Полярная фактория
Шрифт:
— А как же ваш товарищ?
— Эге, он-то и причина всей катавасии. Мы выследили мишек еще днем. Ночью он вышел и видит на снегу, как на ладони, два зверя. Не разбудив меня, он ба-бах одному в башку. Тот за ним, он на берег речки — там раненого прикончил. А другой, меж тем, к палатке — и завалил. Просто — милости нет!..
Было удивительно, как в маленьком человеке с женоподобным изможденным лицом, прорезанным преждевременными глубокими морщинками, живет такая бесстрашная душа героя…
СБОРЫ
Г. Омск был отправным нашим пунктом.
Сюда
Отход намечался приблизительно первого-второго июля. Но уже за месяц и даже раньше началась горячка и суета.
В те дни — 1931 год — в ряде товаров ощущался острый голод. Агенты снабжения битый день рыскали по учреждениям, конторам, складам, разнюхивали, разыскивали, просили, убеждали, требовали, клянчили. Летели телеграммы в Красноярск, Москву, Свердловск, Тобольск. Выяснялось движение грузов. Работа шла напряженная. По вечерам сходились у уполномоченного с.-х. отделом т. Иванова в гостиннице „Деловой двор“ и до поздней ночи подытоживали выполненное за день, планировали дальше.
Ощутительные прорывы создавал центр. Из Москвы, после настоятельных повторных запросов, приходило извещение, что такой-то груз к сроку доставлен не будет. На него твердо рассчитывали, он был заказан, согласован и гарантирован чуть ли не полгода-год тому назад — и вдруг сюрприз!.. Ликвидировать прорыв местными средствами — это значит: вновь хлопотать, просить, требовать, убеждать и, в конце-концов, получить лишь кое-что, лишь какую-то часть необходимого. Другими словами, масса непредвиденной работы и из рук вон скверное снабжение.
Выяснилось, например, что интересы с.-х. отдела Комсеверпути не только не совпадают с интересами омской базы того же Комсеверпути, но в иных случаях абсолютно противоположны. Тов. Калганников, ведающий омскими складами базы, никак не хочет удовлетворить требований тов. Забелина, приехавшего из Красноярска с специальной миссией снабдить и отправить полярников.
У тов. Забелина есть широчайшие полномочия от правления, но и у тов. Калганникова тоже есть полномочия, которые, видимо, ничуть не хуже.
Тов. Забелин лично разрабатывал проекты снабжения факторий, ему известны все нормы в точных цифрах, но и т. Калганников отлично знает, что кому нужно.
Примерно, идет разговор о фруктах:
— Позвольте, но у вас же есть консервы.
— Мало ли что у меня есть… Есть всего три ящика.
— Давайте три.
— Ого!.. Последние?..
— Но поймите же, у них может случиться цынга. От банки фруктов, возможно, будет зависеть жизнь больного.
— Ерунда. Вам отдай, а потом при нужде хлопай глазами. Обойдутся ваши полярники.
Споры и разногласия происходят на виду, в общей комнате береговой конторы, в присутствии рабочих и служащих.
Как в больших вопросах, так и в малых, скрипело, заедало и тормозилось. Нарастали с обеих сторон раздражения и нервность.
Дошло до того, что Забелин и Иванов восклицали по одному из поводов.
— Это же явное вредительство!
Для человека с государственным оглядом — основание полярных факторий — крупное дело общественного масштаба. Для чиновника — чужой, малокасающийся его узко районных интересов вопрос, досадно путающий местные планы снабжения. Понаехали, мол, откуда-то из центрального правления ферты — и все им подай! Вывороти из складов все потроха.
Чиновнический кругозор родит чиновническое отношение, с привкусом, видимо, не изжитого еще чиновнического местничества.
К глубокому моему огорчению, с сотрудничеством для Географического общества дело не сладилось.
Когда я перед от’ездом зашел, секретаря не оказалось. Меня принял председатель Андреев-Долгов. Выслушал он не очень внимательно, слегка позевывая, видимо, в силу лишь необходимости слушать, раз пустил в кабинет.
— Ямал?.. Гм… Ну, какие там интересны исследования?.. Впрочем, от нас — от Убекосибири — туда направлена экспедиция. С нею и Воробьев — вы, вероятно, там его встретите, — сказал он скучающим тоном.
Оказалось, что помимо возглавления Омского географического отдела он является также и начальником Убекосибири. Когда я заговорил о приборах и инструментах для метеорологических наблюдений, он лениво отмахнулся.
— Что вы! Откуда у нас инструменты? Экспедицию и то кое-как снабдили. С бору да с сосенки посбирали. Впрочем, в Новом порту вы догоните Воробьева и скажите: пусть снабдит вас, чем сможет.
Мне стало неловко. Показалось, что и впрямь какой-то Ямал, у чорта на куличиках, не представляет собой ничего интересного. С тем и ушел, получив в напутствие еще один ленивый зевок.
В Новый порт мы прибыли спустя целый месяц. Экспедиции, в которой участвовал Воробьев, там уже не было.
И если за тринадцатимесячное пребывание на Ямале мне случалось иногда с досадой думать о несостоявшейся работе для географов, то воспоминание о скучающе-ленивой позевоте быстро сгоняло досаду: не такой уж пуп земли — Ямал, чтобы раскачать скучающего председателя!
II. КАРАВАНОМ В ПУСТЫНЮ
ИРТЫШ
Из Омска мы ушли в такую пору, что, пожалуй, никто, кроме вахтенной команды, и не видел предместий города. Когда пассажиры проснулись, караван уже был в ходу. Пасмурное небо клало свой отпечаток на воду: она казалась холодной, противно грязной.
Сибирь вообще богата большими реками, однако и среди них Иртыш выделяется своей могучестью и полноводием на огромном протяжении. Круглое лето по нему рейсируют большие срочные пароходы с солидной для речного судоходства осадкой. И хотя в период наибольшего обмеления передаются по телеграфу уровни воды на угрожающих участках, но, кажется, Иртыш еще ни разу не подводил лоцманов. От Семипалатинска до Тобольска рейсы совершаются регулярно и беспрепятственно. Конец немалый — свыше тысячи километров по прямой воздушной линии. А если принять во внимание извилистость реки и капризность фарватера, то, пожалуй, — вдвое. Судоходен Иртыш и выше Семипалатинска, и ниже Тобольска, вплоть до Самарова, где он впадает в Обь.