь ничем. Надо относиться к ней терпимо, если хотите, нейтрально, и тогда она не помешает положительной работе. Горячиться против этой агитации бесполезно.

Усердно прошу ответить мне каждого из ЦК. Нам обязательно надо дотолковаться и выяснить себе дело, чтобы работать вместе не без некоторых разногласий, но без конфликтов и без взаимовышибаний.

Написано 13 (26) мая 1904 г.

Напечатано с некоторыми изменениями в 1904 г. в брошюре: Н. Шахов. «Борьба за съезд». Женева

Печатается по рукописи

Заявление трех членов ЦК

Три члена ЦК, Глебов, Зверев и Ленин, обсудив разногласия внутри ЦК, пришли к следующим выводам, которые должны быть сообщены всем членам ЦК:

1) Разногласие началось с вопроса о созыве съезда. После того, как Ленин и Васильев высказались за съезд в Совете партии [176] , большинство ЦК (пятью голосами против четырех, причем голос Травинского был передан т. Глебову) высказалось против съезда. Тогда Ленин и Васильев заявили о своем временном выходе из Совета [177] . В настоящее время конфликт этот улажен так [178] , что членами Совета от ЦК считаются Глебов и Ленин.

176

См. настоящий том, стр. 145–146, 150–153. Ред.

177

См. Сочинения, 4 изд., том 34, стр. 200–201. Ред.

178

См. об этом письмо Ленина, одобренное т. Глебовым и при сем прилагаемое. (См. настоящий том, стр. 415–418. Ред.)

2) Тов. Глебов заявил тов. Ленину, что он, Глебов, уходит из ЦК, если Ленин не откажется вести агитацию (вне ЦК) за съезд и не будет противодействовать съезду. Ленин, считая такую постановку вопроса неправильной и принципиально недопустимой, заявляет, что опросит мнение каждого из членов ЦК и даст тогда ответ, который может состоять только в том, уходит ли он, Ленин, из ЦК или нет. (То, что относится к Ленину, относится, с точки зрения т. Глебова, и ко всем согласным с Лениным членам ЦК.)