Полые холмы
Шрифт:
Эктор как раз незадолго перед тем женился. Жена его, по имени Друзилла, была родом из Йорка, из римско-британской семьи. Отец ее Фаустус был городским советником и оборонял город от Хенгистова сына Окты, он же потом находился в числе тех, кто настоятельно советовал вождю саксов смириться перед Амброзием. А Эктор в то время сражался в армии моего отца. Там, в Йорке, он познакомился с Друзиллой и взял ее в жены. Оба исповедовали христианство, потому, быть может, их пути и нечасто пересекались с Утеровыми. Но я вместе с отцом своим Амброзием не раз бывал в Йорке в доме у Фаустуса, где велись долгие беседы о том, как замирить северные земли.
Замок в Галаве был почти неприступным. Построенный на месте старого римского форта, он стоял на берегу озера, а с двух сторон его защищали глубокая река и заросший лесом горный склон. Подойти можно было только по открытой воде или же по узким, постоянно охраняемым горным ущельям. Но видом Экторов дом на крепость не походил. За стенами росли деревья, расцвеченные в это время года золотом и багрянцем осени, на глади озера виднелись лодки, по низким берегам многоводной, плавно текущей реки в камышах сидели с удочками рыболовы. Зеленые луга вокруг пестрели стадами, а к стенам замка, совсем как в мирные римские времена, жалась деревня. В лесу, милях в двух от замка, был монастырь, а выше, на горах, где кончались леса, на голых пастбищах, покрытых лишь короткой травой да каменными россыпями, прямо у себя над головой можно было видеть местных серо-голубых овец, которых пас веселый пастушонок, обороняющийся от волков и хищных горных лисиц с помощью посоха и единственной овчарки.
Я отправился туда один, не торопясь. И хотя ненавистную бороду я сбрил и обличье свое не менял, проехал никем не узнанный и не замеченный и под вечер ясным октябрьским днем прибыл в Галаву.
Главные ворота стояли нараспашку, за ними на широком мощеном дворе мужчины и отроки разгружали воз сена. Волы стояли смирно, жуя свою жвачку; рядом парень поил взмыленных лошадей. Из-под колес лаяли собаки, в соломе деловито рылись куры. Двор затеняли деревья, а по обе стороны от парадного крыльца на клумбах под поздним осенним солнцем золотились и рдели яркие ноготки. Все это напоминало скорее процветающую деревенскую усадьбу, а не замок, но сквозь открытую дверь я увидел развешанные рядами свежевычищенные доспехи, а откуда-то из-за высокой стены раздавались военные команды и лязг железа – шли учения.
Я остановился под аркой ворот, и в тот же миг передо мной вырос привратник. Он спросил, чего мне угодно. Я вручил ему кошелек, в котором лежала моя фибула с драконом, и велел отнести господину. Не прошло и нескольких минут, как он воротился, запыхавшись, за ним поспешал управитель замка, который сразу же проводил меня к графу Эктору.
Эктор мало изменился. Был он среднего роста и, должно быть, средних лет; будь жив сейчас мой отец, прикинул я, они были бы ровесники, то есть лет сорока с небольшим. В каштановой бороде серебрились нити седины, под смуглой задубелой кожей кровь играла здоровым румянцем. Жена его, женщина еще молодая, лет на десять моложе мужа, оказалась высокой, статной, в обхождении молчаливой и даже слегка робкой – только взгляд серо-голубых глаз опровергал чопорные манеры и сдержанное немногословие. Эктор выглядел человеком, вполне довольным жизнью.
Он принял меня с глазу на глаз в небольшой комнате, где у стен стояли прислоненные луки и копья, а перед очагом грелись четыре борзые собаки. В очаге жарко полыхали сосновые поленья, уложенные высоко, как на погребальном костре, и неудивительно, ибо узкие амбразуры-окна стояли незастекленные, сквозь них свободно входил бодрый октябрьский холод, и ветер выл в тетивах луков, будто пятая борзая.
Эктор с медвежьим радушием ухватил меня за локти и воскликнул, сияя:
– Мерлин Амброзии! Вот так радость! Сколько лет мы не виделись? Два года? Три? Немало с тех пор воды утекло и немало звезд попадало, а? Ну, добро пожаловать, добро пожаловать! У меня в замке ты самый желанный гость. Ты, говорят, прославился за это время? Каких только небылиц про тебя не рассказывают... Ну да теперь я узнаю правду, и из первых рук. Но, клянусь блаженной кончиной Господа, ты час от часу все более на него походишь! Только вот похудее телом, да, похудее. Вид такой, будто ты целый год доброго куска мяса не съел. Садись-ка поближе к огню и позволь мне распорядиться об ужине, прежде чем мы приступим к беседе.
Ужин был превосходный и обильный, в десять раз больше, чем мне нужно было, чтобы насытиться. Эктор ел за троих, а остальное пришлось на мою долю. За едой мы беседовали, обменивались новостями. О беременности королевы он уже знал и сразу завел про это разговор, но я не поддержал его и справился вместо этого, успешно ли прошел в Вирокониуме совет королей. Он присутствовал на этом совете и лишь недавно возвратился домой.
– Успешно ли? – переспросил Эктор. – Трудно сказать. Съехались многие. Коэль Регедский, понятно, был, и все другие властители здешних земель. – Он перечислил с десяток своих соседей. – Один только Риокатус Вертерский прислал гонца, сказался больным.
– А вы, стало быть, не поверили?
– Кто поверит хоть единому слову этого шакала? Разве что другой такой же подлый блюдолиз, – в сердцах ответил мне Эктор. – Но волки собрались всей стаей, так что пожиратели падали в счет не идут.
– И король Стрэтклайда был?
– О да, конечно, Кау приехал. Ему, понимаешь ли, с запада пикты житья не дают. Они сроду соседям в печенки лезли. Кау хоть и сам пиктских кровей, но готов вступить в любой союз, который помог бы ему держать в руках эти его дикие земли, так что к совету королей он отнесся благосклонно. На него, я уверен, можно будет положиться. Другой разговор, сумеет ли он держать в подчинении свору своих сыновей. Слышал ты, что наделал один из них, совсем еще юный негодяй по имени Хель? Ему бы, кажется, и копье-то поднимать не по возрасту, а умудрился минувшей весной взять силой одну из дочерей Мориена. Как раз на пути в монастырь: папаша при рождении дал обет отпустить ее в монахини. Поднял молокосос копье на девицу, и рука не дрогнула. Когда отец об этом узнал, она уж была за кордоном и не в том виде, чтобы соваться в монастырь, даже самый терпимый. – Эктор усмехнулся. – Мориен, конечно, в крик: насилие, мол, да все его на смех подняли, ну он и приумолк, поладили миром. Стрэтклайд, некуда деваться, раскошелился, но в Вирокониуме он и Мориен сидели в разных концах зала, а Хель и вовсе носу не показал. Ну да они сговорились забыть взаимные обиды. Утер это дело сумел уладить, так что с Регедом и Стрэтклайдом теперь добрая половина северян стоит за верховного короля.
– А другая половина? – спросил я. – Что Лот?
– Лот? – Эктор фыркнул. – Этот бахвал! Да он распишется в верности самому дьяволу вместе с Гекатой за несколько лишних акров земли. О Британии он печется не больше, чем вон тот пес у очага. Даже меньше. И он, и бешеный выводок его братьев сидят на своей холодной скале, и дела им ни до кого нет. Эти будут сражаться, только если им выгодно, и весь сказ. – Эктор помолчал, глядя в огонь и носком сапога щекоча брюхо псу; животное зевнуло и блаженно прижало уши. – Но на словах он за нас, и, может быть, я возвел на него напраслину. Времена-то меняются, теперь и варвары, вроде Лота, не могут не видеть, что, если мы не объединимся и не свяжем себя нерушимой клятвой, быть опять Всемирному Потому.
Под этим Эктор подразумевал не наводнение, а великое вторжение диких племен, происшедшее столетие назад. Пикты и саксы и присоединившиеся к ним скотты из Ирландии хлынули в Британию через вал Адриана, все на пути обрекая огню и топору. Тогда их под Сегонтиумом наголову разбил Максим, он прогнал их прочь, завоевав Британии мир, а себе – империю и место в легенде.
Я сказал:
– Лотиану принадлежит ключевое место в обороне, задуманной Утером, даже более важное, чем Регеду и Стрэтклайду. Я слышал – вот не знаю, правда ли? – что по берегам Алаунуса тоже поселились англы и что союзных англов к югу от Йорка по реке Абусу теперь в два раза больше, чем при жизни моего отца.
– Это правда, – сокрушенно подтвердил Эктор. – И южнее Лотиана на побережье нет никого, кроме Уриена, еще одного стервятника, который кормится от Лота. Да нет, пожалуй, я и к нему несправедлив. В конце-то концов, ведь он женат на Лотовой сестре, как же ему не плясать под его дудку. А кстати, говоря об этом...
– О чем? – спросил я, потому что он не договорил.
– О женитьбе. – Он нахмурился, но тут же ухмыльнулся. – Забавное дело, хотя затея дьявольски опасная. Ты знаешь, что у Утера есть побочная дочь, не помню ее имени, ей сейчас лет семь или восемь?