Полосатый катафалк (сборник)
Шрифт:
— Вам угрожали?
Она подергала себя за нижнюю губу и кивнула — чуть-чуть, словно в зарешеченное окно за нами подглядывали.
— Кто вам угрожал?
Она промолчала, не спуская с меня настороженных глаз.
— Если член банды, вы окажете услугу всем нам, назвав его. Поможете мне, полиции, себе. И исполните свой гражданский долг.
— Как же! Как же! И кончу на кладбище. Ушли бы вы, мистер Гуннарсон, и оставили меня в покое, а? Вы же ничего не понимаете. Я хочу помочь и вам и всем и выбраться отсюда хочу. Да только, кроме того, я хочу жить.
— Кто вам угрожал?
Она дважды
Я остался сидеть, раздраженно уставившись на ее затылок, на темные, гладко причесанные волосы. Угадать, какие секреты прятались в голове под ними, я не мог, но не сомневался, что ничего криминального в этих секретах нет. Все необходимые приметы у Эллы отсутствовали — ни тупой покорности судьбе, ни бешеных вспышек протеста, ни неуловимого звериного запаха хищницы, отрастившей когти.
Мои мысли прервал скрип ключа в замке. Старшая надзирательница, которая проводила меня сюда, приоткрыла тяжелую дверь.
— Лейтенант Уиллс просит вас, сэр, выйти к нему.
Девушка у окна вздрогнула, но тут же справилась с собой и продолжала смотреть сквозь решетку, словно стрелки часов на башенке ее гипнотизировали. Я вышел в коридор.
Лейтенант уголовной полиции Харви Уиллс навалился грудью на перила верхней площадки винтовой лестницы. Ему было за пятьдесят, и за ним тянулись, будто дорога вверх по склону, три десятка лет, отданных поддержанию закона и порядка. Седые волосы подстрижены ежиком, нос как таран. Его облик и манера держаться хорошо гармонировали с серо-стальной угловатостью тюрьмы.
— Мне это не нравится, — сказал я, едва надзирательница закрыла дверь. — Расспрашивать клиента здесь достаточно трудно и без вмешательства полицейского управления.
— Вмешиваться я не собираюсь. Просто выяснилось еще кое-что, и, по-моему, для вас не безынтересное. А что, вам с ней не легко? — добавил он с легким вопросом в голосе.
— Она перепугана.
— Так почему же она упирается и скрывает факты, которые нам нужны? Дело ведь не мелкое, Билл. Семнадцать краж со взломом, денег и ценностей похищено почти на сорок тысяч. В первый раз за пять месяцев мне что-то забрезжило, когда ваша клиенточка явилась в лавку Бродмена с брильянтовым кольцом миссис Симмонс.
— Продажи кольца она не отрицает. Но продажа еще не доказательство, что она соучастница краж.
— Доказательство, если добавить другие факты. Я кое-что вам скажу, поскольку не хочу видеть, как вы подставляете себя под удар. Выяснился важный факт, связывающий воедино больше половины этих краж. В девяти случаях — в девяти из семнадцати — в момент кражи кто-то из семьи потерпевших лежал в больнице. А остальные, если он жил не один, как раз навещали больного. Банда, совершенно очевидно, получала сигнал из больницы, что в доме никого нет.
— Но почему винить Эллу Баркер? В штате больницы не меньше двухсот человек.
— Двести сорок семь. Мы все эти месяцы их проверяли. Но только одна из них продала брильянтовое кольцо, похищенное у Симмонсов. И только у одной из них в ящике бюро были спрятаны платиновые часики, взятые у Дентонов.
— Какие еще часики?
— А вот эти! — И Уиллс жестом фокусника достал сверточек, развернул папиросную бумагу и показал мне дамские часики толщиной в спичку. — Мы нашли их нынче утром в комнате Эллы Баркер. Миссис Дентон их опознала.
Я ощутил пустоту у себя за спиной, точно камера с Эллой лифтом ухнула вниз, и тут понял, как много поставил на эту девушку. Возможно, я ошибся, поверив в ее невиновность. Возможно, ее безучастность была просто угрюмой настороженностью, ее страх — естественным страхом перед тем, что ее ожидало.
— Я хочу всего лишь спросить ее, как они к ней попали, — сказал Уиллс. — Против этого вы возражать не станете?
— Спрошу у нее я.
Но прежде чем мы успели вызвать надзирательницу, снизу кто-то крикнул:
— Лейтенант! Вы там?
Уиллс нагнулся через перила:
— Что там еще, Гранада?
— Происшествие на Пелли-стрит.
— Какое происшествие?
На дне лестничного колодца среди изогнутых теней возникло смуглое мрачное лицо сержанта Гранады.
— Кто-то попытался пристукнуть Гектора Бродмена.
2
Уиллс разрешил мне поехать с ними, и я устроился на заднем сиденье его черного «форда-меркюри». Гранада сел за руль и включил сирену. У нас за спиной контрапунктом подвывала еще одна сирена. Мы не успели вылезти из нашего «меркюри», как сзади затормозила машина «Скорой помощи».
Лавка Бродмена — в центре трущобного района — была втиснута между мексиканской закусочной, специализирующейся на тамале [1] , и захиревшей гостиницей. На витринном стекле было крупно выведено от руки: «Покупаем и продаем все, включая кухонные раковины. Скупка старого золота по самым высоким ценам». Внутри она смахивала на гнездо гигантской сороки, буквально утопая в пестрых обломках человеческих жизней. В глубине пыльного сумрака точно призрачное облачко маячил белый колпак. Унылый голос произнес из-под него:
1
Мексиканское блюдо из мяса, красного перца и толченой кукурузы. (Здесь и далее примеч. перев.)
— Он вот тут.
Уиллс и Гранада двинулись на голос. Они шли, как ходят полицейские — тяжелой походкой, в которой таится смутная угроза. Следом рысили санитары из машины «Скорой помощи», один высокий, другой низенький, легкие на ногу, как привидения, а я заключал процессию.
На кушетке сидел лысый мужчина в поблескивающей накладной шевелюре из крови. Его поддерживал худой загорелый человек в белом колпаке и переднике, точно повар за барьером кафетерия. Человек с окровавленной головой тяжело дышал: с хрипом втягивал воздух и со стоном отдувался. Его глаза под мохнатыми бровями, спутанными как ветки в вороньем гнезде, повернулись к нам, точно два яйца в красных прожилках. Он отодвинулся от человека, который его поддерживал, умудрился встать на ноги и сделать несколько неуверенных шажков, будто толстый огромный малыш, который учится ходить, упал на колени и, тихо постанывая, пополз от нас в чащобу мебели.