Полоса препятствий
Шрифт:
Санька замялся.
— Туда, — он неопределённо махнул рукой.
Максим прищурил глаза.
— Не нравишься ты мне. Что случилось-то?
— Ничего, — Санька отвёл глаза.
— Ну как знаешь. Есть хочешь?
— Хочу.
— Ты из дома, что ли, сбежал? — спросил Максим, роясь в рюкзаке.
— Угу.
— Бывает. На вот, держи.
У него в рюкзаке оказалась булка с сыром и яблочный сок. Они поужинали прямо на ходу. Меж тем уже стемнело и зажглись фонари. Санька подумал, что идти-то ему, в общем, некуда. Решение не возвращаться
— Да-а, — наконец сказал он.
И снова надолго замолчал. Санька шагал рядом и размышлял, что может значить его «да».
— Ты вообще-то чего хочешь? — наконец прервал молчание Максим.
— Чтобы всё было, как раньше.
— Ну так в жизни не бывает.
Санька насупился.
— Ну ушёл ты, и что? — продолжал Максим. — Думаешь, все сразу станет по-твоему?
— Отец сказал, что всё уже решил.
— Правильно сказал. Значит, тебе не об этом надо думать, а о том, как отношения строить с новыми, — Максим запнулся, подбирая слова, — членами семьи.
— Не нужна мне такая семья!
— Не нужно — не общайся. Тебя ж никто не заставляет. Но и ты уж тогда тоже… Полете с условиями.
— Ну да, — буркнул Санька. — Так они меня вообще съедят.
— И отец?
Санька не ответил.
— Ты вот пришёл к нам, — продолжал Максим. — А зачем? Чтобы только прыгать научиться? Ничего подобного! Главное вот тут, — он постучал себя по лбу. — Так что соображай. Это твоя полоса препятствий. Ничья больше. Ты, конечно, можешь выбрать другой маршрут, но там ведь тоже неровная дорога, правда?
Санька вздохнул. Ему уже втайне хотелось, чтобы Максим убедил его вернуться домой. Максим словно угадал его мысли.
— Бросай дурить, — сказал он. — Говори, где живёшь, я тебя провожу. Поздно уже.
Санька согласно кивнул.
Неподалёку от дома он увидел знакомую фигуру. Отец.
— Ну давай, — Максим протянул руку. — Дальше, думаю, сам дойдёшь.
Они распрощались.
— Спасибо, — запоздало бросил Санька вслед удаляющемуся Максиму.
Обернувшись, тот отмахнулся привычным жестом, то ли говоря, что так и должно быть, то ли показывая, что не стоит благодарить.
Санька вошёл в светлый круг от фонаря и остановился. Отец, увидев сына, тоже на секунду замер. Потом бросился навстречу.
— Сашка! Ну разве так можно!
Марина с Леркой не спали. Лерка стояла на пороге спальни в пижаме. Увидев Саньку, она моментально скрылась. Марина, одетая, метнулась из кухни.
— Саша! Наконец-то! А мы тут…
Санька даже не посмотрел на неё. Марина, кажется, хотела продолжить, но отец жестом её остановил.
Глава 11
Один и тот же кусок щемящей мелодии повторялся снова и снова, не меняя ни звука, но неуловимо замедляясь. Странная музыка…
Ворлог очнулся и вылез наружу, наверх. Он никогда не спал,
Звуки доносились из соседнего двора, раскинувшегося возле огромного и только что отстроенного дома. Дом в пятнадцать этажей обхватывал просторную детскую площадку с какими-то железными конструкциями разных форм. При желании их можно было приспособить под развлечения. Но сейчас площадка пустовала, и только выкрашенная в зелёный цвет карусель, из озорства запущенная кем-то вхолостую, постепенно замедляла бег. Это она издавала такие странные звуки.
Ворлог издал тонкий протяжный свист. Мелодия оказалась железным скрежетом, и, как только источник звуков был обнаружен, она тотчас исчезла. Жаль. Ворлог любил музыку. Там, у себя под землёй, он слышал почти всё: от завываний автомагнитол во время дорожных пробок и гремящих со стадионов концертов до робких гамм и этюдов, несущихся из окон музыкальных школ.
Карусельная песня наполнила Ворлога тоской. Он двинулся вдоль новостроек, похожих друг на друга, несмотря на изыски архитекторов. Он направлялся к недостроенному дому. За ним раскинулся парк. Ворлог шёл туда, потому что его неудержимо влекло к своим врагам.
Он ненавидел стаю этих весёлых и дерзких человечьих волчат. Они почти ничего не боялись. К тому же среди них иногда попадались зрячие, те, что могли видеть его. Поэтому здесь ему приходилось прятаться, как обыкновенному дикому зверю. Ворлог очень хотел убить их. Но ему не удавалось этого сделать. Он привык иметь дело с одиночками, а эти…
И тут в оконном проёме самого верхнего этажа Ворлог заметил одного из них. Пацан сидел полубоком, свесив ноги внутрь помещения, и смотрел вниз, на улицу. Один.
Ворлог нырнул в дом. Крадучись, пробрался наверх. Темно. Прямоугольники несуществующих окон. В одном из них — силуэт мальчишки. Теперь нужно заставить его почувствовать страх. Перед провалами лестничных клеток. Перед нежилыми отсеками будущих квартир. Перед гулкой пустотой недостроенного здания.
Ворлог напрягся, отыскивая в глубине собственной памяти мрачные пятна ужаса и страха. Он слился с темнотой и бесшумно выворачивался наизнанку, выпуская наружу волны паники, вытянутые из порченых оболочек таких же двуногих, как этот. Ворлог гнал волну прямо на него, сам содрогаясь от разбуженной жути, грузно переползая с места на место, не смея, однако, ступить за границу темноты, боясь быть обнаруженным.
Это подействовало. Пацанёнок вздрогнул и обернулся. Его глаза не обманывали: ему было страшно. Мальчишка сполз с подоконника, сделал шаг вперед. «Эй!» — тихонько позвал он. Ворлог замер и перестал существовать.
Мальчишка попятился, споткнулся — под ногой что-то оглушительно хрустнуло, — прижался спиной к кирпичной кладке. Потом снова взобрался на окно и высунулся наружу. Одно движение, и…
— Санька? Ты что там делаешь? Спускайся! — позвали снизу.
Стая своих не бросала.