Полуночный трубадур
Шрифт:
На ее лице появилась самая очаровательная улыбка.
— Ничего серьезного, уверяю вас.
— Да, конечно, я это легко починю.
— Но вам придется меня нести — я доставляю вам одни хлопоты и неприятности.
— Но здесь недалеко… и — мы никуда не торопимся.
Я поднимаю ее, и она обхватывает мою шею обнаженными руками. Ее тело такое теплое, что я изумляюсь. А она смотрит на меня, забавляясь моими усилиями и молчанием, как маленькая капризная девочка, которая отказывается идти по лужам и просится на руки. Как и Арабелла, когда я помогал ей спрыгнуть с понтона! Она точно так же сжалась
— А, старые воспоминания? — мурлычет моя ноша, не отрывая от меня своих больших зеленых глаз.
Всегда эти старые воспоминания… Я кладу ее на траву, чтобы немного перевести дух. Она подползает ко мне и касается моей руки:
— Так вы говорили, что это произошло на берегу Гудзона? — Она помолчала немного и продолжила: — Кстати, о чем вы ее спрашивали?
7
Итак, дело сделано — колодец выкопан. Теперь у нас сколько угодно воды. Закончены утомительные каждодневные хождения туда-обратно между хижиной и ручьем, протекающим по краю поляны. Я тяну за цепь и вытаскиваю первое ведро, до краев наполненное чистой и прозрачной водой. Я испускаю крик радости, кричу во весь голос и мчусь к хижине, чтобы объявить эту чудесную новость, но хижина оказывается пустой. “Ба! Что происходит? Где же Арабелла?” Я в беспокойстве выбегаю наружу и оглядываю окрестности. Я кричу во все горло:
— Арабелла! Арабелла!
Я ничего не понимаю… Еще сегодня утром… И вдруг, совершенно неожиданно, я замечаю ее. Она выходит из ракеты, делая руками какие-то знаки. И пока она выбиралась из шлюзовой камеры на солнце, я стоял на месте, неподвижный и ошарашенный. Завороженный и очарованный. Я смотрел, как она, словно во сне, продвигается вперед с ленивой, но чувственной грацией. На ней маленькие шорты и белая блузка с глубоким вырезом. Ее длинные светлые волосы рассыпаны в беспорядке по плечам. Боже, как же ты красива, мой ангел!
— Привет, Джон, надеюсь, я не очень поздно?
Я качаю головой слева направо и справа налево. Сквозь лифчик из тонких кружев видна грудь. Где, черт возьми, она выкопала эту ткань?
— Колодец готов, Арабелла. Теперь у нас много воды.
Она начала хлопать в ладоши и скакать на одной ножке, как маленькая озорная девчушка.
— О, Джон! Это чудесно… Это чудесно…
Она бросается мне на шею, и я сжимаю ее в объятиях. Мы вместе смеемся и плачем.
— Арабелла, нам нужно это отметить. Что хорошего ты приготовила?
— Сюрприз… Ты увидишь.
Боже… гамбургеры, мороженое с персиком и много взбитых сливок для каждого. Моя любимая еда! Но, черт возьми, откуда она могла…
Она смеется.
— Я откопала кое-какие консервы. Мы сохраним их для особо торжественных случаев. Ну, садись же. Я умираю с голода.
Я присаживаюсь за стол и пробую все блюда.
— Ммм… Чертовски вкусно, ты знаешь.
Она продолжает звонко смеяться.
— Арррабелла… Арррабелла… Вкусно… вкусно… вкусно…
Я в изумлении смотрю на нее, но она показывает мне на окно. На подоконнике на длинных ногах стоит большая птица и наблюдает за нами маленькими глазками-бусинками, расположенными по краям огромного, как у тукана, клюва.
— Арррабелла… Вкусно… вкусно…
Нет, а откуда она взялась, эта птица с голосом попугая, скрипящим и скрежещущим, как ржавый блок? Я встаю, чтобы взять свой карабин, но Арабелла удерживает меня:
— Зачем? Это всего лишь маленькое безвредное существо.
— Но у него такой раздражающий голос!
— Он все равно не знает, что говорит. Смотри.
Птица улетела, и, когда мы вышли из хижины, Арабелла показала мне на каминную трубу. В гнезде, которое я с трудом замечаю, птица присоединяется к своей подруге, и они оба щелкают клювами, переговариваясь. Довольно любопытная компания, которую я здесь раньше не видел. Да, раньше их здесь не было.
— Они прилетели сегодня утром. Они как аисты, а аисты приносят счастье.
Я возвращаю ей улыбку, затем пожимаю плечами:
— Ты рассуждаешь, как твоя мать.
— Моя мать?.. А, ну да, действительно… Джон… ты прав… Ладно, не будем портить вечер подобным мелочами.
Я закончил есть свое мороженое и откинулся на спинку стула. Арабелла права, вечер действительно чудесный. Я окидываю взглядом ее тонкие стройные ноги, смотрю на ее грудь и плечи и погружаюсь в ее большие зеленые глаза. Потом я спрашиваю тихо и нежно:
— Арабелла, ты меня любишь?
Она придвигается ко мне и берет мою руку в свои, довольно теплые и мягкие.
— Ну, конечно, мой дорогой. Неужели ты в этом сомневаешься?
— Твоя правда, я — идиот.
— Нет, Джон, ты — человек.
— Это потому, что я думаю о Бернарде… о том, что с ним случилось…
— Бернард?.. О да, я припоминаю; но с ним все было по-другому. Мадж для него не была женщиной. И он ни о чем, кроме работы, не думал.
— А я копаю колодцы… Зачем… — Я разражаюсь смехом. Арабелла… Почему, зачем я вырыл этот колодец? Скажи мне об этом…
— Послушай, Джон, а не сыграть ли нам в шахматы? Что ты думаешь?
— Отличная идея, дорогая!
Быстро темнеет. Я все еще перед окном, выпускаю клубы дыма последней сигареты и смотрю, как деревья медленно глотают заходящее пламенеющее солнце.
Но зачем я выкопал этот колодец?
В Гудзоне довольно много воды. И Гудзон не так уж и далеко…
И что значат обломки ракеты, нашедшей свою последнюю стоянку на краю поляны? Что здесь могло случиться? Ее не было там, когда мы, Арабелла и я, приехали сюда… Еще одно происшествие, способное испортить нам отдых! Бедная Арабелла! Наши планы… Одни, наконец-то одни, в маленьком тихом уголке, вдали от мира, от шума города и его отвратительных запахов. Одни!
Я оборачиваюсь. В полумраке, царящем в хижине, я замечаю Арабеллу или, вернее, угадываю ее, лежащую на своей кровати. В этот вечер она не стала, как обычно, задвигать разделяющую нас занавеску. Из-за жары, без сомнения… Она лежит на белой простыне совершенно неподвижно, совершенно… Смешно, но я хотел сказать “выключенная”. Чушь. Откуда такие слова? Конечно же, я собирался сказать “спящая”. Но спит ли она на самом деле?
Я подхожу к ней. Ее большие зеленые глаза блестят в темноте комнаты, как глаза кошки. Я присаживаюсь на кровати.