Полный котелок патронов
Шрифт:
— Без разницы, — меланхолически протянул Борхес. — Грубые они какие-то.
— Грубые? Гру-бы-е? — Мои брови от удивления буквально улетели на затылок. — А сталкеры тогда, по-твоему, какие?
— Сталкеры они хоть грубые, но понятные. А эти — грубые и непонятные. «Хули? В Туле!» — всех разговоров.
Я не стал продолжать эту дискуссию. Понятные… Непонятные… Нам с этой десантурой еще по Второму энергоблоку лазить!
Итак, мы находились в Железном Лесу. Это, с моей точки зрения, избыточно романтическое и неуместно метафорическое название носила
Населяли ее разве что матрикаты да мутанты. А если через подстанцию и шла какая-то энергия, то уж точно не электричество, но аномальная, темная, потусторонняя Сила Зоны.
На территории, огражденной бетонным забором, стояли в общей сложности тридцать шесть штук высоких ажурных опор ЛЭП, то есть линий электропередачи. Собственно, именно эти опоры дали месту его громкое название — Железный Лес. Из которого происходила всевозможная, не всегда безобидная путаница, поскольку местности, именуемые Рыжим Лесом и Ёлкиным Лесом соответственно, были изначально именно лесами, с деревьями и кустарниками, а вовсе никакой не метафорой.
Между опорами ЛЭП были проложены рельсы, по которым некогда разъезжали специальные вагонетки с токосъемными кулаками.
В глубине, на противоположной опушке Железного Леса, возвышалась дюжина построек различного назначения.
Большинство из них было увенчано исполинскими фарфоровыми изоляторами и представляло собой, насколько я понимаю, трансформаторные. Двухэтажное кирпичное сооружение было чем-то административным. Ну а самое большое сооружение, судя по всему, служило мастерской. Или, точнее, пунктом обслуживания для вагонеток с токосъемными кулаками — вот не разбираюсь я в высоковольтном электрическом хозяйстве!
В общем, что можно сказать про Железный Лес? Есть где сталкеру разгуляться!
Я никогда не любил это опасное скопление построек и крупных железных конструкций. Идея заиметь здесь тайник принадлежала Тополю. Он привел мне массу рациональных и мегарациональных аргументов насчет того, почему это место — идеал.
Там было все. И «вдалеке от торных путей». И «сравнительно мало опасных аномалий». И мемуары про то, что когда Тополь еще в отмычках ходил, у его наставника там база была, а наставник Тополя всех насквозь видел, всю Зону вдоль и поперек исходил и где попало тайник делать бы не стал.
Сам тайник располагался в кабинете директора подстанции (о чем сообщала прекрасно сохранившаяся табличка на столь же аномально хорошо сохранившейся двери). Окна в кабинете мы забили фанерой, а сейф использовали для своих нужд.
Ну а для Капсюля мы сняли с вертящейся крестовины бывшее когда-то кожаным кресло. На нем, по идее, и должен был спать наш пес. Из вазы, в которую секретарша когда-то ставила букеты босса, Капсюль должен был пить. А из верхнего ящика директорского стола Капсюль должен был есть как из миски. Ну а ходить Капсюлю полагалось на древние, пожелтевшие инструкции
Вся моя сталкерская интуиция восставала против того, чтобы идти через Железный Лес как таковой — то есть через ряды ажурных металлических конструкций, на которых некогда висели сотни проводов. И не только в ржавых волосах, которые свисали с опор в количествах несметных, тут было дело.
Во-первых, самыми радиоактивными объектами в Зоне, как правило, являются именно большие массы железа.
Во-вторых, именно они, массы железа, чаще всего накапливают заряды различных патогенных энергий, которыми с легкостью одаривают случайного прохожего — да так, что от него подчас только прямая кишка остается.
Ну а в-третьих, точно у нас по курсу, между двумя рядами железных опор, серели три красноречивых пятна. Это были трупы сталкеров, которые полегли здесь буквально вчера — в противном случае от них не осталось бы даже пятен.
Увы, Борхес придерживался собственной концепции.
Удовлетворившись пятью бросками гаечек, он нагло попер прямиком на трупы, не обращая внимания на космы ржавых волос, с которыми расходился то и дело в считаных сантиметрах.
Вторым пошел я.
Третьим — Костя. Походка его была легка и беспечна как никогда.
Все шло на удивление гладко.
Так гладко, как не бывает.
А посему дальнейшие леденящие кровь события я воспринял почти с облегчением.
Мы уже преодолели сто сорок шагов из двухсот, отделяющих нас от ближайшего входа в административный корпус, когда с напряженным звоном что-то лопнуло у нас над головой.
Батарея фарфоровых изоляторов, снежно-белых, несмотря на пережитые годы, сорвалась со своего крепления и сорокапудовой гранатой рухнула на землю в четырех шагах от Борхеса.
Упала она с совершенно неестественной быстротой, явно под воздействием гравитационной аномалии. Изоляторы лопнули с такой силой, что их килограммовыми обломками и Борхеса, и Костю отшвырнуло на метр назад.
А вот в меня куски изоляторов чудом не попали. Может, потому что я помолился в вертолете?
Тем временем фарфоровые бомбы начали сыпаться одна за другой.
Бабах! — жестяной лист ответил гонгом на падение фарфорового метеорита.
Б-бамс! — фарфоровая катушка в щепу раскрошила трухлявый пень, некогда бывший любимой яблонькой инженера подстанции товарища Борщовой.
Б-бух! — еще три изолятора вонзились в сухую землю.
Я встал как вкопанный и задрал голову вверх — нет ли надо мной изолятора? К счастью, его не было. А вот над Тополем…
— Костя! Беги вперед! — заорал я.
Я прямо-таки воочию видел, как белая дура отрывается от металлической петли и несется к земле, точнее, к башке моего лучшего друга.
Через секунду так и произошло. Но, к счастью, Костя был послушным мальчиком и всегда слушал папочку.
— Хренасе, звездопад! — воскликнул Тополь, промчавшись вперед шагов двадцать с изумительной быстротой и только затем остановившись.