Полуостров Надежды. Трилогия
Шрифт:
Нанас тяжело вздохнул и стал вспоминать, для чего он вылез из керёжи. Мысли опять куда-то разбежались, и их снова пришлось с усилием водворять на места. Сразу стало понятно, зачем он стоит возле этого почерневшего бревна. Нанас нагнулся и провел по стволу рукавицей. Э, нет! Это точно не бревно. Это металлический столб. Как те, что он видел на оленегорской развилке, и те, что еще несколько раз встречались ему по дороге. Вот только на этом столбике не было никакого указателя. Хотя, если столб так здорово согнуло, то доска с надписью могла и оторваться. Нанас попинал ногой снег, но ничего не нашел. Разрывать сугроб основательно совсем не хотелось. Хотелось забраться назад в керёжу и немного поспать.
Неожиданно
– Эй, ты куда? – вяло крикнул ему вслед Нанас, но пес даже не обернулся.
Впрочем, и убежал он не столь далеко, за три десятка шагов. Остановился, принюхался и стал рыть передними лапами снег возле дороги, а затем поднял белую круглую голову и призывно залаял. Нанас в очередной раз вздохнул и побрел к другу.
Из разрытого сугроба торчал кусок потемневшей, с оплывшими, словно подтаявшими краями доски. Нанас попытался ее достать полностью, но не смог – похоже, та была очень большой и глубоко застряла в снегу. Тогда он присел и рукавицей стер с открытого края черный, жирный слой грязи вперемешку с копотью. С трудом, но стали различимы буквы: «К», «О», «Л» и начало еще одной, то ли тоже «Л», то ли «А»…
В голове внезапно прояснилось. Так резко, что Нанас неожиданно засмеялся от накрывшей его волны облегчения. Он даже не знал, чему радуется больше: избавлению от боли и тумана в голове или от прочитанной надписи. Впрочем, замечательным было и то, и другое. Но более важным ему все-таки виделось то, что они доехали до Колы.
И в который уж раз он обрадовался слишком рано.
Сначала ни в какую не удавалось сдвинуть с места оленей. Быки пошатывались от толчков хорея и, казалось, вот-вот рухнут. Рычание и лай Сейда на этот раз тоже ничего не дали. Тогда Нанас встал с нарт, подошел к оленям и стал ласково гладить им головы.
– Потерпите, миленькие, – чуть не плача, зашептал он, – совсем ведь чуть-чуть осталось. Потерпите, а? Вот приедем в Видяево – дам вам целый день отдыху! Правда, дам, хоть дух и велел уезжать сразу…
Олени косили на него большими печальными глазами и, казалось, все понимали. А Нанас видел, что творится с его быками, и тоже понимал, что ни до какого Видяева они не доберутся. Глаза у оленей покраснели и покрылись гноем, губы и свешенные длинные языки обметало язвами. И шерсть!.. С оленей, там, где он их гладил, клочьями слезала шерсть.
Но ласка, видимо, возымела свое действие – олени шумно вздохнули и медленно двинулись вперед. Нанас не стал садиться в нарты, пошел рядом, держась за упряжь.
Рано порадовался он и тому, что доехал до Колы. Никакой Колы впереди не было, там лишь простиралась снежная равнина, вздыбленная вдалеке темными россыпями больших острых камней. Да и сама дорога, на которую они свернули, закончилась почти сразу. Хорошо еще, что равнина слегка опускалась, так что идти но твердому насту было легко. Олени даже ускорили ход, и Нанас позволил себе присесть на край керёжи, держа ноги снаружи, чтобы в любой момент можно было спрыгнуть. Справа, постепенно к ним приближаясь, потянулся бесконечно длинный холм, покрытый снегом, совершенно без признаков какой-либо растительности. Нанас быстро сообразил, что это и была та самая насыпь вокруг странного озера, которую он видел издалека сверху. Он направил оленей чуть левее – находиться рядом с этим холмом было почему-то жутковато. Даже бесстрашный Сейд, который снова бежал рядом с оленями, то и дело тревожно косил на нее желтым глазом.
Снова нахмурилось небо, серая угрюмая пелена затянула его от края до края. На сей раз обошлось без темных туч, грозящих новым бураном, но и этого хватило, чтобы и без того рассыпавшаяся в прах радость сменилась тревожным унынием.
Нанас вспомнил, как недавно ему навеял тревогу лес. Вот ведь глупости! Куда тревожней было находиться сейчас на безжизненной, неприглядной снежной равнине, под этим вот хмурым небом. Все вокруг было чужим, отталкивающим, опасным. Возникло чувство, что на него кто-то выжидающе смотрит. Взгляд был холодным, острым и шел будто бы отовсюду сразу – даже из-за серой небесной пелены. Избавиться от этого жутковатого чувства никак не получалось, хоть он и старался не обращать на него внимания. Оказаться сейчас в лесу казалось ему почти столь же заманчивым и желанным, что и в родной уютной веже.
Между тем, каменные россыпи стали ближе. Не доехав до крайних камней еще и на полет стрелы, Нанас вдруг с ужасом понял, что это такое. Камни, несмотря на то, что они были разбросаны бесформенными кучами, оказались подозрительно плоскими и ровными, во многих из них виднелись большие квадратные отверстия, а сами кучи будто бы кто-то специально выложил ровными рядами. Да, больше гадать не приходилось – это и была Кола. Полностью разрушенная, вывороченная и выпотрошенная, словно муравейник после нашествия медведя-лакомки. Смотреть на этот кошмар было невыносимо, Нанас опять почувствовал тошноту. Он понял, что не сможет проехать по мертвому селению, и вновь повернул оленей правее. Уж лучше смотреть на безжизненный ровный холм, от него тошнит меньше.
Нанас явственно чувствовал, как шевелятся волосы на затылке. Он никак не мог понять, осознать того, что здесь когда-то случилось. Люди никак не смогли бы сотворить такого! Значит, это сделали духи. Но почему, зачем? Нет, понятно уже, что они разгневались на людей, но для чего было изливать свой гнев таким жутким образом? Чтобы напугать людей? Но разве после такого здесь остался хоть кто-то один, чтобы пугаться? Или же духи мерялись силой друг с другом? Но тогда при чем же тут люди?
Юноше снова пришло в голову сравнение, впервые возникшее нынешней ночью. Духи просто играли. Они создали людей с той же целью, что и матери, шьющие ребятишкам кукол из обрывков оленьих шкур, или малышня, строящая из щепочек-палочек кукольные вежи, делая сопки из песка и камней и втыкая вокруг ве- точки-деревья. А потом играть надоедает – и ребятня с хохотом рушит сотворенный ею игрушечный мир: распинывает на прежние щепочки вежи, затаптывает горы и сопки, камнями и палками сшибает леса. Но ведь и тут – то же самое! Все в точности так же, только намного, намного больше. И люди здесь жили настоящие, а не сшитые из шкур. Или это только для них самих они настоящие, а для духов – те же куклы? Но тогда духи не только жестоки, но и глупы!..
Подумав так, Нанас даже ахнул и невольно прикрыл голову руками, ожидая, что вот-вот на него рухнет с неба что-то вроде огненных нарт. Но ниоткуда пока ничего не падало, и он поспешил попросить у духов прощения. В конце концов, могло и впрямь оказаться, что это играли всего лишь дети. Дети духов. А что, почему бы им не иметь детей? Ну, а дети есть дети, они ведь зачастую не ведают, что творят. Подумаешь, сломали кукол! Мама сошьет других. Подумаешь, вырыли ямку и попрыгали там, где жили люди! Построим новые селения, еще и получше. Только почему-то никто никого не шьет и ничего не строит. Видать, наигрались совсем. Или выросли. Но… где тогда новые дети?