Половецкие войны
Шрифт:
Гида в ответ лишь презрительно фыркнула. Вдруг сказала неожиданно спокойно, одолев приступ гнева:
– Отныне не по пути нам с тобой, князь Владимир. Добьюсь с тобой развода. Приму постриг в Кёльнской обители. Я хотела так поступить, когда была молодой. Но приехали послы от тебя с предложением замужества. Сомневалась, испрашивала совета у матушки игуменьи, у сестёр. Не знаю до сей поры, правильно ли поступила тогда… Но зла на тебя… Нет, не держу. Ты меня любил и берёг, разумею… И потом, у нас сыновья, дочери. Просто мы разные люди… И должны расстаться. Твоя дорога – это битвы, победы, власть. Мой путь – молитвы, забота
Владимир старался держаться хладнокровно, лишь стискивал кулаки, с болью и горечью понимая: она права!
До утра просидел он, не смыкая очей, в книжарне.
Уходила Гида, с нею вместе уходила часть его прежней жизни. Никогда не воротятся весёлые охоты в черниговских пущах, никогда не увидит он больше едва сдерживаемого восторга в ставших такими родными её глазах, не услышит короткое и тихое «люблю», от которого радостно затрепещет сердце.
Надо было держаться, одолевать свои слабости и невзгоды. Напрягая волю в кулак, отодвигал он в сторону тяжёлые мысли и сожаления о былом.
Одно знал он твёрдо: несмотря на потери, на ссоры, на неудачи, ждёт его впереди трудный путь, который должен он пройти достойно.
…На исходе той зимы киевская и переяславская дружины впервые за много лет вышли в ближнюю степь и повоевали половецкие вежи. Разбив в коротких яростных схватках несколько вражьих отрядов, взяв большой полон, русы с победой воротились домой. Но поход этот стал только началом долгой и кровавой войны.
…Поздней осенью княгиня Гида стала постриженкой женской обители Святого Пантелеимона в Кёльне. Жить же она стала в Новгороде, вместе со старшим сыном. Владимиру писала бывшая жена долгие пространные грамоты, рассказывала о своей новой жизни. Странно, даже после развода она продолжала поддерживать его. Князь понимал: делает она это ради детей, но всё равно – пусть хоть малость самую, но становилось приятно. Думалось: как бы там ни было, но не чужие они с Гидой друг другу люди.
В один из тусклых осенних вечеров гостил Мономах у боярина Ардагаста. Пили ол [146] и медовый квас, говорили о половцах, о предстоящих ратях, о Киеве и много ещё о чём. Прислуживала князю за столом молодая девушка с русой косой до пояса, статная, румяная, стойно яблочко наливное.
– Дочь. Евфимия, – не преминул похвалиться боярин.
Боярышня без особого стеснения стреляла в сторону Мономаха своими глазками ярко-синего цвета. Запала князю в душу юная дева. А тем часом Ардагаст продолжал подливать масло в огонь.
146
Ол – пиво.
– Вот, верно, княже, тоскливо тебе одному пребывать. Сыны по градам разъехались, супруга твоя постриг приняла. Дак, может, того… Поглядел бы на девок наших переяславских. Хороши! Мыслю, сыщешь себе средь них и княгиню достойную.
Владимир усмехнулся в ответ.
– Кажется, нашёл ты уже мне невесту. Али как, боярин?
Ардагаст скромно потупил очи и промолчал.
– Ну что ж. – Владимир решительно поднялся из-за стола. – Коли так, сожидай сватов.
Он заметил, как расцвело в улыбке полное лицо боярина и как вспыхнули огнём ярко-синие глаза юной Евфимии.
…Девка эта была как огонь яростный, быстро утомляла она сорокадвухлетнего князя, хоть и не слаб он был телом. После пальчиком она легонько проводила по шрамам на его теле, вопрошая:
– А сие где ты получил?…А енто что?…От сабли след?…А то волк тя укусил?…А енто – след от рога лосиного?… Чудно, княже.
Она восторженно смеялась, радуясь тому, что вышла замуж, и за кого! В ней не было сдержанности и чопорности Гиды, вся она была как распустившийся бутон цветка, как солнышко светлое, напитанное сочными живыми красками лета.
Чуть позже Владимир понял, что новая жена его – особа решительная и властная. В хоромах навела она строгий порядок, могла не только отругать нерадивую холопку, но и влепить ей хлёсткую затрещину. Князь за слуг заступался, так и на него порой могла накричать властная жёнка.
Следующим летом у княжеской четы родился первенец. При крещении получил он имя Георгий, по-простому же, по-домашнему стали мальца называть Гюргием.
«Какое же тебя будущее ждёт, сынок?» – думал с грустной улыбкой Владимир, держа на руках завёрнутое в пуховое одеяло крохотное тельце и глядя на маленькое розоватое личико.
Младенец мирно спал, чувствуя, видно, что находится в сильных и надёжных отцовых руках.
Молодая Евфимия цвела от радости, смеялась весело и всё так же, как и при первом знакомстве, стреляла Мономаха ярко-синим блеском своих очей.
Но когда Владимир завёл речь о том, что княжичу надобно, кроме крестильного, дать второе, родовое славянское имя, жена решительно воспротивилась такому:
– Что прежние, поганские времена вспоминать?! Православные христиане, чай, мы с тобою суть! – заявила она, презрительно наморщив свой тонкий, слегка вздёрнутый носик. – Георгием пускай сын мой будет. В честь святого Георгия Победоносца.
Говорила Евфимия веско, тоном, не терпящим никаких возражений. Пришлось Владимиру смириться с её желанием.
Оправившись от родов, продолжала молодая боярская дочь верховодить в его тереме. Много позже, в своём «Поучении чадам…» Мономах напишет: «Жену свою любите, но не давайте ей власти над собой».
То были слова, почерпнутые из собственного богатого жизненного опыта.
Глава 15. Месть убийце
Возвращалась в стольный киевская дружина в славе; после недавних тяжёлых поражений было особенно приятно торжественно и надменно подниматься с Подола на гору, проезжать через ворота, бросать пенязи [147] в облепившую обочины Боричева увоза толпу нищих.
147
Пенязь (др. – рус.) – мелкая монета.
Впереди на тонконогом арабском скакуне ехал Святополк, за ним следом держались Иванко Козарин, Славята, тысяцкий Путята Вышатич, служивый английский королевич Магнус, родной брат княгини Гиды. На телегах везли пленных – их предстояло с выгодой продать в далёкие восточные страны. И не вспоминал сейчас, наверное, никто, что нынешний поход и победа начались с подлости, с попрания клятв, с убийства в ночи между валами Переяславля. Было иное – осознание своей силы, душевная бодрость, вера в грядущие победы над степными ордами.