Полынный мой путь (сборник)
Шрифт:
Проехав с километр, за околицу, около разбитого поста ГАИ наши танки встали. Перед ними чернела толпа ингушей. Человек двести – триста перегородили собой дорогу, они стояли под моросящим дождем и низко, исподлобья, смотрели на свой Чермен, подчеркнуто не замечая танки и нас, гражданских в автобусе.
Солдаты оттеснили толпу, чтобы танки прошли дальше, а наш автобус остался, здесь конец маршрута, разрешенного властями Осетии. Впереди Ингушетия, другая власть. Восемь танков остались охранять перекресток, а с ним – границу Северной Осетии.
Буквально рядом, там, куда гаишники
Мне, как старшему по возрасту, нужно было выйти из автобуса первым и спокойно начать переговоры. Вышел и словно окунулся в горячий поток.
Несчастные, потерявшие все на свете, люди окружили меня плотным кольцом, проклятье и ненависть источали их лица. (Видимо, приняли за большого начальника, потому что все разом начали кричать, махать руками – готовился суд Линча.) Я стоял и чувствовал спиной холод шального кинжала, удар которым мог бы получить в этой неразберихе… Опять шляпа выручила. Не убили, не растерзали, хотя и могли.
– Кто такой?
Я представился. Тишина. Мое имя в Ингушетии знали. Потом опять все разом заговорили, каждый желал выплеснуть свое горе и облегчить сердце. Эти обездоленные кавказцы меньше всего походили на жестоких боевиков, образом которых пугает нас СМИ. Обыкновенные крестьяне, только очень несчастные и обманутые. Кто-то из них, конечно, стрелял, кто-то жег и убивал… Они же мужчины, защищали родные дома. Как же можно осуждать их?
Три часа терпеливо объяснял я людям, как бы они ни стреляли в осетин, какие бы проклятья ни посылали в их адрес, все равно они останутся соседями осетин. И других соседей у них не будет! И слава Богу. Соседство это повелось со времен Кавказской Албании, их древней Родины. Такова воля судьбы.
Теперь как жить? Кто первым простит? И простит ли?.. Да и нужно ли прощение, от которого ничего не зависит?
Не знаю, кто вырастет из 14-летнего мальчишки, расстрелявшего из автомата двадцать четыре заложника. Пацан для одних превратился в героя-мстителя, для других – в убийцу. Но виноват ли мальчик, что он кавказец? Он никогда и никому не уступит свой Кавказ. У него в крови мстить за Албанию, за поруганную свободу, он родился таким. И мстит, как умеет.
Его кровь – не разум! – помнит причину мести…
Не знаю, какие сны видят те, кто в гневе и ненависти рубил в Чермене головы детям, уродовал тела убитых, кто под покровом ночи или дыма грабил убитого соседа, тащил все, что попадалось под руку. Мне неважно, кто он – осетин или ингуш. Кавказец не сделал бы так, не смог бы так сделать. Кровь предков не позволила бы ему, представителю четвертой расы человечества… «Помни о гордости, сынок».
Не знаю… мы мало знаем о человеке нового, неалбанского Кавказа, равно как о новой Кавказской войне. Война стала до неприличия двуликой, зло и доблесть намешаны в ней. Не отличишь. Она переламывает людей, роняет их человеческое достоинство, даже когда называет вооруженного ингуша боевиком, а вооруженного осетина – гвардейцем, намеренно усиливая тем самым их вражду.
Последнюю надежду на очерк я оставил во Владикавказе, вернее, в пригородах его, когда попытался вырваться из города. Мне нужно было в горы, подальше от отвлекающей войны, чтобы начать работу. На автовокзале нашел отходящий в Тбилиси автобус, его должны сопровождать два «жигуленка» с автоматчиками. Однако когда мы отъехали километров пять – семь, сопровождение предательски скрылось. Из кустов вышла вооруженная группа.
Очередь из автомата остановила переполненный автобус. К счастью, стреляли в колеса. Нас выгнали на шоссе, началась проверка документов. И – раскрылся очередной обман войны, вернее, военная хитрость. Осетин захватили в заложники. Меня и двух греков отпустили… Опять шляпа выручила! И документы. Но испытывать судьбу я больше не решился.
Слишком все обманчиво, уродливо и глупо на этой совсем не праздничной войне.
Северная Осетия – Ингушетия, 1992 г.
Моя «фолк-хистори», горькая, как полынь
(Продолжение беседы)
– Известно, что на Тибете по приказу Гитлера немцы искали Шамбалу – гору Бессмертия. Что вы думает о Тибете, Шамбале? Как они связаны с вашей тематикой?
Я не романтик, а сугубый прагматик, поэтому огорчу читателей: мое мнение о «бессмертии» старо, как мир. На свете лишь Бог вечен. Остальное – прах. Даже Шамбала вместе с людьми, нашедшими ее. Бессмертие – это скорее образ, используя который, грешники надеются примерить на себя одежды Бога. Миф, рожденный их воображением. «Кесарю – кесарево», – говорили в древности, и были абсолютно правы.
Гитлер – атеист и мистик, значит, он из породы людей, думающих о бессмертии. То же отличало Сталина, других пленников этой навязчивой идеи спасения.
Нет, бессмертия я не желаю ни себе, ни кому-то другому, а веры в Бога – всем. Мне ближе точка зрения предков, считавших, что бессмертие обретают поступком во благо своего народа. Лишь подвигу открыта дорога к бессмертию. Имя героя прославят поэты и сказители в произведениях, а люди – в воспоминаниях. Иначе говоря, я хочу высказать простую мысль – мир сам создает бессмертных, когда дело их остается и продолжается.
Возьмите хана Акташа, он, когда шло заселение Великой Степи, первым вывел свою орду на берег реки Итиль (Волги), потом – на Кавказ, к Дербенту. Или хана Баламира, который в 370 году разбил армию Запада и перешел Дон. То была важнейшая битва, которая открыла дорогу на запад, за Доном начиналась тогда Европа.