Польская фэнтези (сборник)
Шрифт:
На самом краю селения, за зелеными оградами, возводили большое строение, уже обозначившееся ажурной яркобелой клеткой балок и стропил. На строительстве трудились несколько мужчин, до конников долетал стук молотков. Почти из-под самых копыт сивки пастора Мэддокса выпрыгнул рыжий кот и рысью помчался к заборчикам.
— А верно, — вдруг заговорила Верити Кларк, — что в городах есть машины?
— Какие машины?
— Ну, которые сами делают разные вещи. И у которых есть колеса.
— Конный привод? Молотилки? Водяные молоты?
— Ага. И разные повозки, которые
— Есть.
— Как здорово!
— А как, — преподобный Мэддокс вдруг обернулся в седле и прошил девочку прямо-таки ястребиным взглядом, — чувствует себя Дженет Харгрейвс?
— Кто-кто?
— Дженет Харгрейвс. Ну, та чужая женщина, что недавно... пришла к вам. У которой нога болела. Здорова ли? Или нога все еще болит?
Девочка смотрела на него, широко раскрыв глаза и еще шире рот. «То ли такая хитрая, — подумал Джесон Ривет, — то ли верно ничего не знает, ничего не видела и тонкий маневр преподобного ничего не дал».
Мэддокс, видимо, пришел к такому же выводу, потоку что подстегнул коня, перестав обращать на девочку внимание. Верити Кларк громко вздохнула. Она, подпрыгивая и напевая, шла рядом с лошадью Джесона.
Они были уже очень близко к поселку, так близко от строящегося дома, что к стуку молотков присоединилось визгливое пение пил, а ветерок донес резкий запах свежеспиленной сосны. Уже были видны плотники, их было шестеро. Адам Стаутон окинул стройку глазом специалиста.
— Хорошая работа. Хорошо у них дело идет.
— Верно.
Увидев отряд, плотники прервали работу, а Джесон Ривет даже вздохнул от удивления. Если б это не противоречило доводам рассудка, он мог бы поклясться, что перед ними недавно встреченные лесорубы с лесосеки, каким-то чудом переброшенные сюда. Такие же светловолосые, с такими же странными безбровыми лицами без ресниц. Совершенно с такими же безразличными, пустыми глазами, в которых незаметна была какая-нибудь реакция.
— Здравствуйте. Мы приехали из Уотертауна. Мы сторонники короля и закона.
Мэддокс осекся. Он тоже понял, что разговаривать с плотниками бессмысленно.
— С ними, — звонким голоском подтвердила очевидное Верити Кларк, — не поговоришь. Не бойся их, Адриан ван Рейссел. Они тебя не обидят. Продолжай работу.
— Tot Uw dienst, juffrom. [5]
Проехав между домами, они туг же увидели тех, кто ждал их на одной из террас.
Одну женщину они уже знали — Франсез Флауэрс. То, что вторая, постарше, походила на маленькую Верити, не заметить было невозможно, значит, она, несомненно, мать девочки. Третья женщина была высокая и худая, восковая кожа лица плотно обтягивала череп, а из-под чепца выбивались седые прядки. У четвертой женщины, удивительно красивой, были черные, блестящие как вороново крыло волосы и кроваво-красные губы. Скромный жакет, простая шерстяная юбка и белый фартучек сидели на ней лучше и выглядели эффектней, чем шелка и атласы на жене губернатора Колонии. Но самой удивительной была пятая.
5
Как прикажете, мадемуазель (гол.).
Пятая женщина, сидевшая в кресле-качалке с высокой резной спинкой, была уже в весьма солидных годах. На «ей была черная шляпа с пряжкой и короткая пелерина. Глаза — салатного цвета, настолько светлые, что казалось, у них нет радужки, а только темное пятнышко зрачков. Джесон Ривет отметил, что в этих глазах было что-то такое, от чего сразу же хотелось уставиться в пол и признаться в том, что варенье съел ты. От полной женщины исходила властность, авторитет. Но Джесон Ривет не знал такого слова.
— Я встретила их на поляне, бабушка, — пропищала в тишине Верити Кларк. — Это слуги короля и чего-то еще.
— Это мы уже знаем, — сказала Франсез Флауэрс, ехидно улыбнувшись. — Вы, господа, выражали желание поговорить с кем-либо, у кого есть должное положение, авторитет и, разумеется, пол. Ну вот, извольте. Они перед вами.
— Приветствую вас, господа, — сказала полная светлоглазая. Если бы Джесон услышал ее голос за спиной, то наверняка б решил, что говорит юная девушка. — Приветствую вас в Мисчиф-Крик. Я — Дороти Саттон.
— Что еще за ребячество? — громко проворчал пастор Мэддокс. — Что за шуточки? Где твой муж, женщина?
— Вы не могли не видеть кладбища за поселком. Он лежит там, упокой Господь его душу.
— Я хочу говорить с мужчиной!
— Вы уже разговаривали. — С губ Франсез Флауэрс не сходила ехидная и нагловатая ухмылка. — С лесорубами. И с плотниками, строящими амбар. Вам этого мало?
— Других здесь нет?
— Есть, почему же, — проговорила красивая, черноволосая. — Вот хотя бы этот.
Между домами появился мужчина в подвернутых портках, толкающий тачку с навозом. Проходя мимо, он одарил их глупой улыбкой и немного испуганным взглядом и тут же пошел быстрее. Констебль Корвин тихо ругнулся, плотник Стаутон фыркнул, дядюшка Уильям сплюнул. Преподобный Мэддокс заскрежетал зубами.
— Значит, здесь нет... — прохрипел он и откашлялся, — нет здесь... других мужчин. Ваших отцов? Братьев? Ни у одной нет мужа?
— Нет, — подтвердила Дороти Саттон. — Так распорядилась судьба, не слишком благоволившая к нам в последнее время. Посему никто, кроме меня, не может приветствовать вас в Мисчиф-Крик, пришельцы из дальних краев. Я, а вместе со мной госпожи Файт Кларк, Аннабел Прентисс и Джемайма Тиндалл.
Взгляд ее светлых глаз явно действовал на пастора, потому что, когда он заговорил, сдерживаемая злоба исчезла из его голоса. Как будто.
— Ну что ж, — пожал он плечами, — похоже, тяжкое испытание ниспослал вам Господь. Нелегко вам, должно быть, без мужчин.
— Бывают такие минуты.
— Посему послушайте. Я Джон Мэддокс, пастор из Уотертауна в графстве Миддлсекс. Это — господин Генри Корвин, констебль того же графства. И другие господа, состоящие на службе закона. Мы преследуем сбежавшую из тюрьмы преступницу по имени Дженет Харгрейвс. Что вы можете на сей счет сказать?