Полное собрание стихотворений. Том 3
Шрифт:
Я был – не хуже каменщик
Да тоже хвастал силою,
Вот бог и наказал!
Смекнул подрядчик, бестия,
Что простоват детинушка,
Учал меня хвалить,
А я-то сдуру радуюсь,
За четверых работаю!
Однажды ношу добрую
Наклал я кирпичей,
А тут его, проклятого,
И нанеси нелегкая:
"Что это?- говорит.-
Не узнаю я Трифона!
Идти с такою ношею
Не стыдно молодцу?"
– "А
Прибавь рукой хозяйскою!"-
Сказал я, осердясь.
Ну, с полчаса, я думаю,
Я ждал, а он подкладывал,
И подложил, подлец!
Сам слышу – тяга страшная,
Да не хотелось пятиться.
И внес ту ношу чертову
Я во второй этаж!
Глядит подрядчик, дивится,
Кричит, подлец, оттудова:
"Ай, молодец, Трофим!
Не знаешь сам, что сделал ты:
Ты снес один по крайности
Четырнадцать пудов!"
Ой, знаю! сердце молотом
Стучит в груди, кровавые
В глазах круги стоят,
Спина как будто треснула…
Дрожат, ослабли ноженьки.
Зачах я с той поры!…
Налей, брат, полстаканчика!"
"Налить? Да где ж тут счастие?
Мы потчуем счастливого,
А ты что рассказал!"
"Дослушай! будет счастие!"
"Да в чем же, говори!"
"А вот в чем. Мне на родине,
Как всякому крестьянину,
Хотелось умереть.
Из Питера, расслабленный,
Шальной, почти без памяти,
Я на машину сел.
В вагоне – лихорадочных,
Горячечных работничков
Нас много набралось,
Всем одного желалося,
Как мне: попасть на родину,
Чтоб дома помереть.
Однако нужно счастие
И тут: мы летом ехали,
В жарище, в духоте
У многих помутилися
Вконец больные головы,
В вагоне ад пошел:
Тот стонет, тот катается,
Как оглашенный, по полу,
Тот бредит женкой, матушкой.
Ну, на ближайшей станции
Такого и долой!
Глядел я на товарищей,
Сам весь горел, подумывал -
Несдобровать и мне
В глазах кружки багровые,
И всё мне, братец, чудится,
Что режу пеунов
(Мы тоже пеунятники,
Случалось в год откармливать
До тысячи зобов).
Где вспомнились, проклятые!
Уж я молиться пробовал,
Нет! всё с ума нейдут!
Поверишь ли? вся партия
Передо мной трепещется!
Гортани перерезаны,
Кровь хлещет, а поют!
А я с ножом: "Да полно вам!"
Уж как господь помиловал,
Что я не закричал?
Сижу, креплюсь… по счастию,
День кончился, а к вечеру
Похолодало,- сжалился
Над сиротами бог!
Ну, так мы и доехали,
И я добрел на родину,
А здесь, по божьей милости,
И легче стало мне…"
"Чего вы тут расхвастались
Своим мужицким счастием?-
Кричит, разбитый на ноги,
Дворовый человек.-
А вы меня попотчуйте:
Я счастлив, видит бог!
У первого боярина,
У князя Переметьева,
Я был любимый раб.
Жена – раба любимая,
А дочка вместе с барышней
Училась и французскому
И всяким языкам,
Садиться позволялось ей
В присутствии княжны…
Ой! как кольнуло!.. батюшки!.."
(И начал ногу правую
Ладонями тереть.)
Крестьяне рассмеялися.
"Чего смеетесь, глупые,-
Озлившись неожиданно
Дворовый закричал.-
Я болен, а сказать ли вам,
О чем молюсь я господу,
Вставая и ложась?
Молюсь: "Оставь мне, господи,
Болезнь мою почетную,
По ней я дворянин!"
Не вашей подлой хворостью,
Не хрипотой, не грыжею -
Болезнью благородною
Какая только водится
У первых лиц в империи,
Я болен, мужичье!
По-да-грой именуется!
Чтоб получить ее -
Шампанское, бургонское,
Токайское, венгерское
Лет тридцать надо пить…
За стулом у светлейшего
У князя Переметьева
Я сорок лет стоял,
С французским лучшим трюфелем
Тарелки я лизал,
Напитки иностранные
Из рюмок допивал…
Ну, наливай!"
– "Проливай!
У нас вино мужицкое,
Простое, не заморское -
Не по твоим губам!"
Желтоволосый, сгорбленный,
Подкрался робко к странникам
Крестьянин-белорус,
Туда же к водке тянется:
"Налей и мне маненичко,
Я счастлив!"- говорит.
"А ты не лезь с ручищами!
Докладывай, доказывай
Сперва, чем счастлив ты?"
"А счастье наше – в хлебушке:
Я дома в Белоруссии
С мякиною, с кострикою
Ячменный хлеб жевал;
Бывало, вопишь голосом,
Как роженица корчишься,
Как схватит животы.
А ныне, милость божия!-
Досыта у Губонина
Дают ржаного хлебушка,
Жую – не нажуюсь!"
Пришел какой-то пасмурный
Мужик с скулой свороченной,
Направо всё глядит:
"Хожу я за медведями,
И счастье мне великое: