Полуостров Надежды. Трилогия
Шрифт:
— Эй! Лопарев!.. Очнись, парень, да что с тобой?
— А?.. — встрепенулся Нанас. — Что?.. Что такое? Варвары? Пора в атаку?..
— Да какая атака, ты спишь, что ли?.. И не варвары, а варвар. Гор этот твой!.. Говорит, что согласится на нашу инсценировку, только если ты пообещаешь отвести его потом к этому… к сырту.
— К сыйту… — машинально поправил юноша и очнулся наконец окончательно. — Подождите, но я думал, что это он так просто… шутит!..
— Какие уж тут шутки! Уперся — и ни в какую. Ты уж пообещай ему, чего он там хочет, от тебя ведь не убудет.
— То есть как?.. — заморгал
— Ну, это ты уже сам после смотри — делать или не делать. Главное, сейчас сделай, чтобы он артачиться перестал.
— Но ведь так нельзя! — вскинулся парень. — Если я пообещаю, то буду должен это сделать! А то, что он просит, это… Нет, я так не могу!
— Ну вот, еще один… — тяжело вздохнул начальник охраны, а потом выпрямился вдруг, блеснув побагровевшей вмиг лысиной, и гаркнул: — Боец Лопарев!!! А ну, встать! Смирно!!! Приказываю предоставить пленному Гору требуемую им информацию!
— Он не пле…
— Выполнять!!!
Что было дальше, Нанас опять запомнил весьма смутно, словно находясь в плотном тумане. Сначала он, отведя взгляд, что-то мямлил Гору насчет того, что идти к Сейдозеру лучше всего летом. А потом все же сказал тому, что пойдет с ним, дал честное слово… Затем был долгий, не запомнившийся ничем промежуток, а потом «туман» разорвал звук автоматной очереди.
Но никакой особой паники на посту Нанас, к своему удивлению, не заметил, и лишь позже осознал, что это произошел запланированный ранее «побег» Парсыкина и Гора.
Сошин, не отрываясь, смотрел на один из экранов. На нем по белому снегу бежали две человеческие фигурки — Костя Парсыкин и Гор. Бывший варвар держал в руках автомат, из которого он, временами, ненадолго останавливаясь и оборачиваясь, стрелял короткими очередями.
— Холостые?.. — выдавил Нанас внезапно пересохшим ртом.
— У него — да, — ответил начальник охраны.
— А у кого — нет?.. — удивился юноша, поскольку отчетливо видел, что у Парсыкина руки пустые, а больше на экране никого не было. И лишь спросив это, он заметил, что вокруг беглецов то и дело взлетают фонтанчики снега. — Подождите… Так по ним что — стреляют?.. По-настоящему, боевыми?.. Мы же договаривались, что…
— Немного переиграли. Решили, что так будет натуральней. Варвары наверняка следят из леса, а у них глаз наметан, сразу увидят, что следов от выстрелов нет, да и свиста нуль не слышно. Не бойся, стреляют мастера, Парсыкина не заденут.
— А Гора?!.. — воскликнул Нанас и в тот же миг увидел, как старик на экране будто споткнулся, а потом, неуклюже развернувшись, повалился в снег навзничь.
— Его убили?! — заорал парень. — Его убили, да?! Почему? Зачем?! Так нельзя! Он же свой!!!
— Да не ори ты, оглохнуть можно! — поморщился Сошин. — Так естественней, понимаешь?.. Парсыкин должен на сто процентов поверить, что здесь нет подставы, что все это всерьез! И варвары должны поверить! А это ведь тоже всего только варвар, один из них… Цель оправдывает средства, пойми!.. К тому же, стрелкам было дано…
Однако Нанас уже не слушал. Гнев вскипел в нем горячей кровавой волной.
— Варвар, да?! — заорал он, кидаясь к выходной двери. — Не человек, дикарь?!.. Так и я тоже дикарь! Тогда уж и меня пристрелите, чтобы было совсем естественно!!! Цель! Средства!.. Гады вы, сволочи, живите вы сами в вашем сраном раю!!!
Саам выскочил на улицу и помчался к приоткрытой возле ворот двери. Потом он так и не смог вспомнить, что же все-таки гнало его в тот момент за периметр: желание вытащить тело Гора или все-таки он и впрямь намеревался покинуть навсегда этот «Изумрудный город» предательства и обмана. Покинуть, неважно как: погибнув под пулями охраны, по-настоящему переметнувшись к варварам, или попросту сгинув в зимнем лесу.
Но все же, добежав до лежавшего в забрызганном алыми каплями снегу старика, Нанас остановился, и способность соображать постепенно вернулась к нему. И первое, что он увидел, — грудь Гора вздымалась мелкими неровными толчками. Старый варвар был все еще жив! О том, чтобы поднять его, не могло быть и речи. Если бы еще обе руки были здоровы, а так… И тогда, взявшись за обернутые грязными шкурами ноги старика, парень, постанывая от натуги и боли, поволок его в сторону ворот прямо по снегу.
Неожиданно тянуть стало легче. Скосив взгляд, Нанас увидел, что ему помогает… Надя!.. А потом Гор вдруг открыл глаза и выдохнул:
— Помни… ты обещал… Но даже если я… уходи все равно… один… с ней… Ты здесь чужой, и своим не станешь…
Старик снова закрыл глаза, и тут же Нанаса оттолкнули в снег, немногим более вежливей обошлись и с Надей, а раненого подхватили два дюжих охранника и трусцой побежали к воротам.
Юноша вскочил на ноги и проводил удаляющихся бойцов безумным взглядом. В голове была бурлящая каша: ненависть, гнев, обида, унижение, желание отомстить, умереть, провалиться сквозь землю — сплошные эмоции и ни одной здравой мысли.
Он почувствовал, как кто-то тянет его за рукав. Это была Надя. По лицу девушки текли слезы.
— Пойдем, Нанас, пойдем! Все хорошо, он живой, его вылечат!..
— Вылечат? — отдернул он руку. — Или пристрелят, чтобы не мучился? Хотя патронов же мало — тратить еще на какого-то дикаря!.. Так что, скорее, его просто бросят подыхать!
— Ну зачем ты так?.. — вновь потянула его за собой Надя. — Не надо!.. Ты не смотри на них, не принимай так близко к сердцу то, что они делают… Мне тоже порой их трудно понять… Но я не думаю, что они поступают всегда только во зло. Просто мир, где они живут, другой, не такой, к которому привык ты. Ты, главное, сам делай то и так, что велит твое сердце.
— А я не знаю, что оно мне сейчас велит! — закричал прямо в лицо девушке Нанас. — Не знаю!.. Я не хочу быть здесь, с ними! Я лучше бы сам убежал сейчас к варварам! К Шеке… — Парень осекся, но слово уже сорвалось.
— К Шеке? — округлила свои прекрасные карие глаза Надя. — Почему к Шеке?.. — Пальцы девушки медленно разжались, выпуская ткань куртки Нанаса.
— Потому что я… — пробормотал он, сглотнул, а потом выпалил вдруг: — Потому что я был с ней! Да-да, я был с ней, спал с ней в ее шалаше! Я такой же мерзавец, лгун и предатель, как эти… как все они, — махнул он рукой на стену, — ничуть не лучше! Меня нельзя любить! Слышишь?! Нельзя! Так что не трогай меня! Оставь! Забудь! Я чужой! Чужой всем, и тебе тоже! Уходи!..