Полное собрание сочинений. Том 83
Шрифт:
Тутъ было холодно по ночамъ; но съ вчерашняго дня, 17, началась жара ужасная, и я нынче говорилъ Степ, который нылъ, что если запуститься, то можно придти въ отчаяніе отъ этой жары; главное, отъ мысли, что на сотни верстъ кругомъ не найдешь буквально ни однаго дерева, и что укрыться отъ солнца можно только въ кибитку, которая пропечена солнцемъ и въ кот[орой] мы сидимъ3 голые и то потемъ.
Больне мн всего на себя то, что я отъ нездоровья своего чувствую себя 1/10 того, что есть. Нтъ умственныхъ, и главное поэтическихъ, наслажденій. На все смотрю, какъ мертвый, то самое, за что я4 не любилъ многихъ людей. А теперь самъ только вижу, что есть; понимаю, соображаю; но не вижу насквозь, съ любовью, какъ прежде. Если и бываетъ поэтическое расположеніе, то самое кислое, плаксивое, — хочется плакать.
Можетъ быть, переламывается болзнь. Что
Прощай, душенька, пиши больше. Цлуй всхъ.
18 Июня. Адресъ: Самара, до востребованья.
Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Два отрывка из письма были опубликованы в Б, II, стр. 173, полностью письмо опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 81—83.
1 Настоящее письмо — пятое, если считать записку из Москвы, письмо с парохода и три письма из Каралыка.
2 Об этих лицах см. письмо № 93.
3Зачеркнуто: въ костю
4Зачеркнуто: обвинялъ
В ответ на это письмо С. А. Толстая писала 28 июня 1871 г.: «И вчера, и сегодня получила от тебя письма, милый Левочка, и на меня сделали они одно впечатление, очень грустное, — что тебе не хорошо. Но даже в последнем письме ты был только три дня на месте, а всякое леченье действует первое время очень дурно, как и воды, и всё. Твое размягченное расположение духа и безучастность ко всему, тоже, я думаю, происходит от того, что кумыс сразу осадил твои нервы и слишком подействовал. Если б я не утешалась, что всё будет к лучшему, можно бы с ума сойти от тревоги по тебе. Но я рада, и благодарна, что ты мне пишешь всё и правду. Одно еще утешительно, что ты еще и от дороги не успел отдохнуть, когда писал мне письмо 18 июня. Очень будет тебе дурно, если ты вздумаешь вернуться, не выдержав шестинедельного курса леченья. Ты только изломаешь себя, а пользы не сделаешь. Я нынче долго беседовала с Алексеем [Ореховым, ездившим с Толстым в Самарскую губернию в 1862 г.], всё его расспрашивала про ваше житье у башкирцев, и он мне с большим восторгом рассказывал о всех подробностях кумысной жизни. Видно, это одно из его лучших воспоминаний. Боюсь ужасно, что Степа вдруг совсем падет духом и начнет уговаривать тебя приехать, а ты и сам, готовый на это в душе, скорее склонишься на отъезд, подстрекаемый Степой.
Если ты всё сидишь над Греками, ты не вылечишься. Они на тебя нагнали эту тоску и равнодушие к жизни настоящей. Недаром это мертвый язык, он наводит на человека и мертвое расположение духа. Ты не думай, что я не знаю, почему называются эти языки мертвыми, но я сама им придаю это другое значение.
Сегодня рождение Сережи; я ему подарила шашки и белые кирпичики. Он очень был доволен и очень мил целый день. Вечером он меня стал целовать и за что-то благодарить, потому что, верно, был счастлив. Ему и все подарили: Таня — лото, тетенька Полина, которая опять приехала нынче утром, — чудесную чернильницу; мама — зоологическое лото, потом часы, конфеты и проч. Мы, было, собирались после обеда ехать в Засеку чай пить и взять с собой всех детей и разные лакомства, но нагнало туч, была гроза, сильный дождь, и мы остались. Сережа очень пристрастился к игре в шашки, потом играли в лото, и дети были очень веселы. Ханна опять больна, у ней опять лихорадка и боль в лице и зубах. Нынче ей получше, но она всё еще сидела внизу. Вчера мы, было, поехали к обедне, но когда приехали в церковь, обедня уже отошла. Отслужили в семь часов утра, потому что было молебствие. Жаль было, потому что я забрала всех пятерых детей и хотела их причащать. Теперь сырая погода, и не знаю, когда опять соберусь. По этому можешь судить, что дети все, слава богу, до сих пор здоровы и только еще поправляются. Я тоже, даже слишком здорова... Мама весела, и днями бывает ей гораздо лучше, а иногда делается одышка. Таня очень возится с детьми и иногда приходит в озлобленное волнение. Отказавшись от немки, она уже не считает себя в праве жаловаться и сама возится с детьми больше, чем прежде. Вчера она от мужа получила длинное письмо из Одессы. Он очень восхищается морем, пишет длинный реэстр, что купил, но скучает без своих. Вчера же братья писали к мама. Николенька [сын М. Н. Толстой] и Володя [брат С. А. Толстой] мрачные сидят друг против друга и упорно молчат. Николенька будто бы на днях поступает в полк, но очень неохотно». (ПСТ, стр. 100—104.)
91.
1871 г. Июня 23. Каралык.
Съ радостью пишу теб1 хорошія всти, милый другъ, о себ, т. е. что два дня посл послдняго письма моего къ теб, гд я жаловался на тоску и нездоровье, я сталъ себя чувствовать прекрасно, и совстно, что я тебя тревожилъ. Не могу, по привычк, ни писать, ни говорить теб того, что не думаю. Мучительно только то, что завтра дв недли, какъ я изъ дома, и ни слова еще не получалъ отъ тебя. Ужасъ беретъ, какъ я подумаю и живо2 представляю тебя и дтей, и все, что съ вами можетъ случиться.
Въ томъ, что я не получалъ писемъ, никто не виноватъ, кром мстности, — 130 верстъ не почтового тракта. Завтра будетъ недля, что похалъ посланный Башкиръ, который долженъ былъ вернуться въ воскресенье, — нынче середа, и его нтъ.
Теперь я узналъ новый мой адресъ, который и приложу въ конц. Пиши черезъ разъ: одинъ разъ въ Самару, другой разъ по новому адресу. Когда я получу письма, я напишу, какой адресъ лучше. —
То, на что я жаловался тоска и равнодушіе прошли; чувствую себя приходящимъ въ скиское состояніе, и все интересно и ново. Скуки не чувствую ни какой, но вчный страхъ и недостатокъ тебя, вслдствіи чего считаю дни, когда кончится мое оторванное, неполное существованіе. 6 недль я, день въ день, выдержу, и потому къ 5 Августа думаю, и не смю говорить и думать, думаю быть дома. Но что будетъ дома? Вс ли цлы, вс ли такіе же, какими я оставилъ. Главное, ты. Ново и интересно многое: и Башкиры, отъ кот[орыхъ] Геродотомъ3 пахнетъ, и русскіе мужики, и деревни, особенно прелестныя по простот и доброт народа. Я купилъ лошадь за 60 ру[блей], и мы здимъ съ Степой. Степа хорошъ. Иногда очень восторженъ и все съ значительнымъ видомъ ругаетъ Петербургъ, иногда пристаетъ, и мн его жалко, потому что ему все таки скучно, и жалко, что онъ не въ Ясной. Разсказывать вообще я буду теб много и буду сердиться, что ты слушаешь, какъ пищитъ Маша,4 а не то, что я говорю. Будетъ ли это? и когда? Я стрляю утокъ, и мы ими кормимся. Сейчасъ здили верхомъ за дрофами,5 какъ всегда, только спугнули, и на волчій выводокъ, гд башкирецъ поймалъ волченка. Я читаю погречески,6 но очень мало. Самому не хочется. Кумысъ лучше никто не описалъ, какъ мужикъ, который на дняхъ мн сказалъ, что мы на трав, — какъ лошади. Ничего вреднаго самому не хочется: ни усиленныхъ занятій, ни курить (Степа меня отучаетъ отъ куренія и даетъ мн, все убавляя, теперь уже по 12 пап[иросъ] въ день), ни чая, ни поздняго сиднья.
Я встаю въ 6, въ 7 часовъ пью кумысъ, иду на зимовку,7 тамъ живутъ кумысники, поговорю съ ними, прихожу, пью чай съ Степой, потомъ читаю немного, хожу по степи въ одной рубашк, все пью кумысъ, съдаю кусокъ жареной баранины, и, или идемъ на охоту, или демъ, и вечеромъ, почти съ темнотой, ложимся спать.
Ты мн велла посмотрть, каковы удобства жизни и путешествія. Я все спрашивалъ здсь о земл, и мн предлагали землю здсь по 15 р. за дес[ятину], кот[орыя] приносятъ 6% безъ всякихъ хлопотъ, а нынче одинъ священникъ написалъ письмо о земл, 2500 дес[ятинъ], по 7 р[ублей], кот[орая] кажется очень выгодною. Я завтра поду смотрть.
И такъ какъ вообще очень можетъ быть, что я куплю эту землю или другую, то я прошу тебя прислать мн билетъ Купеческаго банка,8 который можетъ понадобиться для задатка (посредствомъ перевода черезъ Самарскій банкъ).
Сонъ здсь больше всего меня сближаетъ съ вами. Первыя ночи видлъ тебя, потомъ Сережу.9 Портретъ дтей показываю Башкирцамъ и Башкиркамъ. Что Таня и нянька.10 Саша11 врно ухалъ. Я очень жаллъ, что не вышло съ нимъ передъ разлукой, и не сказалъ ему, что если между нами пробгали кошки, то теперь я очень радъ, что мы разстались съ нимъ совсмъ друзьями.
Что моя надёжа Любовь Александровна? Я теперь уступилъ бы ей здоровья своего. Что шталмейстеръ12 милый и двочки.13 Вариньку вспоминалъ вчера при вид табуновъ въ горахъ и въ вечернемъ освщеньи. —
Во сн я видлъ, что Сережа шалитъ, и что я на него сержусь, на яву, врно, это напротивъ. —
Сережа.
Напиши мн, какъ ты живешь? здишь ли верхомъ, и часто ли тебя бранятъ или хвалятъ мама и Ганна,14 и сколько у тебя за поведенье? Цлую тебя.
Таня!
Тутъ есть мальчикъ. Ему 4 года и его зовутъ Азисъ,15 и онъ толстый, круглый, и пьетъ кумысъ, и все смется. Степа его очень любитъ и даетъ ему карамельки. Азисъ этотъ ходитъ голый. А съ нами живетъ одинъ баринъ, и онъ очень голоденъ, потому что ему сть нечего, только баранина. И баринъ этотъ говоритъ: хорошо бы състь Азиса, — онъ такой жирный. Напиши, сколько у тебя въ поведеньи. Цлую тебя.
Илюша!
Попроси Сережу, онъ прочтетъ теб, что я напишу.