Полнолуние
Шрифт:
— Ну вот и всё, — Геннадий Александрович явился с пузырьком, закрытым медицинской резиновой пробкой. — Закрыто надёжно, лучше бы, конечно, пластмассовая пробка, но в ней после иглы дырочка останется, может испариться. А так — нет… Предупреждаю вас, Артур: будьте осторожны! Здесь наверняка критическая доза есть. Брызните (вот шприц — «двушка») два кубика — и больше не надо. Потом пронаблюдайте реакцию. По моим предположениям, это должно вызвать лишь нестандартные, яркие переживания… может быть, до галлюцинации… полагаю, в течение нескольких дней, потом должно пройти… но не исключаю, что реакция будет бурной, а возможно, напротив, слабой… это всё зависит от индивидуальных особенностей…
Тут
— Да, Геннадий Александрович! Я как-то сразу и не сориентировался. Что получается: выходит, если кто-то один… с нашей помощью переключается на приём этих ужасов, то он как бы всех других заразит? Остальным этот препарат уже не нужен будет?
— Да, да!.. Я считаю, что должно быть так. Наш испытуемый-рецептор послужит как бы катализатором этого процесса. От его воздействия, от общения с ним, в мозгу других будут включаться такие механизмы, которые и обеспечат приём других каналов без помех… Внушение — поразительно мощная вещь, Артур! А уж при таком мощном раздражителе, как фантастическая реальность…
Геннадий Александрович воздел плечи и затряс головой, показывая, что у него нет слов.
Артур кивнул и сказал:
— Ясно. Но только я не понял, как же мы-то с вами убережёмся от этого воздействия… от этих динозавров, что сюда ворвутся? Они же и на нас с вами накинутся?
Геннадий Александрович довольно захихикал, тряся согнутым указательным пальцем.
— Хороший… хороший вопрос, логичный! Но я объясню. Здесь просто. Я готов синтезировать вещество, нейтрализующее действие этого нашего… э-э… нашего вещества, антивещество, так сказать. Но! Это не значит, что мы с вами останемся двое нормальных в сумасшедшем доме — ведь это будет не чьим-то бредом, а уже реальностью… реальностью, жизнью!.. А с помощью нейтрализатора мы станем для них неуязвимы… Более того, они будут у нас в рабском подчинении, будут служить нам!.. Я же говорю: будем повелители мира!..
Возбуждённый будущим величием, Геннадий Александрович понёс чепуху и опять собрался было впасть в экстаз, но Артуру это порядком надоело. Ему всё стало понятно, и он сказал:
— Ну ладно, я пойду. У меня уже время увольнения кончается. К двадцати ноль-ноль надо быть в части. Давайте шприц, давайте пузырёк, я пошёл. О результате сообщу, звякну вам. Глаза Геннадия Александровича под очками ужаснулись.
— О, нет, нет, Артур!.. Не нужно по телефону, мало ли что… Давайте так, давайте вот как: вы позвоните мне условным звонком… Н-ну, хотя бы вот так: два звонка — разрыв — три звонка — пауза секунд двадцать-тридцать — три звонка. Хорошо?
— Хорошо, — сказал Артур, забирая одноразовый шприц, с иголкой вместе заделанный в герметичную целлофановую упаковку. — Только смотрите не забудьте, а то схватите трубку, забывши-то.
— Не забуду… да мне, собственно говоря, и звонить-то некому, — сказал Геннадий Александрович, грустно усмехнувшись. — Ну, ладно… Значит, вы мне звоните условным звонком, я выхожу, и мы встречаемся… ну, вот хотя бы на пустыре за соседним домом, вот тут за торцом. Знаете?
— Знаю. Ну всё, пошёл.
— Ага… вы на машине будете?
— Как получится. Ну всё, до свидания. Ждите звонка. Артур вышел от Островцова и отправился в часть. Он соврал: срок увольнительной у него кончался не в восемь, а в десять вечера, но ему опротивело слушать россказни Геннадия Александровича, и надо было как следует обмозговать создавшееся положение. Для этого он даже не доехал одну остановку до части на автобусе, а сошёл на предпоследней и пошёл пешком — благо, дождя пока не было. А по городу болтаться было неохота.
Он шёл и думал. Ситуация, в общем-то, беспроигрышная, — думал он. Опробовать эту хренотень: ничего не выйдет — не беда.
К Артуру пришло отличное настроение. Есть дело! И он с подъёмом взялся за него. Сначала надо было выбрать объект исследования. Недолго покопавшись в памяти, он остановился на некоем Раскатове из СКР: тот как-то раз возник немерено крутым в столовой и Артур это запомнил. Он не любил забывать обиды.
А эту особенно. Тогда, в столовой, он, несмотря на то, что был младше по призыву, вознамерился было показать зубы и решительно повернулся к Раскатову, но напоролся на его взгляд.
Артур почувствовал себя котёнком. Взгляды столкнулись на какой-то миг, и в этот миг Артуру стало ясно, кто есть кто. Язык прикусился сам собой.
Забыть это было нельзя. Заноза в памяти. Артура кривило от бессильного унижения, и он даже бледнел.
Но сейчас он ухмыльнулся.
Столовая навела ещё на одну мысль: повар, сержант Белов, был отвратный, подлый тип. Воровал консервы, масло и сахар, и всё это продавал. Кроме того, он наверняка стучал. И самое то ему было попробовать снадобья Островцова. Артур ещё раз ухмыльнулся на ходу.
Однако с этим делом получилась заминка. Утром, перед завтраком, привезя в часть Клименко, Артур заехал в бокс, запер дверь изнутри, вскрыл упаковку со шприцем, вогнал иглу сквозь крышку, набрал два кубика, осторожно вытягивая поршень. Аккуратно вытащил шприц, придерживая пробку пальцами, и тут же надел на иглу пластмассовый колпачок. Можно было приступать, и Артур попытался приступить, но не очень вышло. Он сунулся в поварскую комнату, увидел, что там никого нет, а на столе дымится завтрак Белова. Не теряя ни секунды, Артур озирнулся, выхватил шприц, снял колпачок и уже брызнул тонкой струйкой в чай едва-едва. Только успел нажать на поршень, как явился Белов.
Артур чудом успел сунуть шприц в карман, не надевая колпачок — куда там!.. Но повар не заметил. Артур сказал, что зашёл за белым хлебом — с командирским водителем лучше было дружить — и Белов без долгих слов отсек кухонным тесаком ломоть от буханки.
Неудача. Артур потом незаметно присматривался к Белову: что он? Повар был раздражающе нервен и груб, но он вроде бы всегда был такой. Явных признаков Артур не заметил.
Он был несколько разочарован. Но, подумав, решил, что зря. Ведь было-то выплеснуто меньше, чем полкубика. После, улучив свободный момент, Артур добрал жидкости в шприц до двух и спрятал его в склянку в укромном месте в боксе, где под видом мелкого ремонта и проболтался, дожидаясь ночи.
И дождался. Шприц забрал с собой. Авторота располагалась на втором этаже, а стрелково-караульная — на третьем. Артур не спал; встал около часу, как будто за малой нуждой, надел галифе, сунул ноги в синие матерчатые полукеды, вышел в коридор и поднялся наверх. Дежурного по роте, дурака, там не было, а дневальный дремал, сидя на табурете… Лучше не бывает! Тянуть нельзя. Артур знал, где кровать Раскатова, неслышно ступая, подошёл, посмотрел. Спал Раскатов и, наверное, видел сны. Артур усмехнулся. Другие теперь будешь видеть сны, приятель.