Полукровка
Шрифт:
Двумя десятками залпов я вывела из строя полторы дюжины стволов ежа. Потом, переключив внимание на гадюку, всадила по обойме ракет в жерла ее плазмометов – конечно, долетели не все, но долетевших хватило; тем временем кокон Блонди отлетал все дальше, в хаосе Большого Рифа его шансы и так исчезающе малы, а еще еж лупит вслед… кому же Вик перешел дорожку?! Я заложила тугую спираль вокруг колючего уродца, стреляя из всего, что еще могло стрелять: гадюку пока что можно игнорировать, до Вика не достанет, а мои поля выдержат с десяток прямых попаданий; а вот действующие пока стволы ежа могут наделать дел. Ничего, мы с «Мурлыкой» не только имеем зубы и когти, но и умеем пускать их в ход! Ежику недолго осталось плавать…
Словно прочитав мои мысли (а может, и впрямь?), изрядно потрепанная парочка синхронно развернулась и ушла в прыжок. Ого! Бешеная гравитационная отдача бросила «Мурлыку» на случившуюся поблизости железяку; хорошо, я успела развернуть противометеоритный щит, он смягчил удар, а поля почти погасили – но все же меня здорово приложило, а щиту и полям, естественно, пришел конец. Уйти в прыжок из пояса астероидов… не шутка! Я сцепилась с крутыми ребятами, профи высшего класса, чтоб им благополучно добраться до босса…
Маяк кокона умолк в последние секунды боя, на вызов Вик не отозвался, и мне пришлось изрядно поднапрячься, чтобы найти его, догнать и взять на борт. Да и вскрыть это оплавленное и искореженное подобие консервной банки оказалось куда труднее, чем какой-нибудь ананасовый компот! Конечно, лазерный резак легко прошил бы насквозь хлипкую броню кокона, но ведь внутри живой человек – может, пока еще живой. Так что я поосторожничала и долго копошилась вокруг проклятой жестянки с виброгеном – инструментом, конечно, допотопным, но все еще употребляемым для мелкого ремонта. Я отщипывала от кокона по кусочку, пока не смогла вытащить Вика наружу – и конечно, от него никакой помощи не поступило. Какая помощь, парень напоминает сейчас мешок с песком – безвольно обвисший и настолько тяжелый, что я всерьез вознамерилась выключить гравитацию, а уж потом возиться с этим туловом. Удержала мысль, что перепады гравитации могут вовсе добить Блонди, кто его знает, насколько все серьезно… И я таки доперла его до медкомплекса и даже уложила в ванну, а большего и не требовалось. Медтехник среагировал на появление пациента, зажужжал сканером, выпустил микрощупы, а я смотрела на странно белое лицо Вика и ждала. Обычно на диагноз хватает нескольких минут, от двух до пятнадцати, если верить инструкции производителя, а такие инструкции пишутся с запасом… время шло, я бы успела получить отметку, точка-то рядом, но я боялась, с каждой минутой ожидания я все отчетливей понимала, что дело плохо. Да, Вик мой приятель, но это ничего не значит, ведь Игра… табачок врозь, он сам так говорит всегда! И разве его три тонны метаокса что-то меняют?
– Клиническая смерть отсрочена на два стандартных часа, – выдал наконец окаянный агрегат. – Реанимация возможна максимум через половину стандартного часа после клинической смерти, с вероятностью успеха сорок три процента. Необходимо как можно скорее доставить пациента в стационарную клинику.
«Как можно скорее»! Да проще выкинуть его за борт, чтоб не мучился. Клиника – на Нейтрале! А Нейтрал… я прошла в рубку, к дисплею с картой… Нейтрал не так уж далеко, можно успеть за два часа, если не выбираться ползком из Рифа… а точка в пяти минутах лету, и Вик мне всего лишь приятель!
Я отстрелила ракетные стойки и торпедные аппараты. Выкинула жалкие остатки боекомплекта. Оставила только противометеоритпые пушки. Лишила «Мурлыку» двух баков с метаоксом, понадеявшись на один неполный. Многие в Галактике верят, что спасение жизни связывает судьбы крепче кровного родства и кровной вражды, и, начав это дохлое дело, я попытаюсь довести его до конца. Я ввела курс без допуска на перегрузки, задав лишь одну постоянную – время. Биогель защитит Вика, а я выдержу, не в первый раз спешу.
Вот тебе, киска, и первая Игра, подумала я, снося с дороги каменный осколок…
– Три Звездочки вызывает диспетчерскую.
– На связи.
– Прошу посадку.
– Ваш квадрат АР-508.
– Пришлите туда Красный Крест.
Диспетчеры Нейтрала понимают все с полунамека, а люди, по крайней мере на Нейтрале, не медлят, когда надо помочь своим. Бригада из госпиталя добралась до квадрата АР-508 раньше нас; едва я опустилась, к «Мурлыке» ринулся катер, и Вика забрали быстрей, чем я завершила посадочный протокол. Я еще подумала – если б люди проявляли такую оперативность в официальных контактах, иметь с ними дело было бы куда проще.
Пришло время подсчитывать потери. Я не стала заниматься этим в одиночестве – зачем, ведь ремонтный агент все равно проводит диагностику лично. Ремонтным агентом отца на Нейтрале – все тридцать два года – был Чак Никольский. Я вела с ним дела уже семь лет: с тех пор, как отец впервые спихнул на меня ремонт и убедился, что справляюсь не хуже него. На Нейтрале Никольский не слишком популярен. Да и за что любить нудного типа, считающего свое мнение истиной в последней инстанции и откровенно презирающего рискнувших его оспорить? Но в своем деле он – ас. Наверное, единственный настоящий профи из двух десятков ремонтных агентов Нейтрала. Я ни разу с ним не спорила. Никольский ответил на вызов сразу:
– Кто тебя потрепал, детка?
– Сама хотела бы узнать. – Очевидно, журналисты уже добрались до «Мурлыки». – Лучше прилетай и скажи, надолго ли я засела.
– Надолго, – без тени сомнения уверил Никольский. – Ладно, встречай.
Я закрыла глаза и попыталась расслабиться: до появления Чака можно отдыхать. Вся тяжесть последних часов навалилась на меня враз. Бросить бы все и спать…
– Уступи место, детка. Твоей скорлупкой придется заняться капитально.
Пару секунд я смотрела, не видя. Худое лицо, тонкие губы, светлые глаза, короткие седые волосы… наконец в сознание толкнулся знакомый запах, и картинка сложилась: Никольский собственной персоной. Если учесть, что от его конторы восемнадцать минут лета…
– Чак, я пойду в медкомплекс. Посплю…
– Я «за».
Еще бы – Чак не терпит, когда клиент крутится около, заглядывает через плечо и вообще «стоит над душой».
– ГСН гони в шею. И других тоже не пускай, никого.
– Иди, детка, не суетись. – Никольский уже рухнул в мое кресло, подключил шлем и, довольно пофыркивая, считывал информацию. Можно отдыхать…
Наверное, я проспала бы не меньше суток, не появись на «Мурлыке» посторонний. Сигнальному импульсу вход-контроллера понадобилось несколько секунд, чтобы пробиться к сознанию, но и тогда сон ушел не сразу; я вышла в рубку, когда гость обменивался рукопожатием с Никольским. Я вышла, и приветствие застряло на полдороге ко рту – удивление напрочь вышибло из мозгов нормы вежливости. Нет, не удивление даже – изумление, потрясение и не знаю что еще. Чтобы Распорядитель Оргкомитета, первое лицо Четверки, лично посетил прервавший дистанцию корабль… насколько я знаю, такого еще не случалось. И то, что в этом году Распорядителем избран человек, ничего не значит – на время Игры Четверка вне своих рас. Да, честно говоря, генеральный директор «Юнайтед Стеллз» Майкл Осадчий доселе не бывал замечен в расовой солидарности.
Он приветствовал меня первым, бегло и без церемоний:
– Слышал о капитане Блонди. Хочу взглянуть, кто его так… и, думаю, не откажешь дать мне с собой запись?
И, не дожидаясь ответа, повернулся к Чаку:
– Все действительно так страшно, как выглядит?
– Альо – отличный пилот, – сказал Чак. – Кто другой мог и не долететь.
– Эй, – очнулась я, – вот этого не надо. Не пугай. Я собираюсь дальше, как только сделаешь баки и оружие.
– Баки и оружие, – Никольский покачал головой. – Если бы! Тебе половину брони менять надо. Хотя я бы всю поменял. Генераторы полей. Щит. Ближнюю навигацию.