Положитесь на Псмита
Шрифт:
— Спущу? — повторил мистер Кутс, раздраженный таким глупым вопросом. — Ты меня разбуди ночью да и спроси.
— Но что ты сделаешь?
— Что сделаю! — сказал мистер Кутс. — Что сделаю? Я тебе скажу, что я… — Он умолк, после чего суровая решимость, написанная на его лице, слегка поблекла. — А что я, черт подери, сделаю? — докончил он на слабеющей ноте.
— Накапав, что он самозванец, ты ничего не добьешься. Его-то уберешь, но и сам ни шиша не получишь.
— Да, — сказал мистер Кутс.
— Помолчи. Дай сообразить, — потребовала мисс Пиви. Наступила пауза. Мисс Пиви сосредоточенно
— А что, если?… — предположил мистер Кутс.
— Заткнись, — сказала мисс Пиви.
Мистер Кутс заткнулся. Минута текла за минутой.
— Знаю! — сказала мисс Пиви. — Леди Констанция на этого типа не надышится. Ты должен его с глазу на глаз сейчас же взять за жабры и потребовать, чтобы он устроил тебе приглашение в замок как своему другу.
— Я знал, Лиз, что ты что-нибудь да придумаешь! — почти с благоговением сказал мистер Кутс. — Колдунья ты, и ничего больше. А как я с ним останусь с глазу на глаз?
— Это я беру на себя. Приглашу его прогуляться по парку. Он не то что от меня без ума, но, если я поднажму, отвертеться не сможет. Мы пойдем по дороге. Ты засядешь в кустах — я покажу тебе где. А потом пошлю его за накидкой или еще за чем-нибудь, а сама пойду дальше. Он повернет назад, и тут ты на него выскочишь.
— Лиз! — сказал мистер Кутс в полном восхищении. — Когда надо мозгами пошевелить, тут тебе равных нету!
— А что ты предпримешь, если он сделает тебе от ворот поворот?
Мистер Кутс испустил холодный смешок и из глубин своего костюма извлек очаровательный револьверчик.
— Мне он поворота от ворот не сделает, — сказал мистер Кутс.
V
— Ах, только подумать! — сказала мисс Пиви. — Если бы у меня не началась мигрень и я не вернулась бы раньше остальных, нам не удалось бы вот так побеседовать.
Они шли по широкой усыпанной гравием аллее, и она взирала на Псмита снизу вверх кротко со светлой грустью. Такое робкое, одухотворенное, миниатюрное создание!
— Да, — сказал Псмит.
Особого восторга в его ответе не прозвучало, но, с другой стороны, настроение у него было не особенно солнечным. Мысль о том, что мисс Пиви может вернуться задолго до основных сил, ему в голову не приходила. Он, по собственному его выражению, спутал маловероятное с невозможным. И в результате она захватила его врасплох, отрезав все пути к отступлению, когда он сидел в шезлонге и думал о Еве Халлидей, которая после возвращения с лодочной прогулки по озеру испытала новый приступ угрызений совести и отправилась в библиотеку поработать еще часок до обеда. Отклонить приглашение мисс Пиви пройтись с ней до ворот парка и поглядеть, не возвращаются ли те, кто до конца почтил память покойного Реддиса Хартли, члена парламента, было никак нельзя. Но Псмит, хотя и пошел с ней, сделал это без малейшего удовольствия. Каждая проведенная в ее обществе секунда все больше укрепляла его во мнении, что мисс Пиви — проклятие Божие и ничего больше.
— А мне, — продолжала его спутница, — так мечталось внимать вам долго-долго. Все эти дни для меня омрачались чувством, что я не могу обрести той близости с вами, которой жажду.
— Ну, конечно, когда вокруг мельтешат
— Разумеется, я говорю в духовном смысле.
— Ах, так!
— Я грезила обсудить с вами ваши изумительные творения. А вы, как приехали, ни разу даже не упомянули о своей поэзии. Не правда ли?
— А, но видите ли, я всячески стараюсь отвлекаться.
— Право? Но почему же?
— Мой врач предупредил меня, что я слишком уж перенапрягаюсь. Откровенно говоря, он предложил мне выбор между полнейшим отдыхом и психушкой.
— Чем-чем?
— Он подразумевал приют для умалишенных. Эти служители медицины имеют привычку странно выражаться.
— Но, значит, вы должны совсем-совсем забыть о творчестве, раз опасность столь велика. А вы сказали лорду Эмсуорту, что останетесь сегодня в замке, чтобы писать.
Взор мисс Пиви выражал только нежнейшее сочувствие, но про себя мисс Пиви добавила: «На-ка, выкуси!»
— Справедливо, — вздохнул Псмит. — Совершенно справедливо. Но вам ли не знать, что Поэзия — жестокая владычица. Пришло вдохновение, и я вынужден был пренебречь риском. Но теперь я измучен, измучен.
«У, фрайер!» — сказала мисс Пиви. Но не вслух.
Они прошли еще несколько шагов.
— Если уж быть откровенным до конца, — сказал Псмит, на которого снизошло еще одно вдохновение, — то мне, пожалуй, следует вернуться и прилечь.
Мисс Пиви посмотрела на кусты ярдах в десяти дальше по дороге. Они слегка подрагивали, словно укрывали какое-то инородное тело, и мисс Пиви, чей темперамент отличался вспыльчивостью, уже примеривалась, как она сообщит Эдварду Кутсу, что ему, раз уж он не способен посидеть в кустах, не танцуя при этом, точно кошка на горячей плите, лучше переменить профессию и торговать маринованными угрями. Однако следует упомянуть, что она была несправедлива к своему старинному другу. Еще мгновение назад он был неподвижен, как статуя, но тут в пространство между его воротником и шеей упал крупный и холеричный жук, а подобное испытание не всегда вынесет и самый закаленный следопыт.
— Молю вас, не уходите пока, — сказала мисс Пиви. — Такой чудесный вечер! Прислушайтесь к музыке ветерка в древесных вершинах. Точно дальняя арфа. Мне мнится, он нашептывает свои тайны птичкам.
Псмит воздержался от развития этой мистической темы, и они молча прошли мимо кустов.
Однако еще через десятка два шагов мисс Пиви смягчилась.
— Ах, мистер Тодд, у вас правда измученный вид, — сказала она встревоженно. — Боюсь, вы переоценили свои силы. Наверное, вам все-таки лучше вернуться и прилечь.
— Вы так думаете?
— Уверена. А я пройдусь до ворот и взгляну на дорогу, не едут ли они.
— Но как же я оставлю вас одну?
— Я прошу вас! — произнесла мисс Пиви укоризненно. Псмит пошел назад, охваченный чувством сродни тому, какое может испытать арестант, приговоренный к долгим годам тюрьмы и освобожденный на ее пороге. Взглянув через плечо, он увидел, что мисс Пиви исчезла за поворотом дороги, и остановился, чтобы закурить. Затем бросил спичку и пошел дальше, радуясь жизни, но тут голос у него за спиной произнес «хей!», и из кустов выступила врезавшаяся ему в память фигура мистера Эдварда Кутса.