Полунощная Чудь

Джонсон Оливер

— Многие умерли, но те, кто остался в живых, изменились: под влиянием огня они исказились, стали уродами. У этой земли когда-то был король. Мой брат. Он следовал путем Ре, а я — путем темной магии и пророчеств. У него была жена по имени Мериэль, одна из Королев- Ведьм Астрагала. Я любил ее, ухаживал за ней, но она выбрала моего брата. Тем не менее, когда настал конец времени, он не взял ее с собой в Лорн, но оставил ее вместе с нами, проклятыми, потому что она поклонялась другому богу, а только слуги Ре могли пройти в это магическое королевство.

— В мои последние дни на этой земле я все больше становился сущностью огня. А королева? Она не могла жить в раскаленном воздухе: она заболела, ноги ссохлись и она кашляла кровью. Я все равно

любил ее. Конечно теперь мой брат взял бы ее туда, в то королевство, где смерти не было. Я пошел туда, через искореженную землю, неся на себе королеву, и встал, так же как и ты, на краю озера, когда полная луна светила через облако ядовитого газа. Наконец пришел посланник из Лорна: Открыватель Пути, предок того самого, который привел вас всех в Лорн. Он сказал мне, что она не может войти в Лорн, потому что она смертная. Я надоедал этой твари, снова и снова повторяя, что пускай все во внешнем мире умрут, но Мериэль останется жить. Но Открыватель сказал, что смерть никогда не войдет в Лорн, что умирающая королева — оскорбление Бога. И подняв свой посох высоко в воздух он вернулся в воду, закрыв Путь за собой, так что видение Лорна растаяло вместе с ним.

— Я вернулся в расколотую гору, которая когда-то была их домом, туда, где теперь я был королем над проклятыми душами, плачущими в воздухе. Я пошел вниз, в сердце горы, и положил ее на вечный отдых в железный склеп, где ее чистой плоти никогда не коснется гниение. И тогда я пообещал себе кое-что. Пообещал, что придет день, и я принесу в Лорн смерть и буду отомщен. Королева была пророчицей. У нее была книга пророчеств, в которую она записывала их, и все, что она записывала, происходило на самом деле. Но я уже говорил тебе, что и я, тоже, знаю толк в пророчествах: настала моя очередь. Я дописал книгу, своими огненными пальцами, и написал, что, однажды, через десять тысяч лет, она опять поднимется. — Его горящее лицо едва не утыкалось в лицо Уртреда, который вздрогнул, когда Хозяин упомянул книгу.

— Да, ты знаешь об этой книге. Мир полон духов, но ни у кого из них нет такой силы, как у твоего учителя, Манихея. Когда он шагал по огненным облакам и посылал молнии на землю, он увидел ее, эту книгу, похороненную глубоко под Равенспуром. И когда он разговаривал с тобой, в видении, он рассказал тебе о ней. Он приказал тебе идти к Равенспуру и найти ее. Почему еще ты оставил своих друзей и отправился туда, куда ни один другой человек не осмеливается даже сунуть нос? А может быть есть другая причина, почему ты не испугался? Быть может ты знаешь, что тебе не страшна любая здешняя опасность только потому, что ты сам — сущность этого места?

Уртред молчал, и Хозяин продолжал. — Итак, в этой книге скрыто пророчество, пророчество, о котором я не сказал тебе во время нашей первой встречи, потому что я понимал, что это знание поможет твоим друзьям справиться с всеобщим разрушением, на которое я надеялся и о котором мечтал. А теперь уже слишком поздно для этого, слишком поздно для всего, кроме печали. Я выжег на этих желтых страницах пророчество о том, что потомок Мериэль, человек, а не Чудь, опять появится на свет. Не сейчас, так как земля болела и умирала. Но в более лучшие времена, через десять тысяч лет. И тогда, наконец, начнется исход из моего разрушенного в прах королевства: ребенок выйдет в мир и месть, на которую я сам не способен, настигнет тех, кто ее заслужил. Я дал имя ребенку: назвал его Герольдом. Но, пока я писал, умирающая королева протянула руку и схватила эти горящие знаки, ее прекрасная плоть надулась, треснула и обхватила мою руку, так что писала она, а не я.

— И вот что она написала: только этот Герольд призовет того, кого назовут Светоносцем в то время, когда мир опять будет тонуть в темноте, а полдень превратится в полночь. Я вытер расплавленные слезы, которые сжигали страницы, но она не дала мне отбросить огненное перо, пока не написала все слова до конца. Она все еще любила короля, моего брата, а не меня, меня, который ухаживал за ней все последние дни. Потом она опять упала в железный гроб под горой и умерла. Проклятые духи стонали и ругались, они говорили мне, чтобы я уничтожил книгу. Но я остался глух к их крикам, оставил книгу в ее навсегда уснувшей руке и захлопнул дверь гробницы.

— Больше я не мог жить в этих горах. Вместе этого я созвал свои невидимые армии Ночи, и открыл дверь между этим миром и другим. Я взял Чудь с собой в Тени, всех, кто мог идти, оставив в этом мире только тех немногих, вроде Весельчака, кто хоть чем-то походил на живых. Там они и жили эти эоны, но каждые сто лет опять приходили в этот мир, и опять пытались проломится через ворота Лорна. Так как они были осуждены каждые сто лет возвращаться сюда и проводить какое-то время в Мире Смертных.

— Ну вот, и где-то двадцать пять лет назад по человеческому времени те, кто жил здесь, на горе, увидели настоящее чудо. Железный склеп, внутри которого было тело королевы, открылся, она вышла оттуда и пошла на берег озера, где когда-то был ее павильон. Там она ждала до полуночи, пока мой брат, хотя и множество раз переродившийся с тех пор, как я видел его в последний раз, не вышел из Лорна и не провел ее через Лунный Пруд обратно в Запретное Королевство. Спустя пять лет она вернулась, старая и сморщенная, ее вел тот самый Немос, Открыватель Пути, который привел вас в Лорн. Он привел ее к горе, к могиле, и там она опять успокоилась, навсегда. Тогда появились Весельчак и другие, и эта трусоватая тварь в ужасе убежала…

— Весельчак и другие вызвали меня из Теней, — продолжал Хозяин, — и я увидел, как исполнилось пророчество: два инфанта лежали здесь, рядом с телом королевы. Я приказал слугам забрать детей и закрыть железные двери склепа.

— Слова королевы, написанные этой огненной рукой, начали выполняться: пророчества надежды, а не мои, ненависти. Дети были изумительно красивы, а я так надеялся увидеть искореженные создания, вместилище гнева и мести. Но такие совершенные существа нельзя было оставлять там, где живут создания Тьмы. Так что я отослал детей подальше отсюда с одним существом, которое тоже спускалось в Черный Пруд, но умело на время становиться человеком. Он пересек горы, добрался до места, которое называется Форгхольм, и отдал их монахам. Но хотя дети было далеко, я слышал их из мира духов, чувствовал их несчастья, чувствовал огонь, который превратил одного из этих совершенных детей в существо, похожее на меня самого, и видел его лицо, потому что оно стало зеркалом моего. Видел, надеясь, что он станет такой же как и я, и отомстит за меня своему отцу. Видел удар, который убил другого, чувствовал, как ты идешь сюда. Остальное ты знаешь.

Хозяин закончил. Маска жреца осталась неподвижной, он не отрываясь глядел на огненного призрака перед собой.

— И Манихей знал все это? — в конце концов спросил Уртред.

— Знал и понимал: разве он не обитает в Тенях, рядом со мной?

— Тогда пророчество исполнилось. Я все сделал так, как хотела моя мать, хотя я был парией в земле людей, больше походил на вас, чем на них. Судьба сделала нас странными партнерами и родственниками.

— Итак, — продолжал Уртред, беря себя в руки, — ночь проходит. Теперь все должно закончиться, как ты и сказал, когда мы вошли сюда. Рандел мертв. Я, тоже, готов последовать за ним туда, куда он уже ушел. Я прошу тебя только об одном: пощади моих товарищей.

— Да, — ответил Хозяин, — только один из нас сможет жить. Разве это не то, что я обещал, когда ты вошел в Зал Ветров? Ты связал свою судьбу с людьми. У тебя есть все, что я потерял, за исключением лица: проклятие Бога дало тебе мое. Но куда я могу пойти отсюда? Лорн уничтожен: мечтой моего народа было жить там, бессмысленной мечтой. Теперь я ясно вижу это. Как проклятые могут жить в раю? Я отомстил. Живи, во имя твоей матери, женщины, которую я любил. А я буду ждать конца света в Мире Теней, и никогда не вернусь. По меньшей мере теперь у меня будет покой.